— Ф тшем дело? — спросила Йорака. — Где ист красафтшик Фарашуттер?
— Увы, — вздохнул Скиталец, — Фарашут покинул сей мир.
Я старался, как мог, исцелить его раны, но тщетно. Они были слишком мнгогочисленны и глубоки.
— Да как ше это? — запричитала Реготуниха. — Он ше был совсем здоровенький, когда ми уходить!
— Общий износ организма плюс контузии, — еще раз вздохнул Артопед, — да плюс осложнения. У бедняги были жестоко повреждены кутикулы. Ни единого шанса на спасение.
— А я бы поклялся, что никаких повреждений, кроме шишки на голове, у него не было, — прикрывшись рукавом, прошептал Ловелас.
— О да, — ответил Артопед, пронзая эльфа испепеляющим взором, — так оно и было на взгляд того, кто несведущ в искусстве целения. Но именно эта шишка, эта роковая шишка, она-то его и сгубила. То была не шишка, но вздутие, порожденное водами, наводнившими мозг. А это девяносто процентов летального исхода. Мне оставалось только одно — немедленная ампутация. Печально, весьма печально.
Артопед с нахмуренным от многих забот челом прошествовал к предназначенному для него складному стулу. Словно по какому-то заранее обговоренному знаку, несколько продувной внешности домовых внезапно вскочили на ноги и завопили:
— Заместитель умер! Да здравствует Артопед Артбалетский, Король Роздора!
Артопед в знак скромной признательности своим новым подданым коснулся краешка шляпы, а Йорака, поняв, наконец, куда ветер дует, дюжими руками обвила королевскую шею и очень убедительно взвизгнула от восторга. Прочие гости, будучи либо напуганными, либо пьяными в драбадан, в тысячу глоток заорали приветствие.
Но тут в дальнем углу залы вдруг послышался визгливый, пронзительный голос.
— Нет! Нет! — проверещал он.
Артопед обвел взглядом стол и хмельная толпа примолкла. В самом конце стола поднялся приземистый, весь в зеленом мужчина с черным родимым пятном на носу. То был Магнавокс, друг покойного Фарашута.
— Говори, — приказал Артопед, надеясь, что говорить он не станет.
— А вот если ты пжжелаешь стать истинным Каралем Роздора, — засвиристел пьяным голосом Магнавокс, — так ты сначала исполни проротчества и покруши всех наших врагов. Вот что ты должен сделать, пржде чем стать Каралем. Это дело ты должен сделать.
— Интересно было бы посмотреть, — усмехнулся Гимлер.
Артопед обеспокоенно заморгал.
— Врагов? Но мы тут все боевые камрады…
— Пссс! — урезонил его Гельфанд. — А Сыроед? А Фордор? А Ноздрюли? А эта хреновина (сам-знаешь-что)?
Топтун нервно покусал нижнюю губу и задумался.
— Ну ладно. Выходит, что нам приличествует пойти на Сыроеда походом и вызвать его на битву, я это так понимаю. У Гельфанда, не поверившего своим ушам, отвисла челюсть, но прежде чем он успел окоротить Топтуна, на стол уже вскочила Йорака.
— Король сказать! Ми выступайт на Сыроеда и выпускайт ему кишка!
Протестующий вопль Гельфанда потонул в поднявшемся по всему залу одобрительном пьяном реве.
На следующее утро армии Роздора, обремененные длинными копьями, острыми мечами и без малого смертельным похмельем, выступили на восток. Тысячи воинов вел за собой Артопед, кулем сидевший в дамском седле, держась за подбитый глаз. Гельфанд, Гимлер и прочие ехали рядом, молясь про себя, чтобы кончина их была безболезненной, быстрой и случилась, по возможности, с кем-нибудь другим.
Многие часы армия продвигалась вперед, боевые мериносы жалобно блеяли, сгибаясь под тяжким бременем, и воины тоже блеяли, придерживая на головах пузыри с тающим льдом. Чем ближе становились Черные Ворота Фордора, тем больше ужасов войны видели воины по сторонам от дороги: перевернутые телеги, ограбленные и сожженные деревни и города, обезображенные черными усами красотки на афишах.
С потемневшим лицом озирал Артопед руины, оставшиеся от некогда прекрасной земли.
— Взгляните на эти руины, оставшиеся от некогда прекрасной земли, вскричал он, наконец, от крика едва не свалившись с барана. — Сколько сора придется нам вымести, когда мы вернемся!
— Да если нам удастся вернуться, — сказал Гимлер, — я здесь зубной щеткой все подмету.
Король более или менее выпрямился.
— Не надо бояться, ибо армия наша сильна и отважна.
— Единственная наша надежда в том, что она не протрезвеет ко времени, когда мы доберемся до места, — пробурчал Гимлер. Слова гнома оказались пророческими, ибо марширующая армия начала проявлять признаки нерешительности, а отряд Реготунов, посланный Топтуном, чтобы поторопить отставших, так и не вернулся назад.
В конце концов, Артопед решил положить конец проявлениям нерадивости и симулянства, пристыдив своих начавших колебаться воинов. Приказав еще не сбежавшим герольдам трубить в рог, он сказал:
— Народы Запада! Битва у Черных Ворот Сыроеда будет битвой немногих с многими, но души этих немногих чисты, а у этих многих души преисполнены грязи. Тем не менее, те из вас, кто желает, корчась от страха, бежать с поля битвы, пусть сделают это сейчас и тем ускорят наше продвижение к цели. Те, кто поскачет дальше с Королем Роздора, будут вечно жить в легендах и песнях! Остальные могут идти по домам.
Говорят, что пыль, поднявшаяся по окончании этой речи, не оседала многие дни.
— То есть просто на волос проскочили, — сказал Срам, которого все еще колотила крупная дрожь, после того как они несколько дней назад еле-еле спаслись от Шоболы. Фрито слабо кивнул, он так и не смог собрать воедино свои впечатления от случившегося. Перед ними простирались бескрайние солончаки Фордора, уходящие к подножию гигантской кротовины — то был Бардакл, высокогорная штаб-квартира Сыроеда. Широкую равнину усеивали бараки, плац-парады и гаражи. Тысячи урков лихорадочно метались по ней, роя окопы и вновь их засыпая, отдраивая огромными щетками пыльную землю. В дальней дали виднелась Бездна Порока, или Черная Дыра, изрыгающая в небо Фордора сажу, оставшуюся от многовековой подписки «Национального Географического Журнала». А прямо перед хобботами, у подножья обрыва виднелось озерцо густого черного мазута, шумно пускающее пузыри и по временам тяжко рыгающее.
Долгое время Фрито стоял, глядя сквозь пальцы на далекий, курящийся вулкан.
— Это ж сколько еще километров переть до ихней Черной Дыры, — сказал он наконец, вертя в пальцах Кольцо.
— Ваша правда, бвана, — откликнулся Срам.
— А вот эта мазутная яма, — сказал Фрито, — она определенно на дырку похожа.
— Круглая, — согласился Срам. — Открытая. Глубокая.
— Темная, — добавил Фрито.
— Черная, — поправил Срам.
Фрито снял с шеи Кольцо и стал задумчиво крутить его в воздухе, держа за кончик цепочки.
— Вы бы поосторожнее, господин Фрито, — сказал Срам.
— Будь спок, — ответил Фрито, подбрасывая Кольцо и ловко ловя его у себя за спиной.
— Уж шибко оно рискованно, — сказал Срам и, подобрав большой камень, метнул его в середину мазутной ямы — камень с влажным «бултых» утонул.
— Жаль, нет у нас никакого груза, чтобы он держал Кольцо на дне, сказал Фрито, раскручивая цепочку над головой. — А то ведь всякое может случиться.
— Щас гляну, может чего и найдется, — откликнулся Срам, тщетно роясь у себя в рюкзаке в поисках чего-нибудь потяжелее.
— Тяжелое нужно, чтобы утопло, — бормотал он при этом.
— Приветик, — сказал у них за спиной комок серой грязи.
— Сто лет не виделись.
— Гормон, старая кляча! — радостно застонал Срам и уронил к ногам Гормона монетку.
— Тесен мир, — сказал Фрито, и зажав Кольцо в кулаке, хлопнул им удивленную тварь по спине.
— Ты только глянь, кто там летит! — воскликнул Фрито, ткнув пальцем в пустынное небо. — Это же Ника Самофракийская! Гормон задрал голову посмотреть, а Фрито захлестнул цепочку вокруг его шеи.
— Ух ты! — воскликнул Срам. — Настоящий пятак 1927 года, и голова индейца как новенькая!
И он опустился на четвереньки прямо у ног Гормона.
— И-и-и раз! — сказал Фрито.
— Мама! — сказал Гормон.
— Бултых! — сказала мазутная яма.
Фрито глубоко вздохнул, и хобботы на прощание сделали ручкой Кольцу и его балласту. Затем они побежали прочь от ямы, а за спинами их из черных глубин доносилось все более грозное бульканье, и земля ощутимо затряслась под ногами. Раскололись скалы и прямо перед хобботами разверзлась земля, заставив их серьезно задуматься. Вдали начали осыпаться черные башни, Фрито со Срамом увидели, как затряслось, потрескалось и обратилось в груду стали и штукатурки здание правления Сыроеда в Бардакле.
— Некрепко теперича строят, не то что в прежние времена, — заметил Срам, уворачиваясь от пролетающего холодильника. Трещины быстро окружили хобботов, дальше бежать было некуда. Казалось, земля корчится, и утробные стоны несутся из самых ее кишок, надумавших, наконец, опростаться после миллионнолетнего оцепенения. Поверхность земли вдруг перекосило под безумным углом, и хобботы стали соскальзывать в овраг, полный битых бутылок и использованных бритвенных лезвий.
— Чао! — Срам помахал Фрито рукой.
— Так все удачно складывалось! — всхлипнул Фрито. В этот миг что-то ярко полыхнуло над их головами, и они увидели в небе гигантского орла, ширококрылого и раскрашенного в тошнотворно розовый цвет. Надпись у него на боку, выполненная из литого золота, гласила: «Авиакомпания Deus ex Machina». Фрито завопил, а гигантская птица пала на хобботов и закатанными в резину когтями вырвала их из объятий смерти.
— Зовусь Гуано, — представился Орел, взмывая вверх, подальше от рассыпающейся земли. — Занимайте свободные места.
— Но как же… — начал Фрито.
— Не время объясняться, приятель, — оборвала его птица.
— Надо еще сообразить, куда лететь из этой дыры.
Мощные крылья вознесли их на головокружительную высоту, и Фрито со страхом окинул взором землю, корчившуюся внизу. Черные реки Фордора извивались, точно кольчатые черви, огромные ледники, как фигуристы, скользили по ободранным равнинам, горы играли в чехарду.