— Господи, Борис… как он там?
— О нем позже. Так вот, с Кузнецовым тоже какая-то мутная история. Возможно, его исчезновение связано с правительственными делами, с его службой, я не знаю, во всяком случае, в интернете планомерно уничтожается всяческая информация, касающаяся совершенного в его доме убийства проститутки Сады.
— Сады? Ее звали Сада?
— Да, мне Борис все рассказал.
— Ян, мне страшно спрашивать, но что пишут обо мне?
— Разве ты еще не поняла? Нина Бретт усиленно готовится к гастролям, репетирует, но время от времени появляется в каких-то общественных местах, типа магазина бриллиантов вместе со своим постоянным спутником и женихом — Борисом Равенковым!
— А тот ролик… Ты понимаешь, о чем я…
— Ничего такого нет! Уж ты поверь мне! Думаешь, я не искал информацию о тебе после того, как со мной связался Борис, да и Анфиса? Уверяю тебя, моя дорогая, никакой грязи и уж тем более порнографии!
— Но я сама видела, собственными глазами!
— Думаю, все всплыло бы на ютьюбе, если бы ты не шарахнула эту стервь подсвечником! Ее смерть помешала свершиться этому безобразию. Но, Ниночка, белочка моя, птичка, соловей ты мой золотой, как ты выдержала все это?
— Думаю, мне вкатили наркотик, потому что я все это помню смутно, вернее, ничего не помню… Но думаю, что это был кошмар… Я видела простыни, на которых все это происходило, они в крови. Я потеряла много крови… — Мне пришлось рассказать моему другу о визите к гинекологу.
— Значит, все ровно? Никакой заразы? Действовали профессионалы, проверенные. Но кто такая Сада? Я пытался навести справки, получается, что это мерзейшая личность, что называется, клеймо негде ставить. Больная, наркоманка, тварь, одним словом. Как она могла оказаться в доме твоего приятеля? Как вы туда попали?
— Знаешь, время от времени я вспоминаю какие-то моменты… Помню, как мы вышли из «Дункана» и сели в машину… Мне кажется, что я и раньше пользовалась этой машиной, да и женщина, которая сидела за рулем, тоже мне знакома… Ян… Не знаю, как тебе все это объяснить… Я знаю эту женщину, я вспомнила ее, да только не знаю, как тебе все сказать…
— Малыш, даже, если ты признаешься мне сейчас, что была путаной и с десяти лет зарабатывала себе на жизнь в борделях, пока не стала оперной дивой, я пойму тебя. Может быть, даже зауважаю тебя еще больше!
— Ян, ты чего?! — Я расхохоталась, и слезы мои на щеках высохли. — Какой бордель! Всю жизнь пою, занимаюсь музыкой!
— Так бомби! Что это за баба? Откуда она?
— Это хорошая знакомая Кузнецова.
— Любовница, что ли?
— Нет, что ты! Ее зовут Вера. Сережа как-то рассказал мне, что опекает нескольких женщин, жертв домашнего насилия… Женщины сбежали от своих мужей, прячутся на съемных квартирах, воспитывают детей. Он показал мне фотографии детей, в каких условиях они живут. И попросил меня помочь ему выбрать кое-какую одежду для малышей. Он сказал, что ему нельзя светиться на своем служебном авто, и на личном тоже не хотелось бы, чтобы Лариса, жена его, ничего не узнала, и поэтому мы несколько раз ездили по магазинам как раз на том красном «Фольксвагене»…
Рассказывая об этом, я почувствовала снова головокружение, словно мысли мои, закружившись в голове, вызвали этот прилив дурноты. На самом же деле я пережила стресс от сознания того, что так поздно открыла для себя, где и когда я прежде видела эту красную машину. Получается, что моя память была кем-то очень крепко блокирована! Я призналась в этом Яну.
— Дурочка ты моя! Ты уверена, что та машина, на которой ты сбежала из Ларина — именно этот самый «Гольф»? Ты что, номера запомнила?
— Нет, конечно!
— Вот и успокойся. Может, это другая машина.
— А что, если я утопила машину Веры, этой женщины, она же мать двоих детей, и я оставила ее без транспорта!
— Нина, о чем ты вообще думаешь? Ты должна размышлять совершенно иначе! Предположим, это машина Веры, с которой вы покупали детские вещи, вот и спроси себя, какое отношение эта Вера имеет к твари по имени Сада? Может, это она тебя так подставила? А заодно и Кузнецова?
— Вера — хороший человек, я же с ней знакома… — сказала я неуверенно, поскольку, на самом деле, ну что я о ней знала?
— Откуда Кузнецов ее знает?
— Понятия не имею. Зачем бы я его спрашивала об этом?
— Так-так-так… Стоп. О чем попросил тебя Кузнецов — чтобы ты занималась благотворительностью, чтобы потратила свои деньги на этих женщин?
— Нет, что ты! Он попросил меня сопроводить его в детский магазин, чтобы я помогла ему выбрать одежду. Это было всего один раз, но потом я сама захотела помочь этим женщинам, взяла у Сергея телефон Веры, позвонила ей и предложила съездить снова в магазин, выбрать вещи.
— И на какую сумму ты покупала детские вещи?
— Да по-разному…
— Может, тебя развели на деньги? Хотя как, если ты реально покупала вещи?
— Да, я сама лично их выбирала, нам все упаковывали, мы складывали в багажник машины. Вера была мне очень благодарна. Нет, она не могла быть связана с Садой! И вся эта история с изнасилованием, групповухой, порнороликом не может быть связана с детьми! Это бред!
— Сама ты — Бретт! Фамилию-то какую носишь! Бредовую! Ладно, не обижайся, я же хочу тебе помочь. Значит так, дорогая моя, пора тебе уже возвращаться в Москву!
— Ты что?! Я не могу! А вдруг этот ролик появится в сети? Я же не знаю, какие люди за этим стоят?
— Если бы кто-то хотел твоей, так сказать, социальной смерти, то его давно бы выложили. Но в интернете ты по-прежнему поешь свои романсы и арии, моя птичка. И ни одного голого мужика рядом с тобой.
— Ян! Мне не до шуток!
— Да если бы даже и появилось такое видео, думаешь, кто-нибудь поверил бы, что это ты? Глупости! Может, это порноактриса, которая на тебя похожа? Ты — оперная звезда, моя Каста Дива, пречистая богиня, целомудренная дева! И твое имя уже невозможно испачкать, вот я лично в этом твердо убежден! Больше того, может, это и прозвучит цинично, но это все равно была бы реклама!
— Ян, ты невозможен! Как ты можешь шутить на такую тему? У меня в планах было изменить внешность, уехать в Париж, к тебе, и там попытаться начать все сначала!
— Какая глупость! Нет, моя любовь, ты вернешься в Москву, к репетициям, к Борису, к своей прежней жизни, в свою уютную квартирку, и все у тебя будет замечательно! Хватит уже этого синеболотного изгнания!
— Ян, у меня голос пропал! — застонала я, боясь даже озвучить эту страшную правду. Только от этих слов на душе стало холодно.
— А ты откуда знаешь? Ты что, пела? Пробовала петь?
— Говорю же — пропал мой голос… Я теперь каркаю, как ворона.
— А ты отпусти ситуацию. Посмотри на все, что с тобой произошло, иначе…
— Я убийца!
— Если бы ты не убила ее, то она бы убила тебя, разве непонятно? — он сказал это уже совсем серьезным тоном. — Да ты спасла себя! Ты — выжила. А потому должна петь, радовать всех нас звучанием своего чудесного голоса!
— Ян, как же я рада. Что ты здесь, со мной! От тебя исходит такая сила, такая какая-то жизненная энергия, мощь, что кажется, еще немного, и я соглашусь со всеми твоими доводами!
— Как же ты не согласишься, когда я за этим и приехал — забрать тебя с собой, но не в Париж, где ты собиралась изрезать свое прелестное личико, чтобы, как ты выражаешься, начать все сначала, хотя этим самым ты погубила бы себя окончательно, а в Москву!
— Но отпечатки моих пальцев повсюду… в том доме… Я же была там в ванной комнате, кухне, я жила так пару дней и сутки, не знаю…
— Поначалу мы спрячем тебя в надежном месте и посмотрим, как будут развиваться события. Потом дождемся возвращения Кузнецова и все от него узнаем! Но, главное, ты встретишься с Борисом и все-все, вот как мне, ему расскажешь.
— Ян, ну как ты не понимаешь… Если он увидит этот ролик…
— Давай начистоту. Ты собиралась выходить замуж за Бориса?
— Да, конечно. Зачем ты спрашиваешь?
— Вот и ответь мне тогда, зачем тебе связывать свою жизнь с человеком, на которого не можешь положиться в трудную минуту? Тогда выходи замуж за меня! Мы знаем друг друга сто лет, я буду тебе хорошим мужем, преданным как собака. Ну?
Я улыбнулась. Сколько лет знаю Яна, но так и не поняла. Кого же он любит больше — мужчин или женщин.
— Верность — как понятие общечеловеческое я тебе обещаю. Правда. Я буду помогать тебе всегда и во всем. Мы будем жить с тобой под одной крышей. Я буду шить свои театральные и концертные наряды…
— Но ты и так их шьешь!
— В свободное время я буду сопровождать тебя на твои гастроли, я куплю тебе дом в Италии, хочешь? Или в Париже, еще один! Я буду подавать тебе в постель теплое молоко и укутывать твои прелестные ножки пледом, чтобы ты не мерзла зимой… Я люблю тебя, моя Каста Дива! Ну же, решайся!
Это была шутка, с которой он не хотел расставаться и жил с обнимку с ней, как с несбыточной мечтой.
— Ты любишь мой голос, а не меня. А я — живая женщина, мне нужна другая любовь.
— Ты любишь Бориса?
— Да, люблю.
— А он? Он-то любит тебя?
— Да, думаю, что любит.
— Но если он любит, то почему же ты не бросилась за помощью к нему?! Или ты думаешь, что, узнав о том, что тебя изнасиловали, он начал бы испытывать к тебе отвращение? Ты что, на самом деле так думаешь? Ты в своем уме?
— Да, я так решила. Подумала, что он никогда не сможет уже относиться ко мне так, как раньше. Что не сможет любить меня как женщину.
— Нина… Как ты могла так поступить с Борей? Вот ты озвучила мне текст той записки, что оставила на своей даче в Лопухине… Ты хотя бы представляешь, что стало с ним, с любящим тебя мужчиной, когда он прочел ее? Ты просто на мгновение представь себе, что он пережил, пытаясь осмыслить твое письмо! Получалось, что все то время, что вы были с ним вместе, лгала ему? Что у тебя параллельно с ним были другие мужчины? Это ли не больнее, чем то, о чем ты подумала, когда царапала своей скверной лапкой это отвратительное, прямо-таки убийственное послание?!