Мисс Дьюли не поверила ни единому слову.
– Бросьте, Энн. Ваш отъезд как-то связан с тем негодяем, верно?
– Пожалуйста, мисс Дьюли, не надо.
– Я ни капли не виню вас, моя дорогая. Только я буду скучать. Надеюсь, вы это знаете.
– Знаю. Мне здесь нравится. Всегда нравилось, и мне ужасно не хочется уходить. Я запуталась. Здесь всем известно, что я не замужем. Всем девушкам. И мистеру Хартнеллу. Не хочу, чтобы обо мне подумали дурное.
– Вы могли бы родить ребенка и отказаться от него. Многие семьи были бы благодарны…
– Я хочу этого ребенка. Я никогда не рассчитывала на замужество, понимаете. Но хотела стать матерью. Теперь у меня есть шанс.
– Я понимаю и не возражаю. Однако зачем же ехать так далеко? Почему на другой конец света?
– Он ничего не знает, и я не хочу, чтобы узнал. Вдруг он попробует отобрать у меня ребенка? Нельзя рисковать.
– Ах, о нем ты можешь больше не волноваться. Мистер Хартнелл признался мне на днях, что сказал несколько слов кое-кому во дворце. Лишь несколько слов, и этот мерзавец сразу получил от ворот поворот. Выяснилось, что у него огромные долги. И тогда он пропал.
– Он… что? – переспросила Энн, не веря своим ушам.
– Исчез. Скрылся где-то на востоке. Или, может, в Австралии.
– Как мистер Хартнелл узнал его имя? Я не говорила.
– Я тоже. Да и какое это имеет значение? Мерзавец больше не представляет для вас угрозы. Можете вздохнуть с облегчением. Теперь скажите, когда вы нас покинете? Мистеру Хартнеллу тоже будет грустно вас отпускать.
– Корабль отправляется пятого января. – Даже когда Энн произнесла дату вслух, отъезд не стал более реальным. Она поверит в происходящее, только когда побережье Англии скроется из виду.
– Тогда, к сожалению, вы с ним разминулись. Мистер Хартнелл вернется из Франции только в середине января. Что ж. Я, разумеется, напишу вам прекрасную рекомендацию, которая будет иметь определенный вес в глазах канадцев. Надеюсь, там есть одна-две приличные портнихи.
– Спасибо вам, мисс Дьюли. Я никогда не говорила, как благодарна вам. Вы всему меня научили.
– А я благодарю вас за годы усердной работы… Если мы продолжим в том же духе, скоро окажемся в луже слез. Почему бы мне не угостить вас ужином в «Лайонс»? В качестве небольшого, но искреннего знака уважения.
Энн удалось пополнить свой сберегательный счет несколькими фунтами от продажи радиоприемника и кое-каких предметов мебели. С собой она планировала взять лишь немногие мелочи: фотографии родителей и брата, чайную пару, принадлежавшую бабушке, и расписанный розами фарфор, доставшийся от матери.
Альбом для рисования в Канаду не поедет. Использованные страницы Энн вырвала и сожгла в саду. Альбом же она оставила на полке в кладовой, чтобы его нашли следующие жильцы. Может, их дети любят рисовать.
Энн долго размышляла, как поступить с образцами вышивок, которые подарил ей мистер Хартнелл. Столкнувшись с Джереми в тот злополучный день, она отнесла коробку с образцами в мастерскую и начисто о них забыла. Лишь после свадебной церемонии, когда мисс Дьюли настояла на генеральной уборке в мастерской, Энн вспомнила про образцы.
– Простите, мисс Дьюли, я совсем забыла отнести их мистеру Хартнеллу.
– Нет нужды. Мистер Хартнелл хочет, чтобы вы с Мириам оставили себе по несколько образцов. На память.
Энн выбрала три вышивки: большую йоркскую розу, звездчатые цветы и колосья пшеницы. Мириам же колебалась, и Энн посоветовала ей забрать белый вереск.
– На удачу, – пояснила она.
Теперь Энн сидела в опустевшей гостиной, положив образцы на колени, и раздумывала, что с ними делать. Втихомолку вернуть их мистеру Хартнеллу? Передать Мириам? Уничтожать их, как рисунки из альбома, ей не хотелось. Рисунки всегда будут напоминать о Джереми, а вот образцы не вызывали ядовитых воспоминаний. Создавая их, Энн была счастлива. Была полна надежд.
Однажды, в далеком будущем, она передаст образцы своему сыну, дочери или даже любимому внуку. К тому времени она найдет нужные слова. И если Энн повезет, ее поймут.
Приняв последнее трудное решение, Энн положила вышивки среди других своих сокровищ. Осталось выкопать белый вереск из Балморала, полученный от королевы. Энн бережно повезет его через океан и весной посадит в своем саду.
Тяжело было прощаться с мисс Дьюли и подругами по мастерской, тяжело было в последний раз запереть на ключ свой маленький домик, побывать напоследок на могилах родителей и Фрэнка.
Однако тяжелее всего далось прощание с Мириам. Энн пыталась сохранять спокойствие, пока Мириам с Уолтером везли ее на станцию Юстон. Мириам ежеминутно просила Энн проверить, надежно ли спрятан кошелек, взяла ли она паспорт, билеты на поезд до Ливерпуля и на пароход до Галифакса. В конце концов Энн крепко обняла ее и велела не волноваться.
– Ты же знаешь, я благополучно обживусь на новом месте, как ты когда-то в Англии. Поэтому не суетись.
– Ладно, – согласилась Мириам. – Только…
– Все будет хорошо. Дай слово, что не бросишь работать над вышивками. Сколько бы ни ушло времени, чтобы ни случилось, ты должна их закончить. Обещаешь? Для меня это важно.
– Знаю. Клянусь, что закончу вышивки.
Раздался свисток, и Уолтер шагнул вперед.
– Мириам, дорогая моя, Энн рискует опоздать. – Он наклонился и поцеловал Энн в щеку. – Прощайте, Энн, и удачи.
– Спасибо, Уолтер. – Раньше Энн не осмеливалась назвать его по имени. – Вы позаботитесь о моей подруге?
– Непременно.
Ей столько хотелось им сказать, но времени уже не оставалось, да и что изменят ее слова? Мириам все знает и так. Она давно догадалась, что сегодня они прощаются навсегда.
– Прощай, Энн. Adieu, ma chère amie.
Они обнялись, и Энн всегда хранила в сердце это последнее объятие. Она отступила назад и шагнула к открытой двери вагона третьего класса и к новой жизни, ждущей ее на другом конце света.
Она оборвала последнюю нить. Она не оглянулась.
– 29 –Мириам3 марта 1948 г.
Мириам закончила работу в половине шестого – еще один спокойный день в череде тихих недель. Выйдя из мастерской, она отправилась в квартиру Уолтера пешком, радуясь возможности размять ноги и насладиться ясным теплым вечером. Зима почти кончилась – сегодня утром Мириам заметила подснежники в садах на Блумсбери-сквер. Снова распускались цветы, снова пришла весна.
Она и не подумала спросить Уолтера, что он хочет на ужин. Можно пойти в кафе неподалеку, однако в глубине души она лелеяла надежду остаться дома. Накануне вечером в его холостяцкой кладовой не нашлось ничего, кроме банки печеных бобов и полбуханки ужасного черного хлеба, к которому все привыкли. Мириам повернулась к Уолтеру, многозначительно приподняв бровь, а он молча надел пальто и повел ее ужинать в «Голубого льва» за углом.
В последние недели его квартира почему-то полюбилась Мириам. Ей нравились высокие потолки и вытянутые окна, из которых не видно ничего, что могло бы стать темой для беседы. Ей нравились стены, скрытые переполненными книжными полками, и десятки картин, гравюр, фотографий, которые Уолтер собрал за долгие годы. А больше всего эта квартира нравилась Мириам тем, что она недалеко от ее собственного нового дома.
Когда Энн решила эмигрировать, Мириам не могла оставаться в их доме. Рано или поздно городской совет узнал бы, что в доме, рассчитанном на семью из пяти человек, живет одинокая иностранка, и ее бы тут же выселили. Она заверила Энн, что быстро найдет себе жилье, однако сама очень волновалась. Никому из знакомых женщин не требовалась соседка по квартире, а возвращаться в пансион Мириам совсем не хотелось. Даже спустя год не исчезли ее воспоминания об удручающих неделях жизни в Илинге.
Уолтер тоже не находил себе места, и Мириам даже начала опасаться, как бы он не предложил ей переехать к нему или, чего доброго, пожениться. Вместо этого он навестил ее в Баркинге и, сидя за чашкой чая в кухне, заставленной коробками, сделал признание.
– На днях я говорил с Руби. Они с Беннеттом хотят остаться в Эденбридже, пока ребенок подрастает, и Руби беспокоится об их лондонской квартире. Мол, в кладовой поселятся мыши, в шкафах – чешуйницы, а грабители будут наведываться туда каждую неделю. Я спросил, не хотят ли они с Беннеттом пустить жильца, который станет присматривать за квартирой. Она призналась, что такая мысль приходила ей в голову, но искать жильца слишком хлопотно. Тогда я предложил ей сдать квартиру тебе, напомнив об отъезде Энн и прочем.
– Ох, Уолтер…
– Подожди. Руби пришла в восторг. Ты бы ее слышала! И Беннетт полностью согласен.
– Ты уверен, что это не простая вежливость?
– Совершенно уверен. Ты их выручишь, и едва ли они потребуют у тебя арендную плату. Если чувствуешь необходимость, попробуй договориться о какой-то символической сумме.
– Почему они так добры ко мне?
Вопрос сбил Уолтера с толку.
– А почему бы и нет? Друзья обычно так и поступают. Если ты откажешься от их предложения и переедешь в какой-нибудь грязный пансионат, гарантирую, уже через неделю Руби будет стоять у твоей двери с ребенком на руках и умолять переселиться в их квартиру. Ты можешь пожить и у крестной матери Беннетта, как Руби когда-то, но это на другом конце Лондона. Не хочу, чтобы ты жила так далеко.
– Далеко от?..
– От меня. Квартира Руби и Беннетта на соседней улице. Просто имей в виду.
– А если они решат вернуться? Не буду же я жить с ними.
– Об этом мы подумаем позже. А до того дня у тебя будет крыша над головой и добрые друзья.
Прошло чуть больше двух месяцев, и теперь Мириам с радостью встречала наступление вечера. Если Уолтер не был занят на работе, Мириам шла к нему, и они вместе ужинали. Если он работал, или Мириам уставала, или когда ей хотелось заняться вышивкой и побыть одной, она проводила вечер в квартире Руби и Беннетта. Уолтер еще ни разу не просил ее остаться у него на ночь.