у же в случае смерти Самсоновой (всякое может случиться) кто станет ее наследником, кому в конечном итоге перейдут деньги Нины? Связываться с чужими людьми — глупо, это правда.
— Борис, я все-таки считаю, что по возможности как можно больше средств вы должны перевести на свое имя. Так они хотя бы будут находиться в безопасности. А Нина… она скоро найдется…
И только после этого я предложил размягченному надеждой Борису свой дичайший и отчаянный план, направленный на то, чтобы, скрывая ее отсутствие, как можно дольше поддерживать среди окружения Нины миф о ее усиленной подготовке к гастролям, подготовке, требующей ее уединения, спокойствия. Что как будто бы она занимается где-то за городом, в снятой специально для этой цели даче. Не в Лопухине, где ее вряд ли оставили бы в покое ее друзья и знакомые, а совершенно в другом, тайном месте. И тогда, оценив мою идею, Борис признался мне в том, что он и сам сделал кое-что в этом же направлении — обманул следователя Китаева, занимающегося поиском пропавшего чиновника Кузнецова и разыскивающего Нину как свидетеля, сказав (точь-в-точь, действуя в соответствии с моим планом), что ее пока что не стоит тревожить, поскольку она репетирует…
Нина исчезла, мы не знали причину этого, но только ради нее, ради ее будущего, не теряя надежду на ее благоразумие, цепляясь за любую возможность как-то помочь ей, сохранить ей имя, пока еще не очерненное дурно пахнущими версиями зубастых и злых журналистов, мы решили ее воссоздать, придумать, нарисовать, слепить. Она должна быть где-то рядом при полном ее физическом отсутствии.
— Ваша домработница Лена? Она согласна? — Он не разозлился, чего я боялся больше всего, напротив, он ухватился и за эту возможность превратить мою домработницу и няню Лену в Нину Бретт.
— Мы оденем ее в наряды Нины, я попрошу своего профессионального фотографа заснять вас двоих, входящих, я не знаю, в ресторан или театр… Да мало ли какие сюжеты можно будет придумать, когда есть женщина, которую мы представим как Нину! — я входил во вкус. — Главное, чтобы не видно было ее лица… Сначала будет как бы акварель, понимаешь?
Я постоянно сбивался, обращаясь к Борису то на «вы», то на «ты».
— Какая еще акварель? — Борис смотрел на меня глазами больного пса. — Я не понимаю.
— Вы с ней будете то здесь, то там… Вроде она в Москве, посещает выставки, концерты… А потом нарисуем портрет маслом — у вас будет помолвка! И я закажу такой фотоколлаж с вашего праздника в Лопухине, что ты, Боря, и сам поверишь, что Нина здесь, с нами.
— Коллаж?
— Ну, фотомонтаж, понимаешь? Нарядная Нина со счастливым лицом, ты хохочущий, влюбленный, кругом цветы, краски осеннего сада в Лопухине, соответствующий интерьер… Толпа гостей смазана, растушевана…
— Вы на самом деле сможете все это сделать?
— Конечно!
— Хорошо. Что я должен сделать?
— Привезти одежду Нины. Лена должна ее примерить.
— Какую именно одежду?
— Ту, в какой Нина обычно появляется на публике. Мы все это дадим Лене, купим ей парик…
— Она что, похожа на Нину? — в голосе Бориса звучало сомнение. И это было понятно! Он видел Лену, она была полной противоположностью Нины.
— Мы всех обманем. Положитесь на меня. Зато после, когда Нина вернется, а она точно вернется, то ей будет легче возвращаться в свою же жизнь, понимаете? Она вернется плавно, постепенно…
— Конечно, понимаю. Прекрасная идея. Спасибо вам, Ефим, большое! Вы дали мне надежду!
Безумный, влюбленный Борис! Ему даже в голову не пришло засомневаться, высказать какие-то предположения, связанные с нашей авантюрой. Так, к примеру, сотни людей, знающие Нину, оборвут, что называется, телефон Борису, чтобы потребовать объяснения: какая помолвка, почему не знаем, где Нина? Но все это будет потом. Сейчас же просто потянем время, создадим иллюзию присутствия Нины в Москве ли, за городом. И тем самым, между прочим, возможно, сохраним контракты с оперными театрами мира. Не позволим испачкать ее репутацию.
В кабинет заглянула Лена.
— Пришел?
— Пришел.
Борис приехал с двумя чемоданами, набитыми роскошными нарядами Нины Бретт. Мы отнесли их в комнатку Лены — пусть посмотрит, подумает, примерит.
Я ждал, что Борис сразу же по возвращении ко мне начнет высказывать какие-то свои сомнения, но снова ошибся. Он так же, как и я, что называется, зубами ухватился за идею создания виртуальной Нины. Возможно, даже в таком виде «Нина», его возлюбленная, была необходима ему для поддержания сил. И конечно, он заразился от меня надеждой на ее скорое возвращение. Проглотил мою идею и сразу ожил.
— Борис, ты возвращайся домой, а мы тут сами… — сказал я исключительно из человеколюбия. Одно дело, когда Борис будет присутствовать при создании образа Нины, другое — когда увидит уже готовую работу, в парике, одетую… Мне хотелось увидеть его реакцию, когда где-то в толпе, на улице промелькнет сотворенная нами «Нина». Кажется, он все понял, а потому не обиделся и уехал.
Мы же с Леной принялись за работу. Сначала Лена демонстрировала мне платья и костюмы Нины, которые, к счастью, были ей почти впору. Оказалось, что Нина была не такая уж и хрупкая девушка, да и грудь у нее была пышная, судя по платьям.
— А вот обувь идеально сидит на ноге, — сказала Лена. Она была взбудоражена, увлечена, хотя, конечно, сильно волновалась. — Так все нормально, надо бы только парик подобрать, да очки… Темные очки. Вы позвоните и попросите его в следующий свой приезд привезти очки. Они скроют половину моего лица, а ему помогут увидеть во мне Лену.
К шести я поехал на Пушкинскую площадь. Германа Липкина я узнал сразу в целой толпе ожидающих — возле памятника Пушкину, где, думаю, все москвичи рано или поздно назначали встречи, как деловые, так и свидания. Герман был точной копией своего отца. И, судя по его молодому облику, он был поздним ребенком. Высокий, худой, с немного вытянутым лицом, толстыми губами. Лицо серьезное, взгляд встревоженный.
— Какой информацией вы хотите поделиться? — спросил он, и я заметил на его плече фотоаппарат. Журналист, да со своим фотоаппаратом — неплохо.
— Герман, нам надо поговорить… Разговор не на пять минут.
Я пригласил его в расположенный неподалеку ресторан «Урюк», сказал, что хочу угостить его ужином. Мой журналист и вовсе закрылся. В отличие от своих коллег, с которыми мне приходилось иметь дело, господин Липкин был не очень-то общительный, неразговорчивый и какой-то зажатый. Я предположил, что он был все-таки скорее фотографом, но, поскольку работал в паре с настоящими журналистами, то не мог не согласиться встретиться с человеком, посулившим интересный репортаж.
— Меня интересует ваш автомобиль, — я, видимо, очень сильно разочаровал его, поскольку, уже устроившись за столом, он успел сделать движение, чтобы встать. — Успокойтесь. Посидим, поговорим, поедим. Я очень голоден.
— Вы кто?
Подошел официант, я заказал на свое усмотрение селедку с картошкой, куриные котлеты с пюре. Герман заерзал на своем месте.
— Я частный детектив, моя фамилия Костров. Я выполняю самые разные поручения своих клиентов. В одной истории засветился ваш красный «Фольксваген», который вы подарили своему отцу.
Герман молча смотрел на меня, словно его мозг не мог вот так быстро переработать информацию, касающуюся его машины. Конечно, собираясь на встречу со мной, он меньше всего надеялся услышать о своем потрепанном «Фольксвагене». Мечтал заработать на какой-нибудь «горячей» информации, наверняка.
— Где ваша машина?
Так случилось, что в тот момент, когда Герман Липкин крепко задумался о своей машине, мне позвонили. Я попросил прощения, вышел из ресторана, улыбаясь при мысли, как, должно быть, струхнул сейчас мой фотограф, представив себе, что я сбежал, предоставив ему право самому заплатить за обед.
Но звонок был настолько важным, что я просто пулей вылетел из ресторана, чтобы без свидетелей поговорить с моим экспертом. То, что он мне рассказал, сильно расстроило меня. Дело Нины Бретт по неизвестной мне причине коснулось моего сердца, сделало меня на время расследования сентиментальным и чувствительным.
Выяснилось, что ДНК Нины полностью совпало с ДНК крови, которой были пропитаны простыни в кузнецовском доме. И все те отпечатки пальцев, которые еще не были идентифицированы официальными экспертами, были следами Нины Бретт. Значит, те пару дней, что ее не было, она провела в доме Кузнецова. И с ней случилось несчастье. Возможно, ее уже нет в живых. Или же она, ударив подсвечником Саду и убив ее, понимая, что ее карьере пришел конец, решила исчезнуть, сбежать. Вот почему ей было уже не до гастролей, ни до чего… Она спасала свою жизнь.
Я вернулся в ресторан, где Липкин с унылым видом ковырялся вилкой в своей тарелке. Увидев меня, он усмехнулся, но ничего не сказал о моем внезапном уходе.
— Так что там с вашей машиной? Где она? Надеюсь, в гараже?
— У меня нет гаража. И я вообще не понимаю, откуда вдруг такой интерес к этому ржавому корыту?
Корыто! Сейчас, когда я кое-что узнал, для меня эта красная машина была зацепкой к делу исчезновения Нины Бретт. Во-первых, именно на этой машине разъезжала, по мнению Китаева, Сада. Я же осторожно предположил, что за рулем могла находиться Нина Бретт. Причем после того, как убила Саду. И если мы найдем эту машину, то, возможно, выйдем на след Нины.
— Совершено убийство. Возможно, преступник скрылся на вашей машине. Во всяком случае, у нас есть доказательства этого — ваша машина засветилась на видеокамерах города. И хорошо, если за рулем были все-таки не вы, Герман.
— Какое еще убийство? — сиплым нервным шепотом сорвался Липкин. — Вы что, с ума сошли?! Мой отец давно уже не пользуется машиной, он плохо видит, да и вообще возраст. Вот я и подарил ее своему приятелю, тоже фотографу, Олегу Барвину. Но это было сто лет тому назад! Вот найдите его и спрашивайте, где машина и кто на ней катается!
— Вы можете сообщить мне его адрес, номер телефона, почту?