– И что же, на вертуна нет никакой управы?
– Ну, кое-что, конечно, есть. Можно поймать вертуна в липкую сеть. Но не всегда срабатывает.
– Липкая сеть? А что это?
– Кудесная вещь. Она редко попадается в Гиблом месте, но кое у кого имеется.
– А у тебя?
Глеб усмехнулся:
– И у меня тоже. Но даже с сетью рисковать башкой не стоит. Нелюдя можно убить, а вертуна – только сдержать на время.
– А ты предпочитаешь убивать? – поинтересовалась, прищурив синие глаза, Диона.
Глеб выдержал ее взгляд и спокойно ответил:
– Когда дело касается темных тварей, то да.
Диона отвернулась. Помолчала несколько секунд и обиженно проговорила:
– Я ушла из Гиблого места, чтобы больше не видеть лиходейства и жестокости. Но в вашем мире всего этого еще больше, чем у нас.
Глеб нахмурился, но не нашелся, что сказать.
В Кишень вошли молча. Лагин, Хомыч и Прошка были поражены величием древних развалин. Огромные подклеты, полуразрушенные белокаменные стены, остатки храмов и башен – все это не могло не впечатлить.
– Муляжи Святой Руси, – с горькой усмешкой пробормотал Глеб.
У него, как это бывало каждый раз, когда он входил в Кишень, щемило сердце. Там, в начале двадцать первого века, такой Руси не знают. Они думают, что тут жили дикари с каменными топорами. А ведь этому великолепию уже сейчас сотни лет. Какие же герои жили здесь?.. И как странно, что эти герои превратились в жалкую кучку выродков, прячущихся под землей.
Глеб тряхнул головой. Опять всякая чепуха в башку лезет.
– Кишень – очень опасное место, – предупредил он всех.
– Опасное? – удивленно проговорил Прошка. Он повертел головой: – Но ведь здесь никого нет!
– Они здесь, – проронил Глеб. – Только мы их не видим.
– Почему ж не нападут открыто? – поинтересовался Лагин.
– Нелюдь никогда не нападает открыто. Она убивает исподтишка. Держитесь от меня в двух саженях и ступайте по моим следам. Если со мной что-то случится, на помощь не спешите – поворачивайтесь и бегите отсюда прочь.
– Как же это? – удивился Хомыч. – Нешто мы тебя оставим?
– Вы не знаете законов этого места и можете попасть в беду, – терпеливо разъяснил Глеб. – Без вас мне будет сподручнее. Сделаете, как я велю?
Спутники Глеба медлили с ответом.
– Сделаете или нет? – снова спросил он.
– Сделаем, – ответил за всех Лагин.
Глеб облегченно вздохнул: слава богу. Когда в Кишене незнающий человек бросается тебе на помощь, считай, что ты уже мертвец, да и он тоже. Гиблое место не любит порывистых, самонадеянных и неосторожных.
Глеб поправил на поясе меч и посмотрел на простершийся перед ним город-призрак. Как всегда, когда Глеб смотрел на Кишень, по спине у него пробежал неприятный холодок. За каждым камнем и подклетью ему чудилась опасность. И не зря чудилась. Глеб знал шестерых ходоков, которые сложили головы в Кишени. Каждый из них до последнего мгновения был уверен, что держит ситуацию в своих руках.
Ходок Бобрыня, Лешев сын, погладил по голове приблудившегося щенка. Тот повилял хвостом, полизал ему руку, а потом вдруг взвился в воздух и вырвал Бобрыне кусок горла.
Ходок Ведан провалился в яму, и кто-то опустил ему сверху лестницу. Ведан ухватился руками за лестницу, а она оказалась обмазанной грязью из голодной прогалины. Пальцы ходока задымились и оплавились, как свечные огарки, а сам он помер от боли.
Ходок Мончук Малый решил сократить путь и полез на подклеть. Тут же из земли выскочили острые железные прутья и разорвали Мончука на куски.
Ходоку Пакомилу размозжило голову упавшим сверху камнем, но откуда свалился камень, было непонятно, так как над головой Пакомила зияло лишь багровое небо.
Как сгинули ходоки Скиф и Роздых, доподлинно никто не знал. Они шли впереди и вдруг исчезли. Потом откуда-то издалека донеслись их крики, а затем все стихло.
Глеб называл все местные ловушки «кишенскими шутками», но увидеть здесь самих шутников (кем бы они ни были) ему ни разу не довелось.
– Ладно, – сказал Глеб. – Пора идти. Помните, что я вам говорил, и все будет в порядке.
И он двинулся вперед. Несколько минут шли молча и без всяких приключений.
Проходя мимо разрушенного храма, Глеб услышал негромкое ворчание. Он быстро повернул голову и попятился от ужаса. За спиной у Глеба тихонько охнул Прошка и испуганно пискнул старик Хомыч.
На подклети разрушенного храма стояло огромное черное чудовище. По виду это был пес, но раза в два больше самого рослого ротвейлера. Кроме того, у чудовищного пса было две головы, пасти которых усеяны клыками, растущими в два или три ряда.
Двухголовый пес стоял на полуразрушенной кирпичной кладке, смотрел на путников маленькими, налитыми кровью глазами и глухо рычал. Прошка опомнился первым – он подхватил с земли палку и метнул ее в пса.
Пес дернул одной из голов, поймал зубами летящую палку и легко, как спичку, перекусил ее пополам.
Глеб вынул из кобуры ольстру, но Диона у него за спиной громко проговорила:
– Прочь, Драглак! Ступай домой!
Несколько мгновений пес смотрел на Диону, потом повернулся и, спрыгнув с подклети вниз, исчез из вида. Глеб выждал немного, затем сунул ольстру в кобуру и неприязненно проговорил, обращаясь к Дионе:
– Не знал, что у вас есть такие твари.
– Ты много чего о нас не знаешь, Первоход, – ответила девушка. – Драглак тебя не тронет, если ты не сойдешь с тропы. Нелюди не убивают ходоков просто так.
– Почему? – спросил шедший рядом с ней Лагин.
Диона взглянула на него и небрежно ответила:
– Боятся. Ходоки отлавливают наших, но нечасто и самых слабых. Если наши будут убивать ходоков, то и ходоки начнут лютовать. А то еще нагрянут княжьи ратники, и нашей тихой жизни в Гиблом месте придет конец.
– Знаю я ваше племя, – презрительно проговорил Глеб. – Прячетесь в развалинах, как крысы. Выбираетесь только, чтобы украсть ребенка или женщину.
– Нас мало, и мы вырождаемся, – печально вздохнула Диона. – Чтобы выжить, нам нужны ваши дети и женщины.
– Вот как, – пробормотал Глеб, поглядывая на разрушенные дома. – Мы у вас – слабых выродков, вы у нас – здоровых женщин. Не очень выгодный обмен, тебе не кажется?
– Другого быть не может, – так же печально, но твердо ответила Диона.
Проходя мимо пса, Прошка и Хомыч испуганно обогнули его стороной.
Дальше пошли в молчании. Разговаривать было страшно. Здесь, в этом мертвом городе, повсюду таились уродливые твари. Они были не видны, но они были рядом и, возможно, наблюдали за непрошеными гостями в щели и дыры.
Шагая по заросшей бурьяном улице, Хомыч в очередной раз спрашивал себя: какой блудливый дух дернул его поплестись следом за Лагиным и Глебом?
Прошка, бредущий рядом со стариком, размышлял о кошеле с деньгами, который нес в своей сумке Глеб-Первоход, и о том, стоило ли ради золотых монет совать башку в пасть Гиблому месту.
Лагин был возбужден. Любопытство ученого заставляло его внимательно смотреть по сторонам. Жалел он только об одном – что не может сойти с тропки и поковырять каменную кладку домов, поворошить разноцветные камушки, россыпями лежащие на земле, да пощупать пальцами местную землю. Если верить легендам, Кишень умер в одночасье. Было бы чертовски любопытно узнать: что же его сгубило?..
Путь, который привел Лагина в Гиблое место, начался двенадцать лет назад, и начался он со смерти его сестры Милады. Милада долго хворала, а умерла быстро и без мучений. Просто открыла однажды глаза, посмотрела на Лагина и сказала:
– Я умираю, Тимофей. Жить стало скушно.
Потом закрыла глаза и перестала дышать. Лагин долго стоял перед кроватью сестры, разглядывая ее бледное, худое, неподвижное лицо. Мысль о том, что сестра мертва, не укладывалась у него в голове. Лагин и прежде видел, как люди умирают, и сейчас никак не мог понять, почему все в нем восстает против смерти сестры.
Неужели лишь потому, что ей было всего четырнадцать лет?
Но люди умирают и более молодыми. Лагин стоял и думал, стоял и думал и наконец нашел ответ на свой вопрос. Дело в том, что он давно догадывался и даже знал, что в мире существует высший порядок. Все вокруг подчиняется этому порядку, и ничто не происходит само по себе.
И теперь, стоя у кровати сестры, он остро чувствовал, что этот порядок нарушен. Объяснить подобное было невозможно. Но не почувствовать – тоже.
Наверное, умереть в это утро должен был кто-то другой, а Ангел Смерти просто перепутал дома. А может быть, виновата была сама сестра? Что, если она, по какому-то невероятному стечению обстоятельств, вмешалась в высший порядок и внесла в него сумятицу, которая в конечном итоге привела ее к смерти?
Так или иначе, но произошла страшная ошибка, и ошибку эту нужно было исправить.
Час спустя крещеный русич Тимофей Лагин стоял перед христианским священником.
– Ты можешь оживить мою сестру, святой отец? – прямо спросил он.
Священник нахмурился и ответил:
– Нет, сын мой. Мне это неподвластно.
– Но ведь ты – наместник Господа на земле, – упрямо проговорил Лагин, – а значит, тебе под силу многое из того, что умеет Он.
Священник улыбнулся.
– Глупый, глупый отрок. Да будет тебе известно, что человеку неведомы тайны жизни и смерти. Нити человеческих судеб находятся в руцех Господних. Только Он может оживить мертвого.
Лагин развернулся и пошел прочь из храма.
– Выкинь эти мысли из своей глупой головы! – крикнул ему вслед священник. – Люди умирали и будут умирать, и ты с этим ничего не поделаешь!
Лагин вернулся домой. Стоя у кровати сестры, он взял ее мертвую, холодную руку и сказал:
– Милада, я обещал, что не отдам тебя в лапы смерти. Прости, но я ничего не могу сделать. Я мечтал иметь такую веру, которая помогла бы мне творить чудеса. Но вера не помогает мне. Возможно, это потому, что я усомнился в промысле Божьем. Но я попробую найти ответ. Клянусь!