— Он подрался со старшими ребятами, — пожаловалась мать. — Вот и синяк схлопотал, так, Винворт?
— Ага, а я зато пнул Билли Дятла прям в очко.
Тиффани с трудом подавила зевок.
— Винни, а что вы не поделили-то? Я думала, ты поумнее будешь.
— Тифф, они говорят, ты ведьма, — объяснил Винворт. И на лице матери появилось какое-то странное выражение.
— Ну да, так и есть, — подтвердила Тиффани. — Работа у меня такая.
— Ага, но я сомневаюсь, что ты делаешь всё то, о чём они говорили, — возразил её брат.
Тиффани встретилась взглядом с матерью.
— Что-то плохое, да? — спросила она.
— Ха! Это ещё слабо сказано, — отозвался Винворт. Рубашка его была вся перемазана в крови и соплях.
— Винворт, ступай к себе наверх, — велела госпожа Болен, и Тиффани подумала, что сама матушка Ветровоск не сумела бы добиться столь молниеносного исполнения приказа. Равно как и вложить в него столько подспудной угрозы, наводящей на мысль о том, что промедление смерти подобно.
Когда башмаки Винворта очень неохотно исчезли за поворотом лестницы, мать обернулась к младшей дочери и, скрестив руки на груди, сообщила:
— Он не первый раз ввязывается в драку.
— Это всё из-за книжек с картинками, — вздохнула Тиффани. — Я пытаюсь убедить людей, что ведьмы — это не сумасшедшие старухи, которые разбрасываются проклятиями направо и налево.
— Когда вернётся твой папа, я велю ему сходить потолковать с папой Билли, — размышляла мать вслух. — Билли на целый фут выше Винворта, но твой па… твой па на два фута выше Биллиного папы. Больше драк не будет. Ты ж знаешь отца. Твой отец, он человек сдержанный, спокойный. На моей памяти он кулаки пустил в ход от силы раза два; но ему и не надо. Он умеет утихомирить буянов. Они сами успокаиваются — не то хуже будет. Но, Тифф, что-то тут не так. Мы все тобой ужасно гордимся, ты же знаешь, и тем, что ты делаешь, и всё такое, но с людьми творится неладное. Они такую чушь несут. И сыры наши продаются всё хуже. А ведь все знают, что лучше твоих сыров нигде не сыщешь. А теперь ещё эта Амбер Пенни. Думаешь, это ничего, что она якшается с этими… ну, с ними?
— Я надеюсь, мам, — отозвалась Тиффани. — Но у неё своя голова на плечах, и упрямства ей не занимать, и, мам, если уж на то пошло, я могу сделать только то, что в моих силах.
Позже той же ночью, засыпая на своей старой кровати, Тиффани слышала, как в комнате внизу тихонько шепчутся родители. И хотя ведьмы плачут нечасто, она с трудом сдержала слёзы.
Глава 6ПОЯВЛЕНИЕ ЛУКАВЦА
Тиффани ужасно злилась на себя за то, что проспала. Матери даже пришлось чаю ей в постель принести! Но кельда была права. Тиффани давно не высыпалась как следует, и старая, но такая родная кровать прямо-таки вобрала её в себя.
Однако могло быть и хуже, внушала себе Тиффани, когда все наконец-то стартовали. Например, если бы в метле завелись змеи. А Фигли только радовались, как выразился Явор Заядло, «ежели килты ветерком пообдует». Фигли, наверное, лучше змей — во всяком случае, хотелось бы в это верить. Они чего только не вытворяли: бегали по метловищу из конца в конец полюбоваться на разные интересности, над которыми пролетали, а один раз Тиффани, обернувшись через плечо, заметила, как с десяток Фиглей повисли на конце метлы, или, точнее, один из них держался за конец метлы, а другой ухватился за его пятки, а следующий ухватился за пятки второго, и так далее, вплоть до последнего Фигля. Они развлекались от души, захлёбывались смехом, килты их хлопали по ветру. Вероятно, захватывающее ощущение полёта с лихвой искупало и опасность, и недостатки обзора — во всяком случае, такого обзора, что пришёлся бы по душе кому-либо кроме Фиглей.
Один-два Фигля всё-таки не удержались на прутьях и плавно спланировали вбок и вниз, махая братьям и вопя: «Ух тыыы!» Происходящее было для них увлекательной игрой — Фигли при ударе о землю обычно подскакивали как мячики, а вот в почве иногда оставалась вмятина. О том, как они доберутся домой, Тиффани не тревожилась; безусловно, мир кишмя кишит опасными тварями, готовыми напасть на бегущего маленького человечка, но к тому времени, как человечек доберётся до кургана, ряды тварей существенно поредеют. Правду сказать, во время полёта Фигли вели себя почти образцово — по меркам Фиглей, разумеется, — и даже не подожгли метлу, пока до города не осталось всего миль двадцать. О досадном происшествии Туп Вулли возвестил негромким «ой-ёи-ёи!» — и виновато попытался загородить собою пламя.
— Ты снова подпалил метлу, так, Вулли? — сурово спросила Тиффани. — А что мы решили в прошлый раз? Мы не разводим на метле огня без веских причин!
Метла заходила ходуном: Туп Вулли и его братья попытались затоптать огонь. Тиффани разглядывала ландшафт внизу, высматривая, куда бы приземлиться — на что-нибудь мягкое и желательно мокрое.
Но злиться на Вулли было бесполезно; он жил в своём собственном, скроенном по мерке Вулли мирке. Думать приходилось по диагонали.
— Интересно, Вулли, — проговорила Тиффани, когда метла опасно затарахтела, — а не удастся ли нам с тобой, объединив усилия, выяснить, отчего моя метла загорелась? Уж не потому ли, например, что у тебя в руке спичка?
Фигль уставился на спичку так, как будто видел её впервые, спрятал её за спину и воззрился на собственные ноги, что в создавшихся обстоятельствах было очень даже храбрым поступком.
— Ни бум-бум, госпожа.
— Видишь ли, — втолковывала Тиффани, пока ветер швырял их туда и сюда, — если прутьев недостаточно, я не могу как следует управлять метлой, и мы теряем высоту, но, к сожалению, всё равно летим очень быстро. Не поможешь ли ты мне решить эту головоломку, Вулли?
Туп Вулли засунул крохотный палец в ухо и покопался там, словно шаря в собственном мозгу. И тут его осенило:
— Мож, сидаем наземь, госпожа?
Тиффани вздохнула.
— Мне бы очень этого хотелось, Туп Вулли, но, видишь ли, мы движемся очень быстро, а земля — нет. В таких обстоятельствах у нас получится только так называемое крушение.
— Я не грил, что надыть сидануть в грязюку, госпожа, — откликнулся Вулли. — Я смекал, мож, сидануть вон туды?
Тиффани посмотрела туда, куда указывал его палец.
Внизу вилась длинная белая дорога, а на ней, не так уж и далеко, двигалось что-то прямоугольное — почти так же быстро, как сама метла. Тиффани вгляделась — мозг её лихорадочно работал — и наконец кивнула:
— Всё равно придётся немного сбросить скорость…
Вот так вышло, что тлеющая метла с одной перепуганной ведьмой и парой дюжин Нак-мак-Фиглей, что развернули килты, словно паруса, замедляя падение, приземлилась на крышу почтового экспресса «Ланкр-Анк-Морпорк».
Рессоры дилижанса спружинили как надо, и возница очень быстро успокоил лошадей. В наступившей тишине он тяжело слез с облучка. Белая пыль медленно оседала на дорогу. Грузный здоровяк морщился при каждом шаге; в одной руке он сжимал недоеденный сандвич с сыром, в другой — очень характерный обрезок свинцовой трубы. Он шмыгнул носом.
— Теперь придётся начальству докладывать. Краска сбита, видишь? А ежели повреждение окраски случилось, надо докладную писать. Ненавижу докладные, уж больно у меня со словами туго. А что делать, если окраска повреждена, приходится докладать, хочешь не хочешь. — Сандвич и, что более важно, обрезок трубы вновь исчезли в кармане его просторного пальто, и Тиффани сама поразилась тому, сколько радости ей это доставило.
— Я прошу прощения, — промолвила Тиффани, когда кучер помог ей спуститься с крыши.
— Да я-то что, я тут ни при чём, понимаешь, это всё окраска. Уж я им твержу, твержу, ведь на дороге и тролли, и гномы попадаются, а все ж знают, как они водят: зажмурятся — и вперёд, они ж солнца не любят.
Пока возница осматривал карету, оценивая ущерб, Тиффани сидела тише мыши. Но вот наконец он поднял взгляд и заметил остроконечную шляпу.
— Надо же, ведьма, — подвёл итог он. — Ну да всё на свете бывает в первый раз. А знаешь, что у меня тут в багаже, госпожа?
Тиффани перебрала в голове все самые худшие варианты.
— Яйца? — предположила она.
— Ха! — фыркнул возница. — Да если бы! Я везу зеркала, госпожа. Собственно говоря, одно зеркало. И не плоское: это вроде как шар такой. Очень аккуратно и надёжно упаковано; по крайней мере, так меня уверяли — никто ж не знал, что на него сверху с небес кто-то грохнется. — Возница говорил не рассерженно, просто устало, как если бы постоянно ждал от мира очередной пакости. — Гномья работа, — добавил он. — Говорят, стоит эта штукенция больше тысячи анк-морпоркских долларов, а знаешь, зачем она? Повесить в городском танцевальном зале, там будут вальс танцевать, о котором благовоспитанной юной барышне вроде тебя даже знать не полагается, потому как в газетах пишут, от этих вальсов сплошные развраты и всякие там шуры-муры.
— Ну надо же! — откликнулась Тиффани, полагая, что именно такого ответа от неё и ждут.
— Что ж, пойду-ка гляну, велик ли ущерб, — промолвил возница, с трудом открывая багажное отделение экипажа. Значительную его часть занимал огромный ящик. — Там по большей части солома, — объяснил возница. — Не поможешь мне его вытащить? Если звякнет, мы оба здорово влипли.
Ящик оказался совсем не таким тяжёлым, как ожидала Тиффани. Тем не менее они вдвоём осторожно опустили его на дорогу, возница пошарил среди соломы и достал зеркальный шар, держа его на вытянутой руке как редкостный драгоценный камень — да именно так зеркало и выглядело. Оно наполняло мир искристым светом, слепило глаза и рассыпало во все стороны потоки сверкающих лучей. И тут… возница завопил от боли, выронил шар, зеркало разлетелось на миллионы осколков, на мгновение заполнив небо миллионами отражений Тиффани. Кучер, скорчившись, рухнул на дорогу, подняв новый столб белой пыли, и остался лежать там, тихонько постанывая, а повсюду вокруг него дождем осыпались кусочки стекла.
Чуть быстрее чем в мановение ока хныкающего бедолагу кольцом обступили Фигли, вооружённые до зубов (уж сколько бы тех зубов ни осталось) клейморами, ещё клейморами, дубинами, топорами, кистенями и по меньшей мере ещё одним клеймором. Тиффани понятия не имела, где они до сих пор скрывались; Фигль способен и за волоском спрятаться.