Занятия пошли своим чередом и продолжались еще час. Потом пришло время детям вернуться к своей работе. Мистер Миллер отпустил девочек и Джонни, а Дэвида попросил остаться.
Хозяин молча сидел, держась за ручки кресла и смотрел на опустившуюся голову Дэвида. В лучах солнца, проникавших в комнату сквозь створчатое окно библиотеки, волосы Дэвида казались совершенно белыми. Персиваль смотрел на них не отрываясь некоторое время.
– Дэвид, ты совсем не глупый, почему же не стараешься учиться?
Дэйви поднял голову, но, не глядя в глаза мистеру Миллеру, признался:
– Мне неинтересно, сэр. Просто меня к учению не тянет.
– А к чему же тебя влечет? – Персиваль подвинулся к краю стула, его руки, лежавшие на столе, были крепко сжаты. – Скажи мне, скажи, – казалось, молил он.
Дэйви поднял глаза и прямо посмотрел в лицо хозяину.
– Я уже говорил вам, сэр… мне хочется заниматься с лошадьми. Я хочу стать кучером, ну или кем-нибудь, только бы мне быть поближе к лошадям.
Их лица почти касались друг друга, но вот Дэйви, словно очнувшись, отстранился. В ту же минуту хозяин схватил его за руку и неожиданно предложил:
– А если я пообещаю тебе купить лошадь… ну, скажем, пони, ты обещаешь, что станешь стараться и…
– Вы купите мне пони, сэр? – просиял Дэйви. – Он будем моим, да?
– Конечно, это будет твой пони.
– Ой, сэр, я постараюсь, обязательно постараюсь. И еще… – от волнения он не мог говорить, только беззвучно открывал и закрывал рот. Наконец ему удалось справиться с собой. – Там за беседкой в саду я видел старую двуколку, раньше это был догкарт.[6] Я бы мог его починить. Уверен, что у меня получится, сэр. – Он энергично кивал головой, радость переполняла его. – Сэр, я буду стараться, обязательно буду.
Они стояли друг против друга. Персиваль Миллер держал руку Дэвида.
– Так, значит, ты обещаешь? – Его ладонь накрыла руку Дэйви.
– Да, сэр, я вам это обещаю. Спасибо, сэр, огромное спасибо. – Дэйви высвободил руку из теплых ладоней мистера Миллера, отступил несколько шагов, потом круто повернулся и быстрым шагом, почти бегом, покинул библиотеку.
Он влетел в кухню с криком: «Мама, мама, послушай, что я тебе скажу!»
В этот момент Рия разделывала зайца. Вытерев испачканные в крови руки, она с улыбкой посмотрела на счастливое лицо сына.
– Что же там такое интересное случилось? Рассказывай скорее.
– Хозяин… он собирается мне… купить лошадь… пони… он обещал. Если я стану усерднее учиться. И я постараюсь, мама, еще как постараюсь. Нет, представь себе… у меня – пони. – Волнение мешало ему говорить.
Она пододвинула себе стул и села.
– Он в самом деле так сказал?
– Да, мама, я правду говорю.
– Надеюсь, ты оценишь такую жертву. – Она взяла сына за руку, лицо ее стало серьезным. – Ты знаешь, что у него мало денег. И понимаешь, что произойдет с книгами, табаком и пивом в тот день, когда он поедет в очередной раз в Ньюкасл за своими деньгами?
– Да, мама, я понимаю. – Радость его заметно померкла. – Ты думаешь, ему придется от всего отказаться?
– Да, другого выхода у него нет. Ты же знаешь, мы бы не жили, как живем, если бы не овощи, что ты выращиваешь на огороде, не фрукты и яйца, которые несут куры, что мы завели. Даже те четыре шиллинга, что он мне платит в неделю, мистеру Миллеру приходится выкраивать. Прошу тебя, Дэйви, – проговорила мать, крепко стиснув его руки. – Ты должен держать слово и учиться как следует. Этим ты его порадуешь, как ничем другим. Ведь для него нет ничего важнее учения.
– Я так и сделаю, мама, обещаю.
– А теперь иди работай.
Рия стояла и смотрела, как сын, словно на крыльях, летел через двор. Тревога сжимала ей сердце. Она сознавала, что Дэйви не Бидди и не сможет добиться большего, чем уже сделал. У Дэйви лучше выходило работать руками, чем головой. Рия снова занялась зайцем, с сожалением думая о том, что хозяина не интересует ничего, кроме его наук.
Глава 8
Персиваль Миллер стал совсем другим человеком, в этом не могло быть никакого сомнения. Накануне он играл с детьми в мяч. Рия не верила своим глазам. На прошлой неделе он несколько раз заходил на кухню и разговаривал с ней. Он держался с ней как с равной. Прошлым вечером речь зашла об удивительных совпадениях. Какое необыкновенное совпадение, что они приехали в коттедж «Рябина», надеясь получить работу и ухаживать за больной женой хозяина дома. А разве не совпадение, что в то же время Тол с Фанни проезжали мимо? И ее появление в Мур-Хаусе тоже было совпадением.
Хозяин спросил, не кажется ли ей, что все в жизни происходит по определенному плану. «Да, – согласилась Рия, – пути Господни неисповедимы». К ее удивлению, он возразил ей, и очень резко. По его словам, Бог не имел к этому никакого отношения. Все в их жизни определяла сила, не связанная с Богом, которого представляли как высшее существо в облике человека, сидящего на троне где-то на небесах.
Мистер Миллер все говорил и говорил об этом. Рии было непривычно слушать такие речи, но она убеждала себя, что хозяин отличается от всех, кого она знала.
Он очень много знал, и для Рии уже не было секретом, что он думает по-иному: ей не раз приходилось слышать его споры с преподобным Уиксом. Причем священник, ревностно следивший, чтобы прихожане посещали церковь, проявлял удивительную терпимость. Возможно, не последнюю роль здесь играл эль, доставлявший ему немалое удовольствие.
Прошлым вечером, когда дети у колодца смывали с себя грязь, хозяин подошел к двери кухни и засмотрелся на них.
– Какая красота, – тихо заметил он, и Рии стало жаль его. Она подумала, что несмотря на все странности, ему очень не хватает семьи. Он мог бы быть прекрасным отцом. Вдруг она почувствовала, как ее влечет к нему. Ей захотелось обнять его, по-матерински прижать к груди его голову… но, может быть, у нее проснулись бы и не только материнские чувства. Такая мысль заставила ее вспомнить о Толе.
За прошедшую неделю они виделись дважды. Он держался с Рией как всегда, и все же она ощутила в его отношении еле заметный холодок. Он не задержался, чтобы поболтать, и за это она была ему в какой-то степени благодарна. Рия определилась в своем отношении к Толу. Она уверила себя, что он должен был обязательно проявить свои чувства, если бы она по-настоящему привлекала его. Она знала, что нравится Толу, сомневаться в этом не приходилось, но симпатия и любовь – совсем не одно и то же…
Уже поздно вечером, когда дети отправились спать, Рия прибирала на кухне и накрывала на стол к завтраку следующего утра. Неожиданно дверь кухни распахнулась и появился мистер Миллер.
– Извините, я вам не помешал? – спросил он.
– Нет, что вы, что вы. Присаживайтесь, пожалуйста. – Она чувствовала, что ему хочется поговорить.
Хозяин прошел к очагу.
– Мне кажется, мы понимаем друг друга, правда, Рия? – Он задумчиво смотрел на огонь.
– Да, сэр, – немного помедлив, ответила она.
– Вы – умная женщина, хотя и из простой семьи. Вы должны понимать, что жизнь сложна и многообразна. Что представляется одним верным и единственно возможным, для других неверно и неестественно.
– Да, сэр, – снова согласилась она. Некоторое время они молчали.
– Пойдемте со мной наверх, я хочу вам кое-что отдать, – обернувшись к ней, предложил он.
Рия неуверенно последовала за ним. Они поднялись в мансарду. Он открыл дверь шкафа и достал черное бархатное платье. Держа его перед ней на вытянутых руках, заговорил, а она слушала его с раскрытым от удивления ртом.
– Как я вам уже рассказывал, это любимое платье моей матери, и я люблю его, потому что любил ее. Вы некоторым образом, напоминаете мне ее. У вас схожие фигуры и… – Он на минуту умолк. – У вас тоже доброе сердце, и вы в состоянии понять человеческую природу во всем многообразии, со всеми ее достоинствами и недостатками… Возьмите его, оно – ваше.
Хозяин отпустил платье, которое легко скользнуло Рии на руки, и она всем телом ощутила его мягкую тяжесть.
– Идите вниз и наденьте его, – предложил он. – Потом приходите в гостиную: мы отметим это событие.
Рия потрясенно молчала, не находя слов. Хозяин взял лампу и первым начал спускаться, освещая ей путь.
В спальне она опустилась на постель, положив рядом платье, и замерла, изумленно глядя на него. Сердце ее бешено колотилось, как у юной девушки перед любовным свиданием с первым в ее жизни мужчиной. «Что это ты так разволновалась? – корила она себя. – Ты знала, к чему все идет, и потом, ты так же нуждаешься в нем, как и он в тебе».
Взгляд ее скользнул по коридору, туда, где были комнаты детей.
Что подумают они? Нет, им ничего не следует знать! Хотя не в меру проницательная Бидди обязательно что-нибудь заметит. Она чувствовала все очень тонко, улавливая малейшую перемену в настроении других с чувствительностью флюгера. Но и какое это имело значение? В определенной мере их, да и ее, благополучие зависело от того, доволен будет ею мистер Миллер или нет. А если учесть, что доставить ему радость не станет для нее в тягость, совсем нет…
Рия решительно встала, сняла будничную одежду и тщательно протерла лицо и руки, радуясь в душе, что мылась накануне. Платье она надела не сразу, а, держа его перед собой и словно обращаясь к прежней владелице, пообещала: «Я буду так же добра к вашему сыну, как и вы».
Платье оказалось чуть тесным в пройме и талии. Тем не менее женщина сумела застегнуть все бесчисленные крючки, расположенные по обеим сторонам лифа от подмышек до бедер. Рии такая застежка показалась странной, но именно благодаря ей бархат не морщился ни спереди, ни на спине. Она оглядела себя, поворачивая небольшое зеркало на туалетном столике, и была поражена увиденным. Трудно было предположить, что платье способно так преобразить человека.
Затем она занялась волосами: расчесала их, немного распушила над ушами, выпустила челку и, наконец, собрала на затылке в пучок. Закончив с прической, Рия взглянула на руки и огорчилась: кожа покраснела, ногти – неровные. Затем она перевела взгляд на ноги. На ней были комнатные туфли на небольшом каблучке. Однако платье закрывало их почти полностью. Мать мистера Миллера была несколько выше Рии, поэтому подол сзади касался пола, так как по фасону сзади юбка была длиннее.