не нужно.
Город красивый, здоровенный, пешком ноги стопчешь. Езжу на трамвае, автобусе, либо конной бричке. Как гостю города опять же бесплатно. Сечешь?
Магазины блеск, выбор огромный и страшно дешево, но есть и секонд, там, естественно, за так. А дальше слушай: в секонде тут задарма дают то же самое, что у нас в шопах продают за бешеные бабки.
Вчера приезжал Ален Делон, выступал перед местным молодняком. Мы с Жаном тоже были, после встречи поболтали с метром. Ему тут страшно нравится, жаль уже старенький, а то бы запросто переехал. Поговаривают, здесь его пообещали омолодить. Ты мотай на ус-то, мотай. В этом Знаменске кто уже только не побывал, разве что Элвис Пресли не был, да и то потому, что помер.
Только что позвонил Жанчик, получил аванс. За такой аванс в центре Парижа нужно работать круглый год.
Да, и ещё. Опять же под боком Волшебный лес, где есть всё. На рынок ходить не надо. Так вот, если интересно, я нашла тут плантацию классной дури.
А теперь думай, почему я хочу остаться».
Это письмо позвало в дорогу не одного только ёжика, а и с десяток её подруг и друзей, живущих в пригороде Парижа и мечтающих о светлом будущем. Так что вскорости трехэтажный особняк Жана Бланшара кишел веселой молодежью. Жизнь била ключом начиная с момента приезда весь день, весь вечер и до полуночи, пока на пороге развеселого особняка не появилась парочка крепких белозубых молодых людей.
Один из них, который назвался Небиросом, прошел через косоглазую толпу как нож сквозь масло и вырубил орущий проигрыватель. В это время второй, который назвался Берцем, быстренько выяснил причину косоглазия и конфисковал мешок ворованной марихуанны, тайком с целью наживы разведенную Старожилом.
Далее Небирос отозвал в сторонку пьяно улыбающегося Жана и что-то сказал ему на ухо, после чего Жан мгновенно протрезвел, покрылся испариной и, прижав руку к сердцу, клятвенно заверил его в чем-то.
Потом они пожали друг другу руки, и на этом всё. Ночь прошла спокойно, а утром Жан пошёл на работу, друзья же вместе с Ивет — на пляж.
Здесь, на пляже, было удивительно. Чистейшая бирюзовая вода, белый песочек, как на острове Аруба, в отдалении автоматы с ледяным пивом, беседки для барбекю, откуда тянет ароматом жареного мяса. Десять утра, час назад завтракали, но запах сногсшибательный. Даже не окунувшись, побежали к ближайшей беседке, где колдовал с мангалом толстый и загорелый усатый дядька в белом халате и белом колпаке.
— Шашлык хочешь? — спросил он. — Бери.
Широко повел рукой по стоящим на деревянном столе подносам с мясом на шампурах.
Отмахнулся от евро, как от мух.
Не врала Ивет про халяву. А мясо оказалось вку-усное. Главное — вовремя, потому что уже в одиннадцать на пляже было не протолкнуться. Видать, не одна Ивет написала письмо своей подруге. Кого тут только не было: и черные вертлявые африканцы, и сухопарые англичане с белыми, как снег, животами, и коричневые поджарые кубинцы, и упитанные немцы, и вертящие бедрами бразильянки, и кривоногие…. Впрочем, оставим этих, кривоногих, на совести тех, кто их пригласил в лучший город Земли.
И всем-всем шашлык и прочее жареное мясо раздавалось бесплатно. Какое уж тут искусственное море, какой загар. Кстати, пиво пили все, даже непьющие и даже те, кто не хотел. Вот где было бескрайнее море, и ведь никак не кончалось. Чудо!
Потом кто-то дотумкал, что это рекламная акция. Значит, завтра за всё придется платить. Вот давка-то началась.
И тут подъехал длинный розовый лимузин, из него вышел неимоверно длинный негр, одетый как последний пижон во всё белое. Подняв вверх руку, заставил всех замолчать (попробуйте-ка заставить замолчать полупьяную толпу) и без всякого рупора, но так, что все услышали, сказал:
— Никакая не акция. Пиво и мясо даром, а вот за пользование туалетом придется раскошелиться.
Все возмущенно заорали, не в море же, пардон, опоражниваться, а Мортимер, это, конечно же, был он, весело расхохотался и провозгласил:
— Шутка, господа. Но покушать можно не только на пляже. Бесплатные обеды во всех ресторанах города, а ресторанов у нас много, на всех хватит.
После чего поклонился, сел в лимузин и уехал.
— Мортимер, — прошелестело по толпе. Узнали…
Вместе с Жаном в маленьком кабинете обычно сидели ещё двое — еврей Исаак Лернер, который с утра ушел в экспериментальную лабораторию, и болгарин Красимир Жеков, которому сегодня выпало участие в конференции. Так что Жан Бланшар находился в кабинете один. Другой бы на его месте руки на стол, голову на руки — и храпака, но Жан был не таков. Тут же впрягся в работу и недосып сам собой развеялся.
В одиннадцать Мусатов привел к нему высокого, под два метра, крепкого парня и сказал:
— Это Иеремия, можно Рэм. Поднатаскай по основной теме. Если заинтересуется чем другим, тоже поднатаскай.
И ушел.
— Жан, — сказал молодой француз.
— Знаю, — ответил Рэм.
— Что ещё знаешь? — тут же спросил Жан, которому некогда было возиться с новичком.
Рэм пожал плечами.
— То есть, ничего, — Жан вздохнул.
— Отчего же? — возразил Рэм. — Спрашивайте.
— Образование, ясное дело, высшее, — сказал Жан, усаживаясь за стол, на котором кроме компьютера ничего не было.
Это раньше стол ученого был завален справочниками и таблицами, теперь всё нужное хранилось на жестком диске. В том числе результаты текущей работы, которые по накоплению запросто превращались в диссертацию. Но это всё рутина, старьё, гораздо важнее то, что отсюда, с этого рабочего места, можно было производить манипуляции с оборудованием, установленным в экспериментальной лаборатории, и объектом исследования. Объектом служил доброволец, человек, биоробот не подходил. Поскольку эксперименты в пространстве Зазеркалья несли в себе элементы риска, работа объекта хорошо оплачивалась, просто золото, а не работа. Молодые ученые, так и быть, рисковали собственным здоровьем, никому не доверяли ответственный участок.
Вот сейчас, например, на экране монитора крупным планом высвечивалось лицо добровольца Лернера. Он мужественно, прощаясь с товарищами, таращился в объектив, потом суровая действительность сломала его волю. Он смежил веки, тяжело вздохнул и захрапел.
— Среднее, — ответил Рэм, придвигая к столу свободный стул и подсаживаясь к компьютеру. — Образование, говорю, среднее. Позвольте?
Подвинув к себе клавиатуру, привычно пробежал по ней пальцами. Лернер вздрогнул, открыл глаза и принялся тревожно озираться.
— Ну-ка, ну-ка, что ты сделал? — заинтересовался Жан.
Рэм показал.
— Ты же послал тревогу, — сказал Жан. — Тебе знакома эта программа?
Глава 29. Пространство Козырева
— Как-то само собой получилось, — туманно ответил Рэм.
— Почему среднее? — откидываясь на спинку кресла и пристально глядя на Рэма, спросил Жан. Этот парень чем-то заинтересовал его.
— Мне тринадцать лет, — ухмыльнувшись, произнес Рэм.
— Ну, я не знаю, — сказал Жан и вскочил с кресла. — Это черт знает что. Поднатаскай!
Забегал по кабинету, потом сказал:
— Всё, увольняюсь.
Принялся стаскивать белый халат.
Рэм стукнул пальцем по клавише, через пять секунд в кабинет заскочил дежурный по этажу.
— Где пожар? — вскричал дежурный, принюхиваясь. — У меня сигнализация ревёт.
Тут же в дверях появился Мусатов и спросил:
— Лернер не забегал?
Жан невольно посмотрел на монитор, Лернера на каталке не было. Осталась лишь вмятина на белой подушке.
Между тем Мусатов строго осведомился у дежурного, что тот здесь делает?
— Вроде пожар, — сконфуженно ответил дежурный, боком-боком протискиваясь между ним и косяком.
— Сергей Анатольевич, — сказал Бланшар. — Можно вас на минуточку?
И вывел Мусатова в коридор…
Вернувшись через пару минут, Бланшар сказал Рэму:
— Извини, погорячился.
Был он уже мягок, улыбчив, раздражение как корова языком слизнула.
Рэм с недоумением посмотрел на него.
— Пожар — твоих рук дело? — подсев к нему, спросил Бланшар.
Рэм утвердительно кивнул.
— Тройная система защиты, — сказал Бланшар. — Что перепугало Лернера?
— Привидение, — ответил Рэм, давясь про себя от смеха. Внешне, правда, это никак не проявлялось.
— Откуда в пространстве Козырева привидения? — спросил Бланшар. — Там перед человеком как наяву возникает его «субъективное время», его прожитая жизнь. Можно увидеть себя в детстве, можно даже увидеть свои прошлые жизни. Там можно излечиться от тяжелой болезни, но встретить привидение — увольте.
— Пространство Козырева — часть Зазеркалья, — сказал Рэм. — А Зазеркалье — страшная штука, там живут демоны, там блуждают покойники. Это мир мертвых. Думаете, вы со своей стерильной аппаратурой ограждены от Зазеркалья?
— Сопряжение с миром Зазеркалья — наш следующий этап, — нахмурившись, отозвался Бланшар. — Сейчас мы работаем в тестовом режиме. Мы строго ограничены пространством камеры. Вообще-то, эта информация засекречена.
— Пространством камеры, говорите? — сказал Рэм и нажал пару клавиш.
Тотчас на экране монитора появилась бледная ассиметричная вся в расплывшихся кровоподтеках физиономия Дениса Антипова.
— Кто это? — слабо спросил Бланшар.
— Денис Антипов, — сказал Рэм. — То самое привидение из Зазеркалья. Заточен навечно Олегом Павловичем Мортимером, освобожден досрочно бывшим начальником Галереи Шарком. Информация, сами понимаете, секретная.
Бланшар со скучным лицом побарабанил пальцами по столу, вздохнул и набрал телефон Мусатова. Мусатов не успел ответить, как Рэм сказал: «Смотрите» и показал глазами на настенное зеркало, из которого выбирался наружу призрачный Денис Антипов. Выбравшись, он отряхнулся от невидимой пыли и потерял прозрачность.
— Алло, — веско сказал в трубку Мусатов. — Будем молчать или как?
В эту же секунду в кабинет влетел запыхавшийся Лернер. Был он в одних трусах, растрепан, глаза бегали, как у мелкого воришки. Увидев Антипова, вскрикнул «Снова он» и начал опрокидываться в обморок. Рэм подхватил его, посадил, безвольного, на стул.