доел свой креветочно-цыплячий супчик, заказал еще вина, дождался, когда Кузнецова подберет с тарелки последние рисинки после Шаб-Таака, взял ее запястье обеими руками и сказал:
— Все не так, милая. Все не так. Не очень-то мне хочется разрушать твои иллюзии, дело это вообще неправедное. Но уж коль речь об опасности для тебя и твоих близких — вынужден. Корни неприятностей, о которых ты скорбишь, не в твоей жизни. Уж тебя-то я знаю не один год и всю биографию твою запутанную давно выучил. Если бы я был пьяным, объевшимся и самоуверенным стариком — а я и есть пьяный, объевшийся и самоуверенный старик, который к тому же хочет произвести впечатление на очаровательную молодую женщину, — то я бы осмелился предположить. Все эти навороты, по вазомоторике руки чувствую, не из твоей судьбы. Ты их приняла на себя добровольно. Тучи — вокруг твоей милой подруги. Она, как мне подсказывает твое мудрое подсознание, настоящий стержень событий, загадочных и опасных.
— А мой пропавший пейджер? А мой отключенный телефон? Ни у меня, ни у соседки в счете с телефонной станции не было чужих звонков. Как это вписывается? При чем тут Тамара?
— Сама думай. С твоим телефоном, а тем более с его подсознанием, я незнаком. Чего не знаю, о том не говорю. Давай подходить аналитически. Кроме супруги Ряжкова, ты никого не подозреваешь? Никого. А у нее просто не было возможности нанять кого-то, чтобы тебе досадить. На господина Ряжкова твоя сообразительность произвела неизгладимое впечатление. Он уверял меня, что впервые в жизни встретил женщину, с которой ему хочется попить пивка и посоветоваться за жизнь. Он не позволит супруге затеять козни против тебя. Когда ты тогда от меня уехала, Павел Борисович вызвал свою половину, и я с ними имел продолжительную беседу. А после нее они уже не расставались. И вечером следующего дня, дружно взявшись за руки, улетели отдыхать и выяснять отношения куда-то на юг Европы. Или на север Африки. Сейчас не помню, но у меня записано. Итак? Кто угодно, но не Ряжкова.
— Но вы же сами говорили, что она из мужа веревки вьет! Запросто могла отлучиться на часик. Наняла кого-то, а уж потом и улетела, «дружно взявшись за руки».
— Не могла, — захихикал лукавый старик. — Именно что не могла она от него отлучиться! Потому что руки их — его левую и ее правую — я на всякий случай зачаровал на неделю. Раньше они никак не смогут разомкнуться.
— Зачем это? — опешила Кузнецова.
— Ну-у, я щас не помню зачем. Чего-то тогда удумал, — признался Апээн, язык которого слегка заплетался от горячего вина. — Наверное, хотел, чтобы они были ближе друг другу. А то у них, кроме секса, ничего общего не было. А теперь — только общее.
— Но как же они одевались и раздевались? Как в туалет? — с ужасом спросила Надежда. Ее пробрал озноб, когда она представила себе мытарства зачарованных.
— Хо-роший вопрос! Когда они появятся, я спрошу, — пообещал чародей и опять захихикал: — А подружке, отрицающей все, что не вписывается в ее узенькие правила, так и передай: не ты, а она — причина и цель всех происшествий. И бывших, и будущих. И твоих, и ее. Такое мое предположение. Впрочем, продолжу, извини, каркать: она об этом, скорее всего, и сама прекрасно знает. И кто, и чего, и зачем. Только самой себе признаться не хочет. Гордыня заедает.
— Но мой-то телефон?! — в упрямом отчаянье напомнила Кузнецова. — Он-то тут при чем?
Апээн зевнул, показывая, что у него пропадает интерес.
— Если, подчеркиваю: если! — все это взаимосвязано, то вот и думай. Кому могло потребоваться лишить тебя связи? Зачем? Ищи, кому выгодно. Положись на интуицию. Быстро! Кто приходит на ум?
— Зина! Зина Мицупися, — мгновенно выпалила Кузнецова.
А когда сказала, то и подумала: «Точно! Вот кто может за всем этим стоять».
— То есть? — приподнял брови Апээн. — Странное имя.
— Вообще-то ее фамилия Рыкалова. Она недавно у нас работает. А до нас она торговала японским медоборудованием. От спеси нахамила журналистам. Считала, что если заказывает рекламу, то может грубить людям, которые вдвое старше. А те обиделись. Накопали о ее фирме какие-то заморочки и тиснули фельетончик «Мицуписи электроникс делает каку». Девку за подрыв престижа турнули. Но когда она к нам пришла, любила козырять: «Вот когда я работала в «Мицубиси»… А вот у нас в «Мицубиси»!» Так к ней прозвище Мицупися и приклеилось.
— А к тебе у нее что?
— Повадилась клиентов у меня перехватывать. Так что ей, если я окажусь без связи, — выгодно. Она-то вечно в офисе ошивается, не любит в «поле» работать. Потому и клиентов чужих ловит.
Апээн наклонил голову к плечу, вслушиваясь в непроизвольные комментарии руки Кузнецовой.
— Не лишено. Твое подсознание знает связь этой твоей коллеги с Панкратовой. Но ясности мешают твои эмоции. Будто ты себя считаешь… Обиженной? Виноватой? Точно: виноватой. Наверное, сделала ей какую-то неприятность? Ага, сделала! Сколько раз я тебе говорил, что мстить — это пытаться переделать прошлое? Дело бесполезное и даже опасное. Лучше выясни, что у этих двух женщин общего, — посоветовал на прощание Апээн, и они расстались.
После этого разговора Кузнецова впервые заподозрила, что ее учитель в практической психологии стареет и теряет чутье. Панкратова была абсолютно уверена, что ее ничто не связывает с Зинаидой Рыкаловой. Зато та, оказалось, очень интересуется Надей.
Кузнецова проверила с помощью оператора компьютера базу данных своего участка. Обнаружилось, что как раз в те дни, когда у нее не было пейджера, Зина Мицупися перехватила у нее двух клиентов, которые разыскивали оставшуюся без связи Кузнецову в офисе. Комиссионные «браконьерша» при этом отхватила немалые. Следовательно, ей очень даже выгодно было организовать и похищение пейджера (тут Апээн, похоже, угадал: не просто так его у Нади умыкнули), и отключение телефона.
Хорошо разбираясь в людях, Надежда не верила, что у Зины, девицы ленивой и поверхностной, хватит ума и упорства, чтобы самой задумать и провернуть сложную операцию, включающую похищение пейджера, вывод из строя телефона да еще и слежку. Причем слежку, целью которой было, как минимум, основательно припугнуть. Об этом говорила маска на голове ночного преследователя и его умелые повадки. Нет, у Рыкаловой на все это не хватило бы мозгов. Но если она скооперировалась с женой Ряжкова, то тогда все складывается. И Апээн не прав, акцентируя внимание на Панкратовой. Вероятно, он ошибся в истолковании чувства вины Кузнецовой. Ее она чувствовала не перед сослуживицей, а перед намаявшейся подругой.
В последнее время, встречаясь с Надеждой, Зина уводила глазки и поджимала ярко накрашенный ротик. Это на языке мимики, хорошо знакомом Наде, выдавало не только неприязнь, но и страх. А чего, как не разоблачения своих махинаций, могла бояться нахалка? Два клиента, перехваченных Мицуписей в тот день, когда пропал пейджер, не могли быть случайностью. Для этого надо знать, в какое время нужно их поджидать. Что легко тому, кто читал сообщения, поступившие на пейджер Кузнецовой.
Так что на сей раз у Надежды были основания считать советы Апээна не вполне адекватными. Собственно, этим самые умные ученики и отличаются. Вечно они сомневаются в советах своих наставников. Поэтому опытные наставники и не любят круглых отличников, никогда и ни в чем не сомневающихся. С ними проще. Но зато открытий они не делают.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Доделав ремонт, Панкратова в конце ноября воодушевилась и возобновила поиски работы. Ей на удивление быстро удалось устроиться в редакцию журнала «Мир быта и сервиса». Он специализировался на рекламе бытовой техники. Но в нем не просто печатали объявления, а пытались сопоставлять фирмы, марки, цены, технические и прочие особенности, помогая найти самое подходящее. Журнал ей понравился. Печатался он за границей, выглядел внушительно. Кроме наукообразных статей, публиковал и вполне читабельные, интересные даже ей, безденежной, материалы.
Тамаре Владиславовне назначили двухмесячный испытательный срок. В первый месяц предложили показать себя без записи в трудовую книжку. Мол, если она приглянется, тогда уж, задним числом, все и оформят. Она охотно согласилась, обрадовавшись окладу, который ей пообещали, как у «старичков». Да еще посулили аванс через две недели.
Начальник отдела реализации Дмитрий Семенович Пишуев поручил ей составить подробную базу данных о состоявшихся и потенциальных рекламодателях. Девочка, которая делала эту работу раньше, ушла, как намекнули, не по своей воле. Поэтому Тамара Владиславовна не поняла: то ли та была совсем неумехой, неспособной толково использовать электронные таблицы, то ли в обиде специально испортила базу данных перед уходом. Панкратовой все пришлось делать заново. Она, стремясь поскорее показать себя, задерживалась вечерами и сидела по выходным.
Пишуев днем большей частью метался по городу, окучивая клиентуру, но, заглядывая в отдел, ее поторапливал. Он тоже часто задерживался на работе, разбирая накопившиеся за день бумажки. И если Панкратова вечером была в кабинете одна, любил проверять, всматриваясь через ее плечо в то, как упорядочивается и пополняется база данных. Деликатно, почти невесомо приобняв ее за плечи, Дмитрий Семенович, казалось, был доволен увиденным. Похваливал за старание.
Выглядел Пишуев никаким. Спокойный, вежливый, со вкусом одетый. Но настолько обтекаемый, что никак не поймешь, какой он человек. Она знала, что ему сорок два, но на вид могла дать и тридцать пять, и пятьдесят. В зависимости от освещения и темы разговора. Его прикосновения она старалась игнорировать. Будто не замечала. Равнодушие давало мужчине понять: надеяться не на что. Не грубить же, у него такая «отеческая» привычка.
Однажды декабрьским вечером, уже в восьмом часу, когда все сотрудники журнала разбежались, Панкратова «вбивала» в таблицу телефоны и примечания о клиентуре. Дмитрий Семенович появился в необычайно оживленном состоянии. Когда он склонился над ее плечом, она почувствовала, что от него несет водкой. Тамара Владиславовна инстинктивно дернулась, пытаясь отстраниться. Намаявшись с бывавшим во хмелю буйным мужем, она привыкла бояться выпивших. Но Пишуев как раз в этот момент повернул голову и притянул ее к себе. Их губы соприкоснулись.