— Молодой человек, — позвал сзади мужской голос. — Чуть помедленнее, вас не догнать.
— Давно догоняете? — спросил Ганс, поворачиваясь.
— Ровно секунду, — ответил Мортимер, поравнявшись с ним. — Напрасно вы здесь разгуливаете, можно и потеряться.
— Здесь — это где? — уточнил Ганс, продолжая движение.
— Долго объяснять, — уклончиво сказал Мортимер. — В клинику мы вас поместить не рискнули. Для вас, кадровых разведчиков, выбраться через окно с двадцатого этажа, придушить во дворе неугодного человечка, а потом незаметно вернуться обратно — плёвое дело. Поэтому вы здесь.
— Ну уж прямо придушить, — произнес Ганс, который был польщен. — А с чего вы взяли, что мы шпионы?
— А разве нет? — посмеиваясь, сказал Мортимер. — Разве не вы совсем недавно подумали, что бестолку воевать с народом, который убить невозможно?
— Майн гот, — пробормотал Ганс. — Можно я вас завербую?
— Договоримся так, — сказал Мортимер. — Вы у нас отдохнёте, приятно и с пользой проведёте время, изучите, скажем, китайский язык, это модно, а перед отъездом получите подробный отчет о проделанной вами разведработе. Факты будут достоверные, и не нужно будет подглядывать из-за угла, рискуя свернуть шею. Идёт?
— Это ещё неизвестно, кто кого вербует, — ответил Ганс. — Зер гут, лучше не придумаешь. Надеетесь, что примут за бред пьяного студента?
— Надеюсь, что заинтересуются, — отозвался Мортимер. — Тем более что проверить нетрудно. А вот и ваша палата…
После операции Иеремия разительно изменился, стал увереннее в себе, улыбчивее, глаза засверкали. Всё, что раньше давило, исчезло, это чувствовалось, но нет-нет, а что-то вдруг вспоминалось, и он замыкался, правда ненадолго.
Вот такой Иеремия нравился Лере, она уже за него не боялась. На второй день ближе к вечеру он смело вышел из дома, который раньше не покидал, и присоединился к ребятишкам, гонявшим на лесной опушке футбольный мяч. Ребята, в основном его сверстники, знали кто он такой, откуда — непонятно, но знали. Один из них, постарше, второгодник из восьмого класса, забубнил было, что играть с пылесосом не будет, однако всем было интересно, на второгодника шикнули.
Разбились на две команды. Иеремия взял, да в одиночку обыграл команду противника. То есть, первые две минуты все бегали одинаково, потом Иеремия включил третью скорость, не остановишь. Везде успевал, и в защите, и в нападении, а забивал только он, так как с мячом у ворот противника оказывался раньше всех. Счет был скорее волейбольный, чем футбольный — 25:3.
Естественно, Иеремия стал кумиром, даже второгодник первым подавал руку, но Иеремии со сверстниками стало неинтересно. Тёмные это были люди, падкие на лесть, завистливые, книжек не читали.
Лера, умная женщина, заметила, что он сторонится компании ребятишек, которые, боясь здоровенного Трезора, из-за забора тоненько вызывали Рэма поиграть в футбол, а он даже не отзывался. Сидел у компьютера и с одного раза проходил очередной экшен. Наловчился обходиться без мышки, назубок выучил все «горячие» клавиши.
— Рэм, — сказала Лера, подсаживаясь к мальчику. — Я понимаю, что тебе с ними неинтересно, но ты у них сейчас вожак. Развей успех, иначе нарвёшься.
— Я их всех одной левой, — ответил Иеремия без интереса. — С ними говорить не о чем.
— Ты как с другой планеты, — вздохнула Лера. — Из другого мира. А ты ведь теперь такой же, как они.
Иеремия помолчал, потом сказал:
— Ошибаешься, сестрица, не такой. Один пацан называет меня пылесосом. Знают, кто я.
И тихонечко попросил:
— Можно я буду называть тебя сестричкой?
— Можно, — ответила Лера, часто-часто моргая. — Черт, соринка в глаз попала…. Ничего, я всем объясню, что ты обычный мальчик. Только вот как быть со школой? Ты любой предмет знаешь лучше учителя. В институт? Без школьного аттестата? Пусть в институт, но беда в том, что ты и там заткнешь любого преподавателя за пояс. Горе с тобой, братец. Ни свидетельства о рождении, ни паспорта, ни аттестата, ни диплома. Без документов тебя не возьмут даже чистить общественные туалеты.
— Ты меня совсем не любишь, — сказал Иеремия, не отрываясь от компьютера. — Я тебе не нужен. Возьму и уйду в лес. И замёрзну.
— Ну что ты мелешь? — рассердилась Лера. — Сидит тут, понимаешь, и мелет.
Встала и ушла. Иеремия усмехнулся и пожал плечами.
Этим же вечером, где-то часов в десять, в ворота позвонил Тарнеголет, одетый в длинный серый плащ-дождевик, резиновые сапоги и шляпу с пером. На плече у него висело какое-то ненормальное ружье с толстым дулом.
— Пошёл поохотиться, — объяснил он открывшей ему Лере, — да заблудился. А тут ваш дом.
Она невольно повернулась к особняку по соседству.
— Да, да, — сказал он. — Я вас понимаю. Вроде бы мой особнячок-то, но пока, увы, нет ни права собственности, ни ключа. Вся закавыка в том, что я иностранный подданный. Не подкинете до гостиницы?
— Зиновий Захарович, — Лера развела руками. — Места полно, а вы на ночь глядя в гостиницу. Целый этаж свободен, хоть насовсем перебирайтесь.
— Нет, нет, голубушка, — сказал Тарнеголет. — Только переночую, а завтра в свой номер. Привык, понимаешь…
— Какая охота в Волшебном лесу? — говорила Лера, ведя его к дому. — Тут зайцы говорящие, кабаны ручные, разве можно?
— Да вот, Олег Павлович ружьишко подарил, — отвечал Тарнеголет. — Дай, думаю, понарошку. Шляпу достал, перо приспособил. А зайцы как меня увидели, так и разбежались…
Глава 18. Мне ещё образцы собрать надо
Во дворе глухо и монотонно гавкал Трезор. Лера включила ночник. Василий дрых без задних ног, тихонечко похрапывая. Дальше будет хуже, раньше не храпел.
— Подъем, — сказала Лера и потрясла его за плечо. — В дом лезут воры, подъем.
Никакой реакции, а раньше тут же просыпался.
Накинув халатик, Лера вышла на крыльцо. Тут уже, поёживаясь от утренней прохлады, с ноги на ногу переминался Иеремия в майке, длинных шортах и пляжных тапках. Светало, было начало пятого.
Вместе пошли к Трезору. Тот стоял возле своей конуры мордой к лесу и лаял через каждые три секунды, хоть засекай.
— Хватит, — сказала ему Лера.
Трезор потрусил к воротам, часто оглядываясь, как бы проверяя — идут за ним или нет.
Вместе вышли за ворота, Трезор повел в лес.
— Идёшь? — спросила Лера.
— С большой неохотой, — ответил Иеремия, который отстал метра на три.
Сзади затрещали сучья, их догнал Тарнеголет в плаще и с допотопным ружьем.
— Это стреляет? — ехидно осведомился Иеремия.
— Это помповый дробовик, — с гордостью сказал Тарнеголет. — Подарок любимого руководителя. Он лично при мне выстрелил в чучело кабана.
— Попал? — поинтересовалась Лера, которую в легком халатике начал пробирать озноб.
— Какое там, — ответил Тарнеголет, снимая плащ и накидывая ей на плечи. (Она чмокнула его в колючую щеку). — Олег Павлович не стрелок, он разит другим оружием. Вот тут уже без промаха.
— Тихо, — сказала Лера, увидев, что Трезор прижал уши и начал красться.
Вот он остановился, принюхался и ломанул прямиком через кусты.
— Вперёд, — воскликнул Тарнеголет и пошагал за псом, выставив перед собой ружье.
Обойдя кусты, они очутились на большой поляне со странной блестящей черной горой посредине. Гора вдруг зашевелилась, откуда-то сбоку вынырнула огромная чешуйчатая голова на мощной шее, открыла блестящие глаза и тихо прошипела: «Лилит».
Это имя Лера уже слышала от Мортимера. Женщина — мечта, которую из зависти возвели в ранг дьяволицы. Копия Леры, точнее: Лера копия Лилит. Значит, эта зверюга обращается к ней.
— Можно? — шепотом спросил Тарнеголет. — Я не промахнусь.
— Постойте, — сказала Лера, ища глазами Трезора.
Тот, весь напружиненный, стоял на краю поляны, уставившись на чудище. Внезапно щеки его задергались, зубы оскалились. Грозно рыкнув, он оглушительно залаял и кинулся на зверюгу.
— Фу, Трезор, фу, — крикнул Черемушкин, появляясь из-за кустов. В руке у него был пистолет. — Это Самаэль. Не узнал, что ли?
Трезор принялся гавкать на Черемушкина. В это время, заслонив белый свет, Самаэль поднялся во весь свой гигантский рост, занес передние лапы над Лерой. Тарнеголет поднял ружье, но Черемушкин выстрелил в него из пистолета.
— Вася, — прошептала Лера и осеклась, вспомнив, что пистолета в их здешнем доме не было, он остался в Москве.
Затем сразу произошло несколько событий: выронив ружье, Тарнеголет начал опускаться на колени, Трезор, подпрыгнув, вцепился Самаэлю в лапу, Самаэль заревел, принялся стряхивать собаку, которая держала лапу мертвой хваткой, Черемушкин ловил на мушку мотающегося в разные стороны Трезора, а Иеремия, подняв ружье, выстрелил в Черемушкина и зарядом дроби разнес ему голову.
Нет, это была неправда.
— Вася! — закричала Лера, но Черемушкин, укороченный на целую голову, забежал за Самаэля, спрятавшись от меткого паренька.
А Иеремия между тем принялся обстреливать Самаэля, метя в глаза. Вот погасил правый, заставив зверя зареветь на весь лес. Дракон попятился назад, растоптав несчастного Черемушкина. Откуда-то сверху в него ударил сноп огня, дракон вспыхнул, как соломенный, помотался из стороны в сторону и обрушился туда, где до этого лежал Тарнеголет. Старика спас Трезор, который, взяв зубами за штаны, успел оттащить его прочь, а уже Лера с Иеремией перенесли подальше от пожарища. Тарнеголет открыл глаза и слабо произнес: «Я ещё жив? Что молчите?» «А что говорить-то? — отозвался Иеремия. — Раз спрашиваете, значит — живы».
Самаэль сгорел быстро, в какие-то секунды, будто и впрямь был из соломы.
Краем глаза Лера уловила какое-то движение на другом конце поляны, но подумала, что показалось.
Тем временем сверху на поляну опустился настоящий Самаэль. С него ловко спрыгнул Небирос, одетый в джинсовую пару, и подошел к Лере. Осмотрел с головы до ног, улыбнулся одобрительно, похлопал по плечу, потом присел на корточки перед Тарнеголетом, который, покряхтывая, начал садиться. Иеремия с дробовиком на плече стоял рядом.