Да и вообще в исчезновении этих двух ярких людей было что-то нехорошее, попахивающее смертью, и смерть эта, унесшая жизнь постаревшей проститутки и наркоманки, витала над их головами.
15
В тот день, когда между мной и Анфисой произошел доверительный разговор, который значительно облегчил мне мое пребывание в Синем Болоте, и когда я хотя бы в ее присутствии могла вести себя естественно, откликаясь на собственное имя и ловя ее какие-то особенно внимательные и восторженные взгляды, произошло еще одно событие, которое многое изменило в наших судьбах. Вернее даже — два события.
Так случилось, что когда мое нервное напряжение, связанное с пропажей моих денег, сменилось после разговора с Анфисой какой-то эйфорией счастья и покоя, мой мозг заработал в полную силу и снова выдал мне завалившуюся под подкладку памяти картинку. Черно-зеленое ночное небо в изумрудных облаках, озеро с лунной дорожкой и блестящую толстую змею, вползающую или выползающую из озера… Обложка книги, которую я недавно держала в руках. У меня ушло минут пять, не больше, на то, чтобы найти эту книжку на полке с детективной литературой.
Бледно-голубыми буквами на обложечном черном фоне озера было выведено название «Ваш ход, Граф!». Имя автора указано мелкими скромными буковками «Анатолий Пожарский».
Я сразу же вспомнила Анфису, да что там, я словно услышала ее голос, особый, сказочно-зловещий тон, каким она рассказывает мне свои страшилки: «В далекие времена наша деревня принадлежала графу Пожарскому…»
Ниночка, тезка моя, с мечтательной улыбкой на лице, какая бывает у женщин обласканных, довольных жизнью, поливала цветы на подоконнике, напевая себе под нос что-то непонятное, должно быть, какую-то свою музыкальную фантазию. Я подошла к ней и в какой-то момент почувствовала вдруг себя человеком совершенно посторонним, чужим, непонятно каким ветром занесенным сюда, в это Синее Болото, в убогую библиотеку, но далеко к не убогим, а к качественно другим, с широкой душой людям, которые приняли меня, да что там, приютили, поделились со мной своей сердечностью, добротой. Вот и Нина, казалось бы, незнакомая мне женщина, но приняла меня как родную, с первого же дня старалась сделать для меня все, чтобы я почувствовала себя в окружении человеческого тепла. Терпеливо вводила меня в курс дела, все показывала, помогала, подкармливала, если я забывала поесть. А если бы мне не было где ночевать, я уверена, она бы взяла меня к себе в дом, поселила бы, окружила любовью и заботой. Провинциальная сердечность обнимала меня, давала силы жить и надеяться на что-то хорошее, освещала самые темные уголки моей души, забитые тогда страхами и какой-то отчаянной безысходностью.
— Нина, кто такой Анатолий Пожарский? — я показала ей книгу.
— Пожарский? — Нина поставила лейку возле горшка с цветущей красными цветками геранью и взяла книгу в руки, повертела ее, полистала. — Понятия не имею. Честно говоря, я в свое время так и не поняла, откуда она взялась. Я ее не заказывала, никто вроде не приносил, и сама не покупала… Она просто упала с неба…
— Новая… Издана в этом году, видишь? — Я показывала ей титульную страницу с указанием даты издания.
— Самиздат, — уверенно произнесла Нина, возвращаясь к своим гераням. — Я не читала.
Я вернулась на свое рабочее место за столом, открыла книгу и углубилась в чтение. Как я и предполагала, это было криминальное чтиво, довольно низкого уровня, написанное простым, с грубыми стилистическими ошибками, языком, да и сюжет был незамысловат, даже скучен — вялотекущее расследование убийства молодой девушки бизнесменом, который в конечном итоге сам погиб от укуса ядовитой змеи…
Не расскажи мне Анфиса историю Графского озера, не назови она мне фамилию Пожарского, того самого, который изнасиловал свою крепостную, я, быть может, и не обратила бы внимания на эту книгу. Видно же было, что это самиздат, книжка дешевая, напечатана чуть ли не на газетной бумаге, то есть не настолько хороша, чтобы издатели в нее вложились, однако в какой-то момент я почувствовала, что автор этой книги написал ее не просто так, а с умыслом. Там и романа-то как такового не было, так, графоманская писанина чистой воды. Но пролистывая ее, я словно чувствовала, что эта книга представляет собой некий шифр, причем доступный исключительно жителям Синего Болота. Так, к примеру, главный герой проживал на улице, в конце которой стояли три старых дуба, в доме с желтыми ставнями, и дом этот реально существовал, его невозможно было выдумать. Потом Графское озеро, где злодеи, убившие девушку, утопили машину. Но самым интересным был единственный на всю книгу рисунок, изображавший карту той местности, где происходили придуманные автором события. Он очень смахивал на карту района деревни Синее Болото, хотя саму деревню в романе называли Голубая Пустошь.
Автор не был профессиональным писателем, это точно. И не богатый, за издание он заплатил сущие копейки. Я бы даже не удивилась, если бы узнала, что и тираж-то был минимальный, экземпляров двести.
И не тщеславный, поскольку даже Нина не знала о нем, а уж она бы, если бы обнаружился в Синем Болоте свой писатель, непременно сделала бы ему рекламу, гордилась бы им.
Однако книгу этот писатель наверняка сам принес в библиотеку, тайно, поставил на полку с детективами… Или нет, возможно, он просто оставил ее на моем столе, чтобы я обратила на нее внимание, а я ее поставила на полку.
— Нина, скажи, а кто живет в конце улицы, в доме с желтыми ставнями? Ну, там где три огромных дуба растут?
— Антон Жуков.
— Чем он занимается?
— Он в Белом работает, на гусиной ферме. Разве Анфиса тебя с ним еще не познакомила?
— Постой, это тот самый Антон, жених Оли?
— Ну да. А что? Дом себе присматриваешь к зиме? Думаешь, в Олином замерзнешь? Не замерзнешь, там печка газовая есть.
— А у него есть какое-нибудь хобби?
— Не знаю. Да что это ты им так заинтересовалась?
— Да нет, я просто так… Здесь у вас все люди такие талантливые… Женщины кружева плетут. А мужчины чем занимаются? Может, тоже каким промыслом занимаются?
— Нет. Был у нас один мастер — золотые руки, Юрочка Горохов. Мало того, что он бизнес свой организовал, магазин запчастей открыл, так он еще и резьбой по дереву занимался. Такие шахматы вырезал, закачаешься! У него начальство наше из Белого покупало для подарков москвичам…
— А где сейчас можно купить такие шахматы?
— Нигде. Юрочка же пропал. Говорят, погиб, но Анфиса не верит.
Я почти на цыпочках вернулась на свое рабочее место, притихла, молча листая очень странную книжку, которую судьба словно сама вложила мне в руки.
«Ваш ход, Граф!»
Шахматы ручной работы, настоящее произведение искусства, я видела. Причем совсем недавно. И почему-то они ассоциировались у меня с холодком страха, какими-то неясными, пахнущими лекарствами и мокрыми листьями, воспоминаниями.
И вдруг я вспомнила. Да так ясно, что в маленьком библиотечном мирке запахло больницей.
«Врачиха Крайнова»! Я видела шахматы, вернее, фотографию в рамке за стеклом белого больничного шкафчика, на которой крупным планом был изображен мужчина, сидящий с задумчивым видом за нестандартной, вдвое больше, чем обычно, шахматной доской с расставленными на ней деревянными фигурами. Фотография была цветная, довольно большая, а поскольку я сильно нервничала, находясь в кабинете гинеколога, то принялась рассматривать это яркое цветное пятно просто потому, что оно резко выделялось на фоне всего белого, больничного. Быть может, я ошибалась, но мне показалось тогда, что шахматные фигуры мало того что крупные, величиной с ладонь, так еще и необычные, стилизованные под рыцарскую эпоху с доспехами, шлемами, мечами, струящимися платьями и коронами (у королев, вероятно).
Посетителей не было, я подошла к Нине, сказала, что вспомнила об одном важном деле, что мне надо отлучиться и, получив от нее, увлеченной чтением «Трех товарищей» Ремарка, одобрительный кивок головой, спрятала книжку Пожарского в сумку и поспешила выйти из библиотеки. Сразу же позвонила Анфисе, спросила, не занята ли она, что есть дело, важное.
Мы встретились с ней на нашем месте — под старым дубом, рядом с магазином, в двух шагах от библиотеки, там, где и познакомились несколько дней тому назад. Мне же, честно говоря, казалось тогда, что мы знакомы с ней много лет.
— Что-нибудь случилось? — спросила она. Уж не знаю, по какой причине, но она прямо-таки вся светилась, загадочно улыбалась и даже как-то судорожно сжимала свои кулачки, словно я перехватила ее, бегущую, а то и летящую, на долгожданное свидание.
— Анфиса, что с тобой?
— Так, ничего! — Она смотрела на меня, но мне казалось, что куда-то мимо, словно за моей спиной, в тени ветвей, зацепились за пожухлые листья ее радостные мысли.
— Мне нужно в Белое, встретиться с Крайновой, с гинекологом.
— Что-нибудь случилось? — Тут Анфиса вернулась ко мне, в реальность, стала прежней, готовой решить любую мою проблему. — Кровь?
— Потом расскажу. Пожалуйста, найди машину, поедем к ней!
— Не вопрос! — И она тотчас позвонила какому-то своему знакомому, приехавшему буквально минут через десять на разбитой белой «Ладе». Молчаливый мужичонка не проронил по дороге ни слова, знай себе, давил на грязную, вытертую до металлического блеска педаль газа.
— Я позвоню тебе, Аркаша, — сказала Анфиса, выходя из машины.
— Наверное, надо было ее предупредить о нашем приезде, — сказала я с досадой. — Вдруг ее нет на месте?
— Я знаю ее расписание. Она у себя. Так что у тебя случилось-то?
— Сначала к ней, потом я тебе все расскажу.
Анфиса пожала плечами, мол, сама решай. Она проводила меня до кабинета Крайновой, где передо мной была всего одна пациентка, бледная, с изуродованным пигментными коричневыми пятнами лицом, беременная молодая женщина с потухшим взглядом, и ушла, бросив: «Позвонишь!»
Я попала к Крайновой только через полчаса. Не знаю, где все это время была Анфиса, должно быть, решила воспользоваться возможностью походить по магазинам, заглянуть на рынок.