Платье цвета полуночи — страница 46 из 64

— Эгм, госпожа Болен… то есть Тиффани, моя невеста уверяет меня, что мы все стали жертвами магического заговора, направленного против вашей достойной особы. Я надеюсь, вы простите нам это недоразумение; надеюсь, мы не причинили вам слишком серьёзных неудобств, и позволю себе отметить, что меня отчасти утешает тот факт, что вам явно удалось без труда выбраться из нашей небольшой темницы. Эгм…

Тиффани хотелось заорать: «Роланд, ты разве не помнишь, как мы познакомились? Мне было четыре годика, а тебе семь, и мы бегали в одних рубашонках и играли в пыли? Ты мне был куда больше по душе, когда не изъяснялся, как какой-нибудь старик-стряпчий, которому словно метлу в зад воткнули. Можно подумать, ты тут перед народным собранием выступаешь». Но вместо того она просто спросила:

— Летиция тебе всё рассказала, да?

Роланд явно сконфузился.

— Я подозреваю, что рассказала она мне далеко не всё, но она была очень откровенна. Более того, чрезвычайно эмоциональна. — Тиффани сдержала улыбку: судя по виду бедняги, он начинал понемногу понимать суровую реальность семейной жизни. Роланд откашлялся. — Она говорит, мы стали жертвами некоего магического недуга, который в настоящий момент заточен в книге в Кипсек-холле? — В конце фразы явно прозвучал вопрос. Не приходилось удивляться, что Роланд сбит с толку.

— Да, это так.

— И… по всей видимости, теперь всё в порядке, потому что она вытащила твою голову из ведра с песком. — На этом месте Роланд совершенно запутался, и Тиффани его не винила.

— Пожалуй, здесь в рассказ вкрались некоторые неточности, — дипломатично отвечала она.

— А ещё Летиция сказала мне, что намерена стать ведьмой. — На этом месте Роланд слегка пригорюнился. Тиффани ему посочувствовала, но не слишком.

— Ну, мне кажется, врождённые способности у неё есть. А уж станет ли она их развивать, зависит только от неё.

— Прямо и не знаю, что скажет её мать.

Тиффани расхохоталась.

— Ну, ты можешь сообщить герцогине, что королева Маграт Ланкрская — ведьма. Это ни для кого не секрет. Безусловно, королевские обязанности для неё на первом месте, но что до зелий и снадобий, здесь ей равных нет.

— Правда? — поразился Роланд. — Король и королева Ланкра милостиво соизволили принять наше приглашение на свадьбу.

Тиффани прямо-таки читала его мысли. В этой причудливой шахматной партии под названием «знатность и титулы» настоящая, живая королева — самая сильная фигура, так что герцогине придётся низко приседать перед нею в реверансе до тех пор, пока в коленках не щёлкнет. Тиффани уловила проговорку: «Как это, признаться, прискорбно!» Удивительное дело, Роланд даже в мыслях соблюдал осторожность. Однако короткой усмешки он не сдержал.

— Твой отец вручил мне пятнадцать анк-морпоркских долларов чистым золотом. Это был подарок. Ты мне веришь?

Поймав её взгляд, Роланд не задержался с ответом: — Да!

— Отлично, — кивнула Тиффани. — Тогда выясни, куда делась сиделка.

Но какая-то небольшая часть метлы, по-видимому, всё ещё торчала в Роландовой заднице, когда он уточнил:

— Как думаешь, отец вполне понимал ценность своего подарка?

— Голова у него была ясная как день вплоть до самого конца, и ты об этом знаешь. Ты можешь доверить ему точно так же, как и мне, так что поверь мне сейчас, когда я говорю тебе: мы с тобой сыграем свадьбу.

Тиффани в испуге прикрыла рот ладонью, но поздно. Откуда пришли эти слова? Роланд потрясённо глядел на неё, и ровно те же чувства обуревали и её саму.

Роланд заговорил первым — громко и решительно разгоняя тишину:

— Я не вполне расслышал, что ты сейчас сказала, Тиффани… Должно быть, ты так много работала в последнее время, что усталость взяла верх. Думаю, мы все почувствуем себя куда счастливее, если будем знать, что ты как следует отдохнула. Я… люблю Летицию, ты же знаешь. Она не слишком, ну, сложная натура, но я ради неё всё что угодно сделаю. Когда она счастлива, счастлив и я. Я ведь, по большому счёту, не очень-то привык быть счастливым. — По щеке его поползла слеза, и Тиффани машинально протянула ему относительно чистый платок. Роланд взял его и попытался высморкаться, рассмеяться и заплакать одновременно. — А к тебе, Тиффани, я привязан — очень, очень привязан… но у тебя же всегда в запасе носовые платки для всего мира. Вот ты — умная. Нет, не качай головой. Ты — умная. Я помню, однажды, когда мы были моложе, тебя завораживало слово «ономатопея». Ну, звукоподражание, когда название или слово создаётся на основе звука, как, скажем, «кукушка», или «жужжать», или…

— «Звякать» и «бряцать»? — подхватила Тиффани, не удержавшись.

— Да, точно, и я помню, как ты говорила, будто «будни» — это звук, который издаёт скука, потому что звучит слово так, словно усталая муха с гудением бьётся в закрытое окно старой мансарды раскалённо-жарким летним днём. А я ещё подумал: ничего не понимаю! Для меня это всё бессмыслица, но я знаю, ты — умница, ты видишь смысл. Наверное, для этого голова должна быть особым образом устроена. Нужен особый склад ума. А у меня голова не такая.

— А как звучит доброта? — спросила Тиффани.

— Я знаю, что такое доброта, но даже вообразить не могу, чтобы она издавала какой-то звук. Ну вот, опять ты за своё! Ну не приспособлена моя голова к миру, где доброта звучит как-то по-особенному. В моём мире дважды два — четыре. Твой мир наверняка ужасно интересный, и я тебе чертовски завидую. Но мне кажется, Летицию я понимаю. Летиция проста, если ты понимаешь, о чём я.

«Девушка, которая однажды между делом, походя, экзорцировала из уборной шумное привидение, — это она-то проста? — подумала Тиффани. — Ну, удачи вам, сэр». Но вслух она не возразила, а, напротив, согласилась:

— Мне кажется, Роланд, вы замечательно друг другу подходите.

К её изумлению, Роланд облегчённо выдохнул и снова вернулся за рабочий стол: так солдат прячется за зубчатой стеной.

— Нынче днём прибудут гости из самых отдалённых краёв: приедут они на похороны, но кое-кто останется и на свадьбу. По счастливому стечению обстоятельств, — это опять рукоять от метлы выглянула, — тут будет проездом пастор Яйц: он любезно согласился сказать несколько добрых слов над телом моего отца, и он же останется у нас в гостях, чтобы совершить свадебный обряд. Он — приверженец некоей современной омнианской секты. Моя будущая тёща одобряет омнианство, но, к сожалению, не эту конкретную секту, так что у нас тут ощущается некоторая натянутость. — Роланд закатил глаза. — Кроме того, я так понимаю, он только-только из города, а тут, как ты сама знаешь, городских проповедников не слишком жалуют[32].

Я сочту это за большое одолжение, Тиффани, если в эти непростые дни ты поможешь предотвратить разные трудности и трения, особенно оккультной природы. Ну, пожалуйста! Хватит с нас сплетен и слухов.

Тиффани, всё ещё красная после своих странных слов, кивнула и с трудом выдавила:

— Послушай, насчёт того, что я только что сказала, я не…

Роланд предостерегающе поднял руку:

— Сейчас непростое время для всех нас: мы все растеряны и сбиты с толку. Времена свадеб и время похорон здорово изматывают нервы всем, кроме как в случае похорон герою дня, если можно так выразиться, — произнёс он. — Неудивительно, что с ними связано столько суеверий. Давай же просто сохранять спокойствие и соблюдать осторожность. Мне очень приятно, что Летиция к тебе привязалась. Думаю, у неё не так уж много подруг. А теперь прошу меня извинить, у меня ещё очень много дел.

Тиффани вышла за дверь: собственный голос эхом гремел в её голове. Что она такое ляпнула насчёт их с Роландом свадьбы? Да, она всегда думала, что они поженятся. Ну хорошо, она думала, что они поженятся, когда была немного моложе, но ведь это в прошлом, так? Да, безусловно! И внезапно брякнуть такую несусветную, сентиментальную глупость — до чего стыдно-то!

Так, а куда теперь? Что ж, хлопот, как всегда, невпроворот. Нуждающимся конца-края нет. Тиффани уже дошла до середины зала, когда её догнала одна из горничных и нервно сообщила, что госпожа Летиция просит зайти к ней.

Девушка сидела на постели, комкая в руках платок — на сей раз чистый, с удовольствием отметила про себя Тиффани, — и вид у неё был озабоченный. Ну то есть более озабоченный, чем всегда: обычно она изрядно смахивала на хомячка, у которого внезапно остановилось беговое колесо.

— Спасибо большое, что зашла, Тиффани, ты такая добрая. Можно поговорить с тобой наедине? — Тиффани оглянулась: в комнате никого, кроме них, не было. — Конфиденциально, — пояснила Летиция и снова затеребила платочек.

«Подруг-ровесниц у неё мало, — думала про себя Тиффани. — Держу пари, с деревенскими детьми ей играть не позволяли. Почти нигде не бывает. Через несколько дней — свадьба. Ой, мамочки! Догадаться, о чём пойдёт речь, несложно. Хромая черепаха и та поспешила бы с выводами. А взять Роланда. Бедняга побывал в плену у Королевы эльфов и прожил в её пакостной стране целую вечность, не делаясь старше. Его тиранили тётки, он весь извёлся от беспокойства о старом и больном отце, и он привык вести себя так, будто на самом деле он двадцатью годами старше. Ой, мамочки».

— Чем я могу помочь? — бодро спросила она.

Летиция откашлялась.

— После свадьбы у нас будет медовый месяц, — промолвила она, трогательно зарумянившись. — А что в точности при этом происходит? — Последние несколько слов она пробормотала едва разборчиво.

— А у тебя разве… тётушек нет? — спросила Тиффани. Обычно в таких случаях на помощь приходят тётушки. Летиция покачала головой. — А с матерью ты не пыталась разговаривать? — подступила Тиффани с другого конца, и Летиция покраснела, как варёный омар.

— А ты бы стала говорить о таких вещах с моей матерью?

— Понимаю. Ну, если не вдаваться в тонкости, и я не то чтобы специалист в таких вещах… — На самом-то деле специалистом она как раз была[33]