– Ты не представляешь, сколько стоит красивая жизнь. Не знаешь, что такое оправдывать ожидания. Не знаешь, через что мне пришлось пройти, пытаясь остаться на плаву.
– Ты с самого начала притворялся.
– В общем, да. Надеялся на твою глупость. Ждал, что проболтаешься. А ты не сказала про это чертово платье ни слова, ни единого. Спросить прямо я не мог, так ведь? Ты убежала бы от меня в ту же секунду. Я потратил на тебя несколько недель, но не сдвинулся с мертвой точки.
– Значит, ты мне так отомстил?
– Отомстил? Нет, я просто хотел повеселиться. Ты бы тоже получила удовольствие, не будь ты ханжой.
– Ты меня изнасиловал.
– Чушь! Ты сама пришла в этот дом. Сама поднялась наверх. Позволила себя поцеловать. Ни один судья не признает это изнасилованием.
– Но я знаю, как все было на самом деле. И тебе не забыть. Я буду знать так же точно, как ты сам, что в тебе нет ни капли порядочности. – Она подошла к двери. – Надеюсь, ты утонешь в своих долгах.
Энн ушла, не оглядываясь. Сердце выпрыгивало из груди, когда она бежала по темным ступеням, через сад и гараж обратно в переулок. Она бежала, пока не увидела впереди огни улицы, машины и людей.
Скоро она будет дома. Будет дома, примет горячую ванну, выпьет горячего чая и исправит все, что он в ней сломал.
Энн ошиблась. Она больше никогда не позволит себе так ошибиться.
Она не допустит таких ошибок.
– 23 –Мириам10 ноября 1947 г.
С Энн творилось что-то неладное. Около месяца назад у Энн началась безымянная болезнь, от которой подруга стала бледной, ее била дрожь, а желудок не мог выдержать ничего, кроме чая и тостов. Она ходила в мастерскую, верная долгу во имя предстоящего грандиозного события, однако долгие рабочие дни совсем ее обескровили. Так продолжалось уже несколько недель, и, сколько бы Мириам ни умоляла Энн пойти к врачу, та лишь повторяла:
– Мне нужно лишь немного поспать. Высплюсь хорошенько, и все пройдет.
Мириам пыталась развеселить Энн новостями о ребенке Руби. Ведь все любят миленьких младенцев, разве нет? Она показывала фотографии малышки, которую назвали Викторией, потому что родители обручились в День Победы. Энн кивала и соглашалась, что ребенок очень мил, но ее голос звучал глухо и монотонно.
– Что-то не так? – спросила Мириам.
– Вовсе нет. Передай мои поздравления своим друзьям.
В конце октября принцесса Елизавета попросила месье Хартнелла выбрать трех сотрудниц, которые получат приглашения на свадебную церемонию. Чести удостоились Энн, мисс Дьюли и мисс Холлидей из швейной мастерской. Энн с улыбкой принимала поздравления от других девушек и клялась, что очень взволнована, только Мириам ей не поверила.
Ее подруга была несчастна, и по мере приближения королевской свадьбы меланхолия лишь усиливалась. В минувшие выходные Мириам следила за каждым шагом Энн. В воскресенье вечером она поняла, что подруга за два дня съела всего несколько крекеров. Тогда Мириам сделала чашку супа быстрого приготовления и пошла наверх.
– Энн, дорогая, я принесла тебе суп. Меня беспокоит, что ты совсем не ешь. Можно войти?
Энн открыла дверь, все еще в ночной рубашке и халате.
– Спасибо. Прости, что причиняю тебе беспокойство.
– У тебя что-то случилось? – мягко спросила Мириам.
– Нет, – ответила Энн, пряча лицо за кружкой. Мириам знала, что она лжет, потому что сама поступила бы так же. – Я жалею, что не пошла в церковь. Сегодня ведь День памяти павших.
– Ничего страшного. Мы можем почтить память павших молчанием во вторник, одиннадцатого ноября, как делают во Франции.
В понедельник утром Энн выглядела немного лучше, и Мириам стала надеяться, что она выздоравливает. На завтрак подруга съела кашу, а в вагоне поезда с ней даже удалось немного поговорить о том, какая ужасная стоит погода и что для ноября слишком холодно. Однако Энн совсем не улыбалась. Совсем.
Они стояли в гардеробной с другими девушками, готовясь спуститься в мастерскую, когда Рути устроила настоящую бурю. Порывшись в сумке, она вытащила газету и высоко подняла ее над головой, чтобы все увидели первую полосу. На ней был рисунок: женщина в длинном белом платье с вуалью, струящейся по ее волосам, и маленьким букетом в руке. Крупный заголовок, напечатанный жирным черным шрифтом, гласил:
ЭКСЛЮЗИВНЫЙ МАТЕРИАЛ
СВАДЕБНОЕ ПЛАТЬЕ ВЕКА
– Представляете? Платье века! А на картинке платье совсем другое! Интересно, откуда они это взяли?
Энн, которая искала что-то в сумке и не участвовала в разговоре, вдруг замерла и побледнела. Мириам посмотрела на подругу, но та отвела глаза.
– Что там еще написано? – спросила Энн.
– Держитесь. Пишут вот что:
«Наш секретный источник из ателье Нормана Хартнелла раскрыл свое мнение о сенсационном свадебном платье принцессы Елизаветы более чем за месяц до того, как его увидит весь мир. Как заверяет источник, платье сшито из белого шелка и украшено невероятным количеством бриллиантов и жемчуга. За закрытыми дверями и закрашенными наглухо окнами в ателье мистера Хартнелла круглосуточно трудятся множество швей и вышивальщиц. Они создают наряды, которые принцесса и вся ее семья, включая саму королеву, наденут на церемонию в Вестминстерском аббатстве. В статье вы найдете больше новостей, в том числе закулисные подробности и оценку стоимости сказочного платья».
– Все это неправда! – возмутилась Мириам. – Как они могут такое печатать? И платье на картинке совсем непохоже. Зачем публиковать вранье?
– Фунты, шиллинги и пенсы – вот зачем, – сказала Этель. – Только подумайте, сколько газет сегодня купят! Даже если мистер Хартнелл поместит опровержение, люди все равно поверят этой статейке. Пока не увидят принцессу в день свадьбы.
От дальнейшего обсуждения их спасла Этель, воскликнувшая, что уже половина девятого и мисс Дьюли ждет. Они дружно спустились в мастерскую – Энн молчала, словно в рот воды набрав, – и заняли свои места у длинной рамы со шлейфом. Девушки стали вполголоса обсуждать то же, о чем говорили последние несколько недель. Мужья, кавалеры, проблемы с карточками, сплетни о кинозвездах – Мириам ни одной из тем не интересовалась. Особенно сейчас, когда Энн страдала.
Подруга увядала на глазах. У Мириам лопнуло терпение, и, как только начался утренний перерыв, она схватила Энн за руку и отвела в гардеробную вместо столовой.
– Что ты делаешь?
– Пойдем со мной, – прошипела Мириам. – Подожди, пока мы останемся одни.
В гардеробе Мириам села на скамейку в дальнем углу – рядом стоял гудящий радиатор отопления, поэтому их не смогут услышать посторонние – и жестом пригласила Энн сесть рядом.
– Что-то случилось. Я требую, чтобы ты мне все рассказала.
Она ждала и ждала, пока наконец Энн не опустилась на скамейку.
– Рисунок платья в газете, – прошептала Энн, – он мой.
– Как такое возможно? Ты бы никогда в жизни…
– Его украли из моего альбома, с синей обложкой, который я иногда ношу в сумке. Я проверила, одного листа не хватает. Думаю, его вырвали из блокнота.
– Ты уверена?
– Да. Я могу проверить еще раз, но я знаю, что рисунок пропал.
Мириам вдруг вспомнила, как они с Энн вечером сидели за кухонным столом и обсуждали рисунки друг друга. Мириам рисовала дедушку, который произносит кидуш, а Энн – свадебное платье.
– Тот рисунок, который ты мне показывала? Платье для Дорис?
– Да.
– Я понимаю, почему ты расстроена из-за пропажи рисунка, однако вряд ли его можно связать с тобой. Почему ты волнуешься?
– Из-за подписи «Наряд принцессы», которую я сделала внизу. И потому что я добавила описание одной детали. Написала, что среди узоров вышит тайный символ на удачу. Мисс Дьюли поймет. Она поймет, едва взглянув на газету. Я ужасно рисую человеческую фигуру, мне не даются правильные пропорции. Поэтому я скопировала один из набросков мистера Хартнелла для последней коллекции. Только положение рук и голову. Однако выглядеть все будет так, словно я пытаюсь выдать его работу за свою. О чем я только думала?
– Ты говоришь, что рисунок вырвали из твоего альбома. Кто мог это сделать? Кто вообще знал, что у тебя в сумке лежит альбом?
– Я показывала рисунок Дорис. Все-таки платье предназначалось ей. Мы тогда сидели в столовой во время обеда, вместе с другими девушками, поэтому… Ох, боже!
– Что такое? – испуганно спросила Мириам.
– Я знаю, кто это сделал, – проговорила Энн, с трудом сдерживая слезы. – Джереми.
– Почему? Зачем ему это?
– Он сказал, что в умелых руках информация о платье стоит целое состояние. Он очень разозлился. Он рассчитывал, что за пару свиданий я размякну и выболтаю ему какие-то подробности. А я ничего не рассказала, и тогда он…
– Что он сделал?
Энн закрыла лицо руками.
– Ничего, ничего.
– Когда он взял рисунок? – настаивала Мириам. – Наверное, в тот вечер, когда вы виделись в последний раз?
– Да, наверное. Я была… Я была в другой комнате. Недолго. А он остался один с моей сумкой и посмотрел, что внутри. Не знаю зачем, не мог же он искать деньги. У меня нет ничего ценного.
– Он знал об альбоме?
Энн покачала головой и вытерла глаза.
– Нет, вряд ли. Ох, Мириам. Наверняка он обрадовался, решив, что вытянул счастливый билет. Альбом, полный рисунков, и в конце свадебное платье. С подписью «Наряд принцессы»… Меня сейчас вырвет.
– Опусти голову между колен, – велела Мириам. – Вот так. Дыши глубоко. Ничего плохого ты не сделала. Во-первых, платье совершенно не то. В конце концов, что ни делается, все к лучшему. Журналисты подумают, что раскрыли секрет, и оставят нас в покое.
– Нужно рассказать мисс Дьюли и мистеру Хартнеллу. Нужно рассказать, что произошло.
Неужели у Энн нет никакого инстинкта самосохранения? Признаться в авторстве рисунка – настоящее самоубийство, независимо от обстоятельств. Однако этот аргумент лучше приберечь на другой раз.