Хотя уже через два дня выяснилось, что грабитель отделался несколькими царапинами и ссадинами, однако полицейское руководство сумело с пользой для себя использовать это время.
3 и 4 января обер-комиссар Рэтер провел многочасовые допросы грабителя, находившегося в тюремной больнице, а 5 января тот был допрошен начальником гамбургской уголовной полиции доктором Ландом. Общественность узнала об этих таинственных допросах только два месяца спустя, на процессе, состоявшемся в ольденбургском суде присяжных, но сообщение о них, сделанное в спешке - весь процесс длился каких-нибудь десять часов, - осталось почти незамеченным.
Гамбургское главное полицейское управление и прокуратура не спешили с ответом на вопрос об идентичности бравого полицейского вахмистра с остроносым гангстером, ограбившим за последние 14 лет более полусотни банков, тяжело ранившим двух человек и имевшим на совести убийство почтового чиновника. Уже начиная с 4 января пресс-бюро гамбургского полицей-президиума стало отбивать атаки настойчивых репортеров, доказывая, что между Альфке и таинственным Остроносым нет ничего общего, что никакого Остроносого вообще не существует, что все это выдумки прессы.
Так заранее стали готовить желаемый поворот дела.
5 января Гуго Альфке, соответствующим образом натасканный обер-комиссаром Рэтером и шефом крипо доктором Ландом, неожиданно попросил бумагу и ручку, чтобы сделать письменное признание.
«Я не Остроносый, я никогда не пускал в ход оружия, и у меня не было сообщников. Я всегда действовал один» - этой преамбулой начал он свое «признание», перечислив затем девять удачных ограблений банков и окончившееся неудачей покушение в Дельменхорсте. Общую сумму похищенных денег он определил в 240 тысяч марок.
Цель неожиданного признания была ясна. «Чистосердечность» грабителя производила благоприятное впечатление. Конечно, она не снимала с Альфке вины, однако позволяла ему уйти от ответственности за сорок или пятьдесят других преступлений, при которых было похищено вдвое больше и которые имели значительно более серьезные последствия. Теперь можно было сказать: да, этот полицейский служака - преступник, но он все же не потерял совести. Да, он грабил, но людей не трогал. А его готовность нести ответственность за содеянное свидетельствует в его пользу.
Когда же на другой день жена Альфке явилась в гамбургское главное полицейское управление и выложила на стол 58 750 марок, спрятанных грабителем в угольной яме, полиция, можно сказать, почти восстановила свою пошатнувшуюся репутацию. Из газетных сообщений явствовало, что полицейские, даже сделавшись гангстерами, все-таки остаются честными до мозга костей.
Вот выдержки из газет: «Банковский грабитель Альфке - не Остроносый» («Вельт ам зоннтаг»); «Банковский грабитель Альфке не убийца» («Франкфуртер альгемайне»); «Банковский грабитель Альфке не потерял стыда» («Абенд»); «Альфке никогда не пускал в ход оружия» (шпрингеровский «Бильд»).
В изображении «Штерн» Остроносый Призрак выглядел этаким «тихим, симпатичным немецким гангстером», а в «Квик» несколько номеров подряд печатался репортаж «Гангстер под башмаком у жены», рисовавший портрет добропорядочного отца семейства, который натирает дома полы, стирает белье и грабит банки только потому, что скудное жалованье полицейского не позволяет ему удовлетворять аппетиты жены и дочери, которые хотят иметь собственный дом, автомашину, меха и туалеты.
Полиция и прокуратура, вполне удовлетворенные столь дружелюбным отношением к паршивой овце, обнаружившейся в их стаде, решили ограничить список деяний, инкриминируемых преступнику, тем, в чем он сам сознался. Полицейское дознание и следствие были закончены в небывало короткий срок. Как правило, из-за перегруженности западногерманских судебно-правовых органов дела такого масштаба попадают в суд не раньше чем через два года после окончания предварительного следствия. Дело Альфке не тянулось, однако, и двух месяцев. Уже 2 марта 1966 года в первой судебной коллегии по уголовным делам ольденбургского земельного суда состоялся процесс. О том, как он протекал, можно узнать из газеты «Штутгартерцайтунг» от 3 марта:
«Пока председательствующий в быстром темпе перечислял один за другим случаи ограблений, упоминая о них лишь в общих чертах, Альфке ограничивался утвердительным кивком головы и кратким ответом «да» или «так точно».
- Значит, вы снова украли «опель-рекорд» и подъехали на нем к банку?
- Да, именно так!
- У вас опять был при себе пистолет?
- Да, верно.
- Пистолет был заряжен, но не снят с предохранителя?
- Совершенно верно.
- Вы, как обычно, одним прыжком перемахнули через барьер?
- Так точно!
- Пригрозили кассиру пистолетом и потребовали денег?
- Так точно!
- Однако, если бы кассир отказался удовлетворить ваше требование, вы не стали бы стрелять в него?
- Да, конечно!
Председатель впервые оторвался от лежавших перед ним бумаг:
- Что «да, конечно»? Стали бы вы стрелять или нет?
- Конечно, нет.
- Так-так».
Допрос Альфке вместе со всеми формальностями - установлением личности и прочим - занял не больше часа. Ни разу подсудимого не спросили, не совершал ли он и других ограблений помимо перечисленных в обвинительном заключении. Ни разу судья не осведомился у прокурора, не производилось ли расследований в этом направлении. Вся процедура допроса происходила с такой стремительностью, точно преследовала одну цель: не дать Альфке времени отклониться в сторону и сказать что-нибудь лишнее.
Насколько охотно полицейский, обвиняемый в грабежах, отвечал на вопросы о своих преступлениях, настолько сильно он стал запинаться, когда один из присяжных потребовал у него подробно рассказать, как были израсходованы похищенные деньги. Даже по тем обвинениям, которые были ему предъявлены и которые он сам признал, выходило, что он похитил около четверти миллиона марок. За вычетом счетов, обнаруженных при обыске, и денег, сданных его женой, где-то застряли почти 100 тысяч марок!
Судебное следствие, летевшее на всех парах, подобно курьерскому поезду, внезапно застопорилось.
- Гм… - после долгого раздумья произнес Альфке. - Я уже и сам ломал себе над этим голову. Но при всем желании не могу сказать. Жизнь ведь с каждым годом дорожает, и деньги летят так, что не замечаешь…
В конце концов суду пришлось удовольствоваться этим объяснением.
Потешил публику и эксперт-психиатр, которому надлежало оценить психическое состояние Альфке в период, относящийся к преступлениям: не мог ли он находиться в то время в невменяемом состоянии? Почти с восхищением профессор заявил, что впервые за долгое время столкнулся с человеком, у которого даже психиатр не может обнаружить никаких дефектов.
- Он обладает таким редкостным психическим и физическим здоровьем, что любая полиция мира с радостью приняла бы его в свои ряды, - восторженно резюмировал эксперт и признал Гуго Альфке полностью ответственным за все содеянное.
Когда же защитник подсудимого доктор Ройтер спросил, как могло случиться, что полицейский вахмистр, имевший твердый, постоянный заработок и не обнаруживавший прежде преступных наклонностей, вдруг вступил на путь, столь отклоняющийся от нормы, психиатр изумленно ответил:
- Альфке хотел без больших усилий сделаться миллионером. Я дословно передаю вам то, что он сам мне сказал. Это не ненормальность и тем более не патология в смысле параграфа 51, предусматривающего невменяемость. Этого сейчас хотят у нас все!
Такую психологическую мотивировку необходимости банковских ограблений разделил в своем решении и суд, в тот же вечер приговоривший Гуго Альфке к 12 годам заключения в каторжной тюрьме с последующим поражением в правах сроком на 10 лет, пожизненному лишению права на управление автомобилем и отдаче под надзор полиции. Последнее вызвало в зале новую вспышку приглушенного веселья.
Альфке выслушал приговор с той же туповато-приветливой миной, с какой при исполнении служебных обязанностей встречал посетителей главного полицейского управления, а в свободное от работы время с помощью служебного пистолета грабил северогерманские банки. Удивило его только пожизненное лишение водительских прав. Председатель суда с готовностью дал ему объяснение:
- Поскольку часть своих преступлений вы совершили, пользуясь автомобилем, можно считать, что водительские права являлись для вас орудием преступления. А по существующему уголовно-процессуальному кодексу орудия преступления изымаются судом на всегда.
Впрочем, если не считать этого единственного неприятного сюрприза, Альфке не имел оснований жаловаться на строгость приговора. Будь раскрыты все его преступления, суд приговорил бы его к пожизненному заключению в каторжной тюрьме и отобрал бы не только водительские права, но, по меньшей мере, еще полмиллиона похищенных марок. А так можно считать, что за 12 лет пребывания в тюрьме (если ему вообще придется полностью отбыть срок) Альфке будет ежемесячно «зарабатывать» около 3500 марок, то есть больше, чем по-лицей-президент: в судебном приговоре размеры награбленного не упоминались, и после отбытия наказания оно станет его неотъемлемой собственностью.
Когда процесс закончился и Альфке увели, один из полицейских, охранявший зал, мечтательно сказал товарищу:
- Эх, знать бы, где этот тип спрятал деньги! Вот было бы дело…
«Без больших усилий разбогатеть» - вот что сделалось мотивом преступлений для миллиона с лишним граждан Федеративной Республики, схваченных полицией за один только 1968 год. Свыше половины этих правонарушителей преступили закон впервые. Подобный феномен, характерный не только для Федеративной Республики Германии, но и для всего капиталистического мира, вызвал целый поток всевозможных объяснений. Появились новые термины, вроде «преступность в результате пресыщения», «криминальные неврозы», «преступность в результате безделья», «преступность как результат жадности». Все это способы обойти истинные причины роста преступности.