Каса дель Соль возрождалась, но Ноубл прекрасно понимал, что изменения были чисто внешними. Мог наступить день, когда у него не останется никаких средств содержать гасиенду. Тем не менее его походка стала более легкой, а в глазах исчезла печаль. У него появилась цель, а значит, причина для того, чтобы продолжать жить. К тому же он был в долгу перед вакерос и их семьями, которые остались ему верны, когда большинство людей отвернулось от него. Ноубл не забывал, что обязан вознаградить их преданность.
Наступил вечер, но небо на западе все еще пламенело. Рейчел убедила Уинну Мей, что она достаточно окрепла, чтобы выйти в очаровательный внутренний дворик с фонтанами, который был виден из окна спальни. Девушка становилась беспокойной и нетерпеливой – верный признак того, что она поправляется.
Откинувшись на спинку стоящего во дворе плетеного кресла, Рейчел слушала звучащую вдалеке испанскую гитару – вечерний ритуал, к которому она уже привыкла. На небе светила луна, словно подвешенная среди звезд с единственной целью – купать сад в золотистом сиянии.
Рейчел посмотрела на большой фонтан в форме богини на колеснице, запряженной четырьмя жеребцами. Другая статуя изображала молодого греческого бога, стоящего с натянутым луком, как будто готовясь поразить неизвестного врага. «Жаль, что в фонтанах нет воды», – подумала Рейчел. Ей бы хотелось увидеть их такими, какими они были при жизни дона Рейнальдо.
– Я рад, что ты уже в состоянии выходить из дому, Рейчел.
Обернувшись, девушка встретилась взглядом с Ноублом.
– Завтра я уезжаю домой, – сказала она первое, что пришло ей в голову.
Ноубл придвинул еще одно плетеное кресло и сел рядом с ней.
– Мне уже сообщили.
Рейчел внезапно стало трудно дышать. Она ощущала робость в присутствии Ноубла, и ей это не нравилось.
– Я пыталась вообразить, как бы выглядел этот двор, если бы в фонтанах была вода. Наверное, это было великолепное зрелище!
– Ты никогда не видела фонтанов?
– Нет. Я впервые в этом дворе.
– Здесь три таких двора. Этот назывался Двором Богов. Когда-то здесь было очень красиво. – Ноубл глубоко вздохнул и устремил взгляд на мраморных жеребцов. – Но это было в другой жизни.
Наступила пауза. Казалось, оба не могут найти слов.
– Рядом с этим двором находился сад моей матери, – наконец сказал Ноубл. – Но теперь здесь не осталось цветов. Ничто не остается прежним…
Рейчел вдруг ощутила жгучее желание прижать голову Ноубла к своей груди и утешить его. Но она быстро опомнилась, представив себе его реакцию.
– Каса дель Соль… Я знаю, что это означает Дом Солнца. Какая трагедия, что он пришел в запустение!
– Немногим семьям в Западном Техасе удалось избежать последствий войны.
– Да, для Техаса наступили печальные времена, – согласилась Рейчел. – Многих людей, которых я любила, уже нет в живых.
– Мы не можем вернуться в прошлое, Зеленые Глаза. Иначе все мужчины, женщины и дети исправили бы свои ошибки и мир стал бы идеальным.
– Не сомневаюсь, что безупречному Ноублу Винсенте было бы нечего исправлять. Ты когда-нибудь признавал свои ошибки?
– Ах, Рейчел, если бы все мои ошибки взгромоздить друг на друга, то выросла бы гора до самых звезд. У меня столько же недостатков, сколько у других людей – возможно, даже больше, чем у многих.
Почувствовав на себе пристальный взгляд Ноубла, Рейчел быстро переменила тему:
– Я слышала, что твоя сестра Сабер гостит у родственников в Джорджии. Ты привезешь ее домой?
– Я уже послал за ней. Она вернется до начала зимы.
– Мне очень нравилась Сабер, хотя она на несколько лет младше меня.
– Ты тоже ей нравилась. Впрочем, тогда все Винсенте любили тебя.
Ноубл отвернулся, и Рейчел, глядя на его чеканный профиль, подумала, что он мог бы послужить моделью для статуи бога с луком.
– Когда Сабер вернется, это место станет наконец настоящим домом. – Ноубл снова посмотрел на Рейчел. – Человеку нужна семья – теперь я это хорошо понимаю.
– У меня больше нет отца…
– И у меня тоже. Мы оба знаем, как трудно пережить утрату.
Почувствовав острую жалость к Ноублу, Рейчел до боли сжала кулаки. Она не должна жалеть его!
– Что ты знаешь о трудностях и утратах, Ноубл? Разве ты когда-нибудь страдал? Испытывал голод? Варил вместо кофе жареные пшеничные зерна? Где ты был, когда наши мужчины сражались и умирали на Севере?
В глазах Ноубла внезапно вспыхнул гнев.
– Хочешь знать, где я был? На берегу Энтитама. Я помню, как держал на коленях голову семнадцатилетнего сына Джесса Мак-Ви, чтобы из его раздробленного черепа не вытек мозг! Я оставался с ним, пока он не умер. Этот мальчик был слишком юным, чтобы сражаться на войне, которую мы не могли выиграть. Мне хотелось умереть вместо него, но судьба не была так милосердна.
– Какой ужас, Ноубл! Ты рассказал об этом Джессу и Мэри?
Взгляд Ноубла стал ледяным. Он покачал головой:
– Нет. Я был в их лавке – хотел им рассказать, но… Ладно, это не имеет значения. Мне жаль парня. Он был хорошим солдатом и погиб смертью храбрых. Кто-то должен им сообщить.
– Ты мог бы написать им.
– О таком лучше сообщать лично.
– А где еще ты сражался, Ноубл? – На сердце у Рейчел было тяжело. Она понимала, что этому гордому человеку нелегко делиться с ней своими чувствами.
– В Геттисберге – стрелял в безликого врага и видел, как мои товарищи падают один за другим. Видел, как Юг проигрывает войну. – В его голосе не слышалось никаких эмоций. – Ты спросила, голодал ли я? Мне три недели пришлось жить на диете из овса, который я делил со своей лошадью. Конечно, лошади я отдавал львиную долю, так как конфедератская кавалерия хороша только в седле.
Рейчел с трудом сдерживала слезы. Ей и в голову не приходило, что Ноубл мог отправиться на войну. Только бы не заплакать в его присутствии! Она обвинила Ноубла, что он никогда не испытывал трудностей, а на его долю выпало такое, что она и вообразить не могла.
Ноубл поднялся и щелкнул каблуками:
– Капитан Ноубл Винсенте из техасской бригады легкой кавалерии – к вашим услугам, мэм.
– Я думала, ты убежал после убийства моего отца.
Он подошел к фонтану и положил руку на одного из мраморных жеребцов.
– Рейчел, я получил приказ явиться с рапортом в Гэлвестон за неделю до смерти твоего отца. Я не убежал, а отправился воевать за Техас. – Ноубл смотрел поверх головы Рейчел. – Но каждый раз, стреляя во время сражения, я знал, что убиваю не врага, а соотечественника… Если бы мы выиграли эту войну, то погубили бы наши души. Она была несправедливой с самого начала.
– Ты говоришь, как Сэм Хьюстон.
– Надеюсь.
– И тем не менее ты сражался за Юг. – Рейчел пыталась понять логику его поступков.
– Я сражался за Техас, а не за Юг и не за порочные идеалы конфедератов. – Ноубл умолк, словно подыскивая слова, потом устремил на нее пронизывающий взгляд. – А тебе приходилось голодать, Зеленые Глаза?
– Нет, но я знаю тех, кто голодал. И я ненавижу войну за то, что она сделала с Техасом. Было бы куда лучше, если бы мы оставались отдельной страной, как хотел Сэм Хьюстон.
– Я чувствовал то же самое, Рейчел. Я не верил в войну, но верил в Техас. И если Техас участвовал в войне, то я должен был сражаться, как его верный сын.
– Значит, ты воевал не за дело Юга, а ради родной земли?
– Не могу сказать, что я это понял сразу. Сначала я был введен в заблуждение, как и многие другие. Но, так или иначе, я техасец и ни у кого не прошу прощения за то, что сделал.
Сердце Рейчел бешено колотилось. Она пыталась представить себе Ноубла в серо-желтом офицерском мундире, который наверняка был ему к лицу. Но внезапно ей пришла в голову мысль, что и его могла сразить пуля янки.
– Будь я мужчиной, – медленно произнесла Рейчел, – то обязательно пошла бы на войну.
Ноубл усмехнулся:
– Удивительно, что тебя остановила такая мелочь, как женский пол. Если бы ты отправилась воевать, у янки не осталось бы ни единого шанса на победу.
– Ты не имеешь права… – сердито начала Рейчел.
Ноубл остановил ее, подняв руку:
– Прости, это я неудачно пошутил. Так как ты завтра уезжаешь домой, я хотел попрощаться с тобой, потому что во время твоего отъезда меня здесь не будет. – Он протянул руку, но тут же опустил ее. – Если тебе что-нибудь понадобится сейчас или в будущем, говори, не стесняясь.
– Ноубл, я… – Рейчел пыталась подобрать слова, но ей было очень трудно выразить переполняющие ее чувства. – Я больше не ненавижу тебя! – выпалила она наконец.
Лицо Ноубла стало печальным.
– El amor vence al odio, – сказал он по-испански и двинулся прочь.
Рейчел, глядя ему вслед, проклинала себя за то, что не выучила испанский. Мысленно она повторяла его слова, чтобы не забыть их, и прислушивалась к ночным шорохам. В саду Ноубла было так красиво! Здесь должны были бы играть дети с блестящими черными глазами отца. Она покачала головой. Лучше не думать о детях Ноубла, так как сразу приходят на ум Делия и ее ребенок.
Если бы их соседи знали, что Ноубл побывал на войне, то, может быть, они бы отнеслись к нему более терпимо. Но гордость не позволяла ему рассказать о том, что он сражался за Конфедерацию. Рейчел почти физически ощущала его одиночество, сама не понимая, почему это ее беспокоит.
Она начинала верить в невиновность Ноубла, но напоминала себе, что он всегда умел манипулировать людьми и внушать им доверие к себе. Почему же ей так хотелось положить голову ему на плечо и выплакать все свои горести? Почему она чувствовала, будто внутри у нее все разрывается на куски?..
Поднявшись, Рейчел нетвердым шагом двинулась к дому. По лестнице она поднималась с трудом, тяжело дыша и цепляясь за перила. Добравшись до своей спальни, она бросилась на кровать, истощенная физически и душевно, и закрыла лицо руками, не желая думать ни о чем. Она понимала, что Ноубла ждут новые беды, и не сомневалась, что он тоже это знает.