Молчание. Да что же это такое?
— Вернуться ли серафимы?
— Об этом мне не докладывают.
Розовый свет замигал, начал понемногу гаснуть.
— Если не секрет: кто построил противометеоритную защиту? — спросил Рэм, чувствуя, что связь вот-вот прекратиться.
— Повелители Венеры.
Розовый свет погас.
Рэм открыл глаза, захотел сесть, но голова закружилась, и он решил не спешить. На всякий случай подмигнул в черный глазок видеокамеры.
— Порядок? — сказал искаженный динамиками голос Мусатова. — Поднимайся к нам.
Глава 31. Флешка
— Что-нибудь видели? — спросил Рэм, заходя в кабинет.
— А как же, — ответил Мусатов. — И сразу возникает вопрос: что значит «Ты не человек»? Ты обращённый?
Бланшар с Лернером смотрели на Рэма, первый с недоумением, второй с плохо скрытым злорадством.
Рэм улыбнулся и утвердительно кивнул.
— Вот тебе, бабушка, и тринадцать лет, — пробормотал Бланшар. — А кто такой обращённый? Суперчеловек?
— Я, вроде, отвечал, — сказал Рэм. — Или этого не было?
Бланшар открыл было рот, но Мусатов жестом остановил его.
— Наверное, над программой нужно поработать, — сказал он. — На записи сплошные помехи, работал только динамик, да и то с пятого на десятое. Первые твои слова разобрать можно, а дальше увы.
— Можно посмотреть запись? — спросил Рэм.
— Пожалуйста.
Запись на внешнем носителе была, но такая, как будто рядом включили генератор помех — ничего не разберешь.
Это было весьма странно.
Бланшар вновь открыл рот, но Мусатов сказал:
— Всё, вопрос исчерпан. Идите, господа исследователи, пообедайте, а после обеда в библиотеку — повышать свой теоретический уровень. На сегодня испытания закончены. Жан, будь любезен, пройди ко мне.
Рэм чувствовал себя оплеванным. Вроде бы всё шло хорошо, контакт-то был, да ещё какой. Для первого раза ого-го какой контакт. Да и в программе он не сомневался. Какое может быть сомнение, если диалог состоялся. Не мог же он сам придумать про Повелителей Венеры…
Рэм плелся следом за вышагивающим впереди Лернером, у которого каждый шаг был, как его, Рэма, полшага, и злился. Злиться, конечно, было не хорошо, но отвлекало, однако нет-нет, да и всплывали этакие раздраженные нотки. Типа: нет, это ж надо придумать — повышать свой теоретический уровень. Замучаешься пыль глотать в этой библиотеке. То ли дело родной комп. И так далее, и тому подобное…
Мусатов тем временем вызвал Саврасова и вместе с Бланшаром отправился к Мортимеру.
При его появлении Тамара расцвела, как майская роза, но Мусатов ограничился тем, что поцеловал её нежную душистую ручку и, пропустив вперед Бланшара, вошел в кабинет начальника.
— Ну-ка, ну-ка, — с этими словами Мортимер взял флешку, которую положил перед ним на стол Мусатов, и подключил к компьютеру.
Молча просмотрел запись и спросил:
— Кто ещё знает кроме вас четверых?
— Никто, — ответил Мусатов.
— Пройдите, господа, в этот кабинет, — Мортимер показал на неприметную дверь за своим столом и встал.
Через пять минут в очищенной памяти Мусатова и Бланшара не осталось ни намека на несанкционированный эксперимент Иеремии. Оба с удивлением обнаружили себя в удобных креслах в кабинете Мортимера, который сказал им следующее:
— Впредь, господа, поаккуратнее с Зазеркальем. Ещё чуть-чуть, и пришлось бы вас помещать в желтый дом. Я думаю, с экспериментами нужно повременить.
— Да? — расстроенно сказал Мусатов. — А так хорошо начиналось. Даже Лернер, Олег Павлович, сам Лернер рвался в бой. Ай-яй-яй. А что случилось-то?
— Вы ещё спрашиваете, — расстроенно ответил Мортимер. — Как в старинном фильме: бах, трах, всё вдребезги, сплошной сероводород. Полна комната рогатеньких. Куда же это вас занесло-то, дорогие мои? Нет, это не наука, господа, это чистой воды шаманство…
Пообедав, Рэм и Лернер вышли из столовой и честно направились к массивному библиотечному корпусу, но едва вошли в его густую тень, тут же получили резиновой дубинкой по черепу. А когда, спустя двадцать минут, очнулись на деревянной лавке под окнами библиотеки, то никак не могли вспомнить, как они здесь очутились и долго таращились друг на друга. Естественно, недавние события из головы вон, напрочь, будто их и не было…
Мортимер был прав: в кабинете молодых ученых вся аппаратура была вдребезги и сильно пованивало. Но рогатеньких не было.
— Их ещё тут не хватало, — проворчал Мусатов, мучительно раздумывая, куда же теперь распределить молодежь.
Зазеркалье было весьма перспективным направлением. Жаль, жаль.
— Ты, Жан, иди, — сказал Мусатов, устало опускаясь на стул и силясь вспомнить что-то, связанное с этой комнатой. Что-то ведь было. Но что?
— Как иди? — удивился дисциплинированный Бланшар. — А прибраться?
— Да, да, приберись и иди, — согласился Мусатов. — Не могу понять.
— И я, — сказал Бланшар. — Но, помнится, Рэм менял программу. Зачем?
Он быстро и умело снял боковую стенку системного блока. Винчестер был цел. И проверить — менял ли Рэм программу, на исправном компьютере была пара пустяков.
Бланшар начал отворачивать крепежные винты, фиксирующие жесткий диск, но обесточенный винчестер вдруг задымил, зачадил и быстро превратился в кусок черного спекшегося железа…
Проводив Мусатова с Бланшаром, Мортимер включил было крамольную запись на флешке, но тут в кабинет к нему ворвалась расстроенная Тамара и, сдерживая слезы, принялась жаловаться на судьбу.
Уж эти люди, как они со своей вечной дурью надоели. Но нужно было терпеть, нужно было быть выше этого.
— Ну-ну, — выключив запись и поднимаясь навстречу Тамаре, мягко сказал Мортимер.
Она уткнулась лбом в его живот и ну рыдать, что-то бормоча при этом. Он разобрал одно слово «Сережа».
— Что Сережа? — спросил он. — Не попрощался?
Она заревела белугой.
— Ты уж его прости, беднягу, — сказал Мортимер. — Пока он был у меня, его оборудование взорвалось. Напрочь.
— Напрочь? — она подняла голову, в глазах был ужас.
Можно было подумать, что она знала, что такое «оборудование».
— Бывает хуже, — сказал он, потихоньку отпихивая её. — Хорошо, что его там не было…. Ты иди, иди, голуба. Через час он тебе позвонит и пригласит на банкет. Сегодня же день города. Но для избранных, будет от силы человек тридцать-сорок. Каждому приготовлен подарок.
— Ура, — воскликнула она и, счастливая, окрыленная, помчалась на своё рабочее место.
Нет, Мортимер не соврал во благо, сказал чистую правду. Сегодня был день города, выбранный достаточно произвольно. Приблизительно где-то полгода, плюс-минус лапоть. И он уже заранее обзвонил человек двадцать, которых хотел бы видеть на этом вечере, а пригласить ещё десяток-другой — что за проблема? Пусть поедят вкусненького, пусть порадуются царским подаркам, пусть лишний раз восхвалят щедрого Олега Павловича Мортимера. Авось зачтется.
Но к делу. Он вновь, внимательно, с остановками, просмотрел уникальную запись. Это для человека с его убогой аппаратурой Планзейгер представлял непрошибаемую физическую и визуальную защиту. Для матушки Земли не существовало преград. Судя по всему, инфицированным участком являлась площадь от старого до нового периметра Объекта. Старый Объект, как собственность Серафимов, был неприкосновенен, прочее подлежало уничтожению.
Или нет? А если да, то каким образом? Любопытно было бы посмотреть, что ещё по меркам Земли является инфицированным. Москва, скажем, подлежит уничтожению? Грязнющий ведь город, в котором дышать нечем. Город, как грибком подточенный налом и безналом, где во главе угла только выгода, где порядочному человеку страшно трудно. Как она, родимая?
Глава 32. Со щитом или на щите?
Да что там Москва, а Нью-Йорк? А вообще Америка, о которой все говорят плохо, но от грин-карты не отказались бы.
Вот тут Мортимер пожалел, что не он общался с биополем. Уж он-то сумел бы сформулировать вопросы. Не обязательно же в лоб, по-детски, можно и обтекаемо.
Кстати, насчет противометеоритной защиты, которая не раз уже спасала литосферу планеты от катастрофы, он был наслышан, но что её соорудили Повелители Венеры, не знал. Впрочем, особо об этом не переживал.
«А что? — сказал он себе. — Не повторить ли мне экспедицию Рэма? Но так, чтобы в курсе были только он да я».
Он уже жалел, что совсем недавно уничтожил винчестер, к которому подбирался любопытствующий Бланшар.
«Это ж надо! — подумал он. — А без Рэма-то никуда»…
Рэм сидел за неудобным библиотечным столом на страшно неудобном стуле и, тупо глядя в книгу Аристотеля «Первая аналитика», боролся со сном. Какой дурак придумал, что логика — это страшно увлекательно?
Сначала он подпирал кулаком правую щеку, потом для устойчивости подперся двумя кулаками. Веки сами собой закрылись.
— Эй, студент, — сказал кто-то и потрепал его по плечу. — Хватит храпеть.
Рядом стоял Мортимер и ухмылялся.
— Сдавай источник знаний и пойдем, — сказал Мортимер. — Есть дело…
Мусатов с Бланшаром всё ещё находились в кабинете, наводили порядок. Подкопченный винчестер торчал из корзины для бумаг.
— Непорядок, — произнес Мортимер, вынув винчестер и сдув с него пылинки. — Вещь находится на бухгалтерском учете, а вы её — в помойку. А как же баланс? Дебит, так сказать, с кредитом?
Мусатов открыл было рот, чтобы объясниться, но Мортимер сказал твердо:
— Всё, товарищи, свободны. Дальше мы сами. В нижней комнате порядок не наводили?
— Не успели.
— Вот и отлично… Я что сказал? Свободны…
Мортимер повертел в руках винчестер, зачем-то поднес к уху, потряс и, вздохнув, сказал:
— Даже мне не реанимировать. Техника, брат. Программу восстановить сможешь?
— Какую, простите, программу? — не понял Рэм, но что-то основательно забытое проснулось в душе, завибрировало.
— Садись, — Мортимер показал рукой на рабочее место Бланшара, где стоял мощный компьютер, не чета хиленькому Лернеровскому. — Врубай.