А встревоженная нянюшка Ягг — это само по себе повод для тревоги. Уже миновала полночь — час ведьмовства, строго говоря. В обычной жизни любой час — это час ведьмовства, и, тем не менее, в тот момент, когда обе стрелки на часах торчат строго вверх, делается немного жутковато.
— Я слыхала, ребята уже вернулись с мальчишника, — сообщила нянюшка, — но только, кажется, они позабыли, где бросили жениха. Ну да никуда он не денется: где положили, там и лежит. Они уверены, что сняли с него брюки и к чему-то его привязали. — Нянюшка откашлялась. — Так всегда делают, согласно обычаю. Теоретически шафер должен помнить, где это было, но прямо сейчас он своего имени и то не помнит.
Часы в зале пробили полночь; они вечно опаздывали. Каждый удар отзывался у Тиффани в позвоночнике.
И тут к ней подошёл Престон. Тиффани подумала, что в последнее время куда ни погляди — везде Престон, такой молодцеватый, подтянутый и… обнадёживающий.
— Послушай, Престон, — проговорила она, — мне некогда объяснять, и я даже не уверена, что ты мне поверишь — хотя, пожалуй, и поверишь, если я всё расскажу. Мне нужно уйти из замка и убить одно чудовище, прежде чем оно убьёт меня.
— Тогда я буду тебя защищать, — заявил Престон. — Как бы то ни было, мой главнокомандующий сейчас валяется в свинарнике, и какая-нибудь свинья как раз обнюхивает его неназываемые! Так что я тут временно представляю светскую власть!
— Ты? — фыркнула Тиффани.
Престон выпятил грудь — правда, недалеко.
— Собственно говоря, да; ребята назначили меня констеблем Стражи, чтобы самим пойти выпить. А сержант сейчас в кухне, блюёт в раковину. Он думал перепить нянюшку Ягг! — Престон отсалютовал. — Я пойду с тобой, госпожа. И ты не сможешь мне помешать. Не в обиду будь сказано, понятное дело. Однако властью, вверенной мне сержантом между позывами рвоты, я рекрутирую тебя и твою метлу для содействия мне в розысках. Ты ведь не возражаешь?
Такие вопросы ведьмам задавать не принято. С другой стороны, задал-то его Престон!
— Ладно, идёт, — отозвалась она. — Но не вздумай мою метлу поцарапать! И ещё сперва мне нужно кое-что сделать. Извини, я ненадолго. — Девушка отошла к открытой двери зала и прислонилась к холодной каменной кладке. — Я знаю, что тут есть Фигли и они меня слышат, — проговорила она.
— О, ах-ха, — раздался голос в дюйме от её уха.
— Так вот, я не хочу, чтобы нынче ночью вы мне помогали. Это карговское дело, понимаете?
— Ах-ха, мы уж узырили целу карговску толпень. Нынче знатна карговская ночь, дыкс.
— Я должна… — начала Тиффани. И тут её осенило: — Я должна сразиться с безглазым человеком. А ведьмы съехались посмотреть, хороший ли из меня воин. Так что мне никак нельзя сжульничать, воспользовавшись помощью Фиглей. Это важное карговское правило. Разумеется, мне прекрасно известно, что жульничество — это почтенная фиглевская традиция, но карги не жульничают, — продолжала она, сама устыдившись столь чудовищной лжи. — Если вы станете мне помогать, они всё узнают и покроют меня несмываемым презрением.
И добавила про себя: «А если я проиграю, то Фигли выступят против ведьм, и эту битву мир запомнит надолго. Никаких причин для паники, верно?»
А вслух Тиффани заявила:
— Надеюсь, вы меня поняли? Хотя бы в этот, один-единственный раз, сделайте как я велю и не помогайте мне.
— Ах-ха, мы-то тебя дотумкали, но Джинни грит, нам за тобой завсегда призыривать надь, потому как ты нашая карга холмов, — возразил Явор.
— Боюсь, кельды сейчас здесь нет, — напомнила Тиффани, — а вот я — есть, и я вам так скажу: если вы мне и на сей раз станете помогать, вашей каргой холмов я уже не буду. На мне гейс, ясно? Это карговский гейс, и это гейс всем гейсам. — Фигли дружно застонали, и Тиффани добавила: — Я серьёзно. Главная карга тут — матушка Ветровоск, и вы её знаете. — Последовал новый стон. — Вот так-то, — подвела итог Тиффани. — На сей раз, пожалуйста, дайте мне поступить по-своему. Договорились?
Повисла пауза, и наконец раздался голос Явора Заядло:
— Ах-ха, дыкс.
— Вот и прекрасно, — отозвалась Тиффани, перевела дух и пошла за метлой.
Когда они поднялись над крышами замка, Тиффани поняла, что брать с собой Престона, возможно, не стоило.
— Почему ты мне не сказал, что боишься летать? — возмутилась она.
— Ты несправедлива, — оправдывался Престон. — Откуда я мог об этом знать, я ж лечу в первый раз.
Набрав высоту, Тиффани прикинула, какой погоды ждать. Над горами клубились тучи, время от времени по-летнему вспыхивали молнии. Вдалеке рокотал гром. В горах грозы — дело обычное. Туман развеялся, поднялась луна; ночь выдалась чудесная. Задувал лёгкий ветерок. Тиффани на это рассчитывала. Престон обнимал её за талию; девушка сама не знала, рассчитывала на это или нет.
Теперь они, снизившись, летели над равниной у подножия Мела; даже в лунном свете Тиффани различала тёмные прямоугольники, где незадолго до того расчистили поля. За огнём всегда следили очень внимательно, удерживая его в границах: не хватало ещё пожар устроить — ведь тогда всё что угодно сгореть может. Внизу уже показалось последнее поле. Его всегда называли Королём. Обычно, когда жгли Короля, половина деревни ждала рядом, подстерегая удирающих от пламени кроликов. Так вышло бы и сегодня, просто все… были заняты в другом месте.
На поле сразу над ним, выше по склону, стояли курятники и свинарник; поговаривали, что Король славен столь обильными урожаями, потому что работникам куда проще вывозить навоз сюда, нежели тащить на нижние поля.
Они приземлились у свинарника под душераздирающий визг поросят, которые, что бы уж там ни происходило на самом деле, как всегда, полагали, что мир пытается распилить их надвое.
Тиффани принюхалась. Пахло свиньями; но девушка не сомневалась, что тем не менее почуяла бы призрака, будь он здесь. Хрюшки, конечно, грязные, но запах от них естественный; в сравнении со смрадом Лукавца вонь от свинарника покажется ароматом фиалок. Тиффани содрогнулась. Поднимался ветер.
— Ты уверена, что сумеешь его убить? — прошептал Престон.
— Думаю, я смогу его заставить убить самого себя. И, Престон, я категорически запрещаю тебе помогать мне.
— Прости, — заявил Престон. — Представитель власти — это дело такое. Ты не можешь отдавать мне приказов, госпожа Тиффани Болен, если не возражаешь, конечно.
— То есть твоё чувство долга и приказ командира означают, что ты не можешь не помочь мне? — уточнила Тиффани.
— Ну да, госпожа, — отозвался Престон. — Это и ещё кой-какие соображения.
— Тогда ты и впрямь мне нужен, Престон, очень нужен! Я справлюсь и сама, но будет куда проще, если ты мне поможешь. Так вот что я попрошу тебя сделать…
Девушка была почти уверена, что призрак её не услышит, но всё-таки на всякий случай понизила голос, а Престон, не моргнув и глазом, выслушал её и сказал:
— Всё ясно-понятно, госпожа. Положитесь на временного представителя власти.
— Тьфу! Как я здесь оказался?
Что-то серое, липкое и вонючее, благоухая свиньями и пивом, пыталось перелезть через стену свинарника. Тиффани знала, что это Роланд, но только потому, что вряд ли сегодня ночью в свинарник бросили сразу двух женихов. Он воздвигся над стеной, точно какое-то болотное чудище, обтекая… ну, просто обтекая; нет нужды уточнять детали. От него отслаивались и отлетали какие-то ошмётки.
Роланд икнул.
— Ко мне в спальню забрела громадная свинья, и куда, ради всего святого, запропастились мои брюки? — заплетающимся от спиртного языком выговорил он. Молодой барон оглянулся по сторонам, и тут его не столько осенило, сколько огорошило: — Кажется, я не у себя в спальне, да? — пробормотал он и медленно сполз обратно в свинарник.
Тиффани почуяла призрака. Этот смрад выделялся на фоне смешанных запахов свинарника, как лисица среди кур. Призрак заговорил — и голос его сочился гниением и ужасом:
— Я тебя чувствую, ведьма, ты здесь, и другие тоже. Мне они не нужны, но это новое тело, пусть и не слишком крепкое, имеет… свою настоятельную потребность. Я — силён. Я иду. Ты не сможешь спасти всех. Сомневаюсь, что твоя проклятая летающая палка унесёт четверых. Кого ты бросишь? Отчего бы не бросить их всех? Отчего бы не бросить здесь докучливую соперницу, мальчишку, который пренебрёг тобою, и назойливого ухажёра? О, я знаю ход твоих мыслей, ведьма!
«Вот только мыслю я совсем иначе, — думала про себя Тиффани. — Ну, мне, может, и приятно видеть Роланда в свинарнике, но люди — это не просто люди, люди всегда окружены обстоятельствами.
А ты — нет. Ты ведь больше не человек».
Рядом с нею Престон вытащил Роланда из свинарника с отвратительным чвякающим звуком и невзирая на бурные протесты свиньи. Повезло им обоим, что они не слышат этого голоса!
Тиффани запнулась. «Четверых? Докучливая соперница?» Но ведь их только трое: она сама, Роланд и Престон, разве нет?
Девушка поглядела в дальний конец поля, накрытый лунной тенью замка. К ним со всех ног бежала какая-то белая фигурка.
Это Летиция, кто ж ещё? Никто в здешних краях не носит такого количества развевающихся белых оборочек. Ум Тиффани лихорадочно просчитывал варианты.
— Престон, лети прочь. Бери метлу.
Престон кивнул, отсалютовал, расплылся в усмешке.
— К вашим услугам, госпожа!
Летиция примчалась в смятении чувств и в дорогих белых туфельках. Увидев Роланда, она остановилась как вкопанная, а Роланд уже достаточно протрезвел, чтобы попытаться прикрыть ладонями то, что Тиффани отныне и впредь будет мысленно называть его «любовными частями». Под пальцами захлюпало: Роланд был густо измазан свиным навозом.
— Один из его приятелей сказал мне, они швырнули его в свинарник потехи ради! — негодующе заявила Летиция. — А ещё друзья называются!
— Наверное, они считают, что для этого друзья и нужны, — рассеянно отозвалась Тиффани. А про себя подумала: «Сработает или не сработает? Не упустила ли я чего-нибудь? Всё ли я правильно поняла? С кем я, собственно, сейчас разговариваю? Кажется, мне необходим знак, просто знак…»