Платье цвета полуночи — страница 50 из 64

Впервые на её памяти Престон встревожился.

— Стыдно признаться, но я за свою жизнь совершил несколько дурных поступков.

Тиффани улыбнулась, невзирая на накатившую усталость.

— И какой же из них был самым худшим?

— Я однажды стянул с прилавка коробку цветных карандашей, — вызывающе произнёс он, словно ожидая, что собеседница закричит или наставит на него обличающий перст.

Вместо того Тиффани покачала головой.

— И сколько тебе было лет?

— Шесть.

— Престон, я не думаю, что эта тварь вообще сумеет отыскать путь к тебе в голову. Помимо всего прочего, там, внутри, слишком тесно и уж больно сложно всё устроено.

— Госпожа Тиффани, тебе нужно отдохнуть, отдохнуть как следует в нормальной постели. Как ведьма может заботиться обо всех и каждом, если у неё не хватает здравомыслия позаботиться о себе самой? Quis custodiet ipsos custodies?* Что означает: «Кто устережёт самих сторожей?» — продолжал Престон. — Так кто ведает ведьм? Кто приглядит за теми, кто приглядывает за другими людьми? Прямо сейчас, похоже, это буду я.

И Тиффани сдалась.

Госпожа Пруст поспешала к тёмной и мрачной громаде Таити. Город укутывал плотный, как портьеры, туман, но клубящееся марево услужливо расступалось при её приближении и снова смыкалось за её спиной.

В главных воротах, с фонарём в руке, ждал надзиратель.

— Простите, госпожа, но мы думали, вам стоит на это посмотреть, прежде чем начнётся официальное дознание. Я знаю, прямо сейчас ведьмы не слишком популярны, но мы всегда считали вас членом семьи, если понимаете, о чём я. Все помнят вашего отца — какой был мастер! Мог вздёрнуть человека за семь секунд с четвертью! Не знал себе равных. Таких, как он, свет уже не увидит. — Надзиратель посерьёзнел. — И да позволено мне будет заметить, госпожа, я надеюсь никогда больше не увидеть того, что сейчас увидите вы.

Нас всех здорово пришибло, скажу как на духу. Это явно по вашей части.

Войдя в тюремную канцелярию, госпожа Пруст отряхнула плащ от дождевых капель. В воздухе отчётливо пахло страхом. Откуда-то издалека доносились звон, и лязг, и вопли, как оно обычно бывает, когда в тюрьме что-то случилось, ведь тюрьма по определению битком набита людьми, так что все страхи, ненависть, тревога, ужас и слухи — все сидят друг на дружке, задыхаясь от тесноты. Госпожа Пруст повесила плащ на гвоздь у двери и потёрла руки.

— Ваш паренёк говорил что-то насчёт побега?

— Крыло «Д», — сообщил надзиратель. — Макинтош. Помните? Он тут с год пробыл.

— О да, припоминаю, — подтвердила ведьма. — Суд пришлось прервать: присяжных выворачивало наизнанку. Очень неприятный случай. Но ведь из крыла «Д» никому и никогда не удавалось сбежать, верно? Там же стальные решётки на окнах!

— Погнуты, — коротко отвечал надзиратель. — Вы лучше своими глазами на это посмотрите. Нас просто холодный пот прошиб, вот честное слово.

— Макинтош ведь был человеком некрупным, как я помню, — заметила ведьма, пока они торопливо шагали по промозглым коридорам.

— Верно, госпожа Пруст. Злобный коротышка, это он как есть. На следующей неделе его, между прочим, собирались вздёрнуть. Вырвал с мясом прутья, которые дюжий здоровяк не сдвинул бы даже с помощью лома, и спрыгнул на землю с высоты тридцати футов. Это противоестественно, такого просто не должно быть. Но он сделал ещё кое-что… ох, вот честное слово, мне при одной только мысли тошно делается*.

У двери камеры, недавно покинутой Макинтошем, дежурил стражник — и госпожа Пруст не понимала зачем, учитывая, что заключённый со всей определённостью исчез. При виде ведьмы стражник почтительно коснулся края шляпы.

— Доброе утро, госпожа Пруст, — промолвил он. — Для меня большая честь познакомиться с дочерью величайшего палача в истории. Пятьдесят один год за рычагом, и ни разу не уронил, так сказать, ни чести, ни клиента. Вот нынешний господин Солдяга, он по-своему неплох, да только случается, что клиенты потом ещё малость подёргиваются; по мне, так это непрофессионально. А ещё ваш отец никогда не отказывался от заслуженного повешения из страха навлечь на себя адское пламя и месть жутких демонов. Помяните моё слово, ваш отец, если что, сам нагонит их и тоже вздёрнет! Семь секунд с четвертью, какой был мастер! Настоящий джентльмен!

Но госпожа Пруст неотрывно глядела на пол.

— Жуткое зрелище для дамы, — посетовал надзиратель.

— Ведьмы никакие не дамы, когда явились по делу, Фрэнк, — машинально ответила госпожа Пруст. Она понюхала воздух и выругалась так, что у Фрэнка аж слёзы выступили.

— Прямо задумаешься, что такое в него вселилось, да?

Госпожа Пруст выпрямилась.

— Тут и задумываться нечего, юноша, — мрачно отозвалась она. — Я знаю.

Туман жался к зданиям, пытаясь как можно проворнее убраться с дороги госпожи Пруст, пока та со всех ног бежала обратно на 10-ю Яичную улицу, оставляя за собою во мраке туннель в форме госпожи Пруст.

Дерек мирно попивал какао, когда его мать ворвалась в дом под, чего греха таить, мощное пуканье. Юноша поднял голову и задумчиво нахмурился.

— По-твоему, это си-бемоль? Вот по-моему, ни разу не си-бемоль. — Он уже полез было в ящик под прилавком за камертоном, но мать, не задержавшись, промчалась мимо.

— Где моя метла?

Дерек вздохнул.

— В подвале, ты что, забыла? Когда в прошлом месяце гномы сказали, во сколько тебе обойдётся ремонт, ты обозвала их долбаными украшениями для газонов, помнишь? Ну да ты ж ею всё равно не пользуешься.

— Мне срочно надо… в деревню, — заявила госпожа Пруст, обшаривая взглядом загромождённые полки: не найдётся ли случайно другой, исправной метлы.

Дерек вытаращился на неё во все глаза.

— Ма, ты уверена? Ты же всегда говорила, что деревня вредна для здоровья.

— Это вопрос жизни и смерти, — пробормотала госпожа Пруст. — А как насчёт Длинной Дылды Толстой Коротышки Салли?

— Право, мама, не следует её так обзывать, — укоризненно проговорил Дерек. — Она же не виновата, что у неё аллергия на приливы и отливы.

— Зато у неё метла есть! Ха! Не одно, так другое! Сделай-ка мне бутербродов на дорожку, будь так добр.

— Это всё, часом, не из-за той девушки, которая была тут на прошлой неделе? — подозрительно осведомился Дерек. — У неё, похоже, проблемы с чувством юмора.

Мать, не обращая на него ни малейшего внимания, пошарила под прилавком и извлекла налитую свинцом дубинку. Мелкие торговцы с 10-й Яичной улицы имели очень небольшую прибыль, так что с воришками не церемонились.

— Вот не знаю, вот прямо и не знаю, — простонала она. — Я? Творить добро — в мои-то годы? Должно быть, я умом тронулась! И ведь мне даже не заплатят! Не знаю, право не знаю! Того гляди начну исполнять людям по три желания, и вот тогда, Дерек, пожалуйста, стукни меня изо всех сил по голове. — Она вручила сыну дубинку. — Остаёшься за главного. Попробуй переложить на другую полку резиновые шоколадки и презабавные бутафорские яичницы, ладно? Скажешь, это новомодные закладки такие или ещё что-нибудь.

С этими словами госпожа Пруст выбежала в ночь. В проулках и закоулках города ночами было опасно: там подстерегали грабители, воры и прочие неприятности. Но с приближением госпожи Пруст все они растворялись во мраке. Госпожа Пруст — это дурные новости, и лучше её не беспокоить, если хочешь, чтобы все косточки в твоих пальцах торчали в нужную сторону.

Тело, что некогда принадлежало Макинтошу, бежало сквозь ночь. Его терзала боль. Но призраку не было до того дела; он-то боли не ощущал. Мускулы мучительно ныли, но призрак муки не чувствовал. Пальцы, вырвавшие из стены стальные прутья, кровоточили. Но призрак не кровоточил. Никогда.

Он уже и не помнил, когда у него было собственное тело. Тела надо кормить и поить. С этой никчёмной плотью столько хлопот! Рано или поздно тела выходят из строя. Чаще всего это не имело значения: всегда найдётся кто-нибудь другой — жалкий умишко, гноящийся ненавистью, завистью и обидой; такой охотно впустит в себя призрака. Но надо действовать быстро и не терять бдительности. А главное — соблюдать осторожность. Здесь, на пустынных дорогах, новое подходящее вместилище отыскать будет трудно. Призрак с сожалением позволил телу остановиться и напиться из мутного прудика. Там, как оказалось, кишмя кишели лягушки, ну да телу ведь и есть нужно, так?

Глава 13ПЛЯСКА СМЕРТИ

Настоящая постель в чёрно-белой комнате замка оказалась гораздо комфортнее подземелья, вот только уютной козьей отрыжки немного не хватало.

Тиффани снова приснился огонь. А ещё — за ней следили. Она это чувствовала, и на сей раз следили не козы. За ней следили изнутри её же собственной головы. Но следили по-доброму; кто-то о ней заботился. Во сне танцевал костёр, тёмная фигура отдёрнула пламя как штору — у ног тёмной фигуры, точно ручная, сидела зайчиха. Зайчиха поймала взгляд Тиффани и скакнула в огонь. И Тиффани всё поняла.

В дверь постучали. Тиффани разом проснулась.

— Кто там?

— А как звучит забывчивость? — поинтересовался голос по ту сторону тяжёлой двери.

Ей даже думать особенно не пришлось.

— Как шорох ветра в сухих травах жарким летним днём.

— Да, наверное, примерно так и есть, — подтвердил голос Престона из-за двери. — А теперь к делу, госпожа: там, внизу, полным-полно народа, и, как мне кажется, всем этим людям нужна их ведьма.

Хороший день для похорон выдался, подумала Тиффани, выглядывая из узкого замкового оконца. Дождь на похоронах ни к чему. Люди заметно мрачнеют. А Тиффани всегда старалась развеять похоронную мрачность. Люди живут, умирают, их помнят. Точно так же зима сменяет лето. Всё идёт так, как должно. Конечно, без слёз не обходится, но слёзы — это для тех, кто остался; ушедшие в слезах не нуждаются.

Слуги поднялись с первым светом, и в зале уже расставили длинные столы с угощением для всех пришедших. Такова традиция. Богач или бедняк, лорд или леди; на поминки приглашают всех, и из уважения к старому барону, а также из уважения к вкусной еде, зал постепенно заполнялся. А вот и герцогиня в чёрном платье — такой чёрной черноты Тиффани в жизни не видывала. Платье блестело и переливалось. Чёрное платье обычной ведьмы черно только теоретически. На самом деле оно чаще всего довольно пыльное, скорее всего залатанное где-то в области колен и обтрёпанное по подолу, и, конечно же, протёрлось едва ли не до дыр от частых стирок. Ну правильно, это же рабочая одежда. Невозможно даже вообразить себе, чтобы герцогиня принимала роды в таком платье… Тиффани заморгала. Возможно, ещё как возможно: в критической ситуации герцогиня это сделает. Она буд