любит, что она, возможно, никого никогда не любила и, по всей видимости, никого никогда не полюбит. Не повезло ему, вот и все. Человеческие отношения не так сложны, как их расписывают: бывают ситуации неразрешимые, а вот чтоб действительно сложные – это редко. Ему, понятно, надо было разводиться; дело непростое, но необходимое. Что я мог добавить? Мы исчерпали тему, еще не доев закуски.
Затем перешли к будущей работе в “Авроре”: у Жан-Ива и Валери уже родились кое-какие идеи относительно возрождения “Эльдорадора”, они знали, в каком направлении думать дальше. Они были умны, компетентны, уважаемы в своей профессиональной среде; но они не имели права на ошибку. Провал на новой должности не означал бы конца их карьеры: Жан-Иву было тридцать пять лет, Валери – двадцать восемь; им бы позволили попробовать еще раз. Однако первые промахи не забываются, им пришлось бы начинать заново с гораздо более низкого уровня. Все мы жили в обществе, где заинтересованность в работе обусловливалась зарплатой, или, шире, – материальной выгодой; такие понятия, как престиж и почет, отошли на второй план. При этом развитая система перераспределения доходов через налоги позволяла здравствовать всяким паразитам, никчемным и просто вредным людям, к которым в некотором роде относился и я. Существовавшая у нас экономика смешанного типа медленно эволюционировала в сторону большего либерализма, постепенно преодолевая предубеждение против ссуды под процент и против денег вообще, еще живое в странах с давней католической традицией. Жан-Ив с Валери ничего от этого не выигрывали. Некоторые выпускники Высшей коммерческой школы, совсем еще молодые, иные так просто студенты, даже и не думали устраиваться на работу, а сразу пускались в биржевые спекуляции. Подключались к интернету, оснащали компьютеры новейшими программами наблюдения за рынком. Иногда объединялись в клубы и тогда получали возможность распоряжаться более значительными средствами. Так возле своих компьютеров и жили, работали посменно двадцать четыре часа в сутки, никогда не брали отпусков. У них у всех была одна на редкость простая цель – к тридцати годам стать миллиардерами.
Жан-Ив и Валери принадлежали к промежуточному поколению, которое еще не мыслило свою жизнь без хождения на службу – возможно, что и на государственную; и я, их старший товарищ, в сущности, находился в таком же положении. Мы все трое намертво увязли в социальной системе, как насекомые в куске янтаря; пути к отступлению нам были отрезаны.
Утром первого марта Валери и Жан-Ив официально приступили к работе в группе компаний “Аврора”. На понедельник, четвертое марта, было назначено собрание всех, кто имел отношение к проекту “Эльдорадор”. Генеральная дирекция заказала достаточно известной конторе по изучению социологии поведения, именуемой “Профили”, анализ перспектив развития клубов отдыха.
Входя в первый раз в зал заседаний на двадцать третьем этаже, Жан-Ив немного волновался. В зале сидели человек двадцать, каждый из которых не один год проработал в “Авроре”, и этим коллективом ему теперь предстояло руководить. Валери заняла место слева от него. Все воскресенье он провел за изучением личных дел: он знал имя, обязанности и послужной список каждого из присутствующих и все-таки побаивался встречи. Сероватый день вставал над департаментом Эссон, относящимся к числу “проблемных”. В свое время Поль Дюбрюль и Жерар Пелиссон решили построить офис компании в Эври[12]: земля тут стоила недорого, и совсем рядом проходила автомагистраль, ведущая на юг и в аэропорт Орли; в ту пору Эссон был тихим предместьем. Теперь же уровень преступности здесь считался самым высоким по стране. Каждую неделю совершались нападения на автобусы, автомобили жандармерии и пожарных; нападениям и кражам даже не вели точного учета: по некоторым оценкам, реальная цифра в пять раз превышала число поданных жалоб. Здание компании круглосуточно охранялось вооруженной бригадой службы безопасности. Внутренняя инструкция рекомендовала служащим после определенного часа не пользоваться общественным транспортом. Сотрудники, работавшие допоздна и не имевшие личного автомобиля, вызывали такси – “Аврора” заключила соглашение о льготном тарифе с одной из местных компаний.
Когда в зале появился Линдсей Лагарриг, специалист по социологии поведения, Жан-Ив почувствовал, что держит ситуацию под контролем. Социологу было около тридцати, длинные волосы завязаны на затылке, на лбу залысины; одет в спортивные брюки “Адидас”, футболку “Прада”, поношенные кроссовки “Найк” – короче, ровно так, как и подобает знатоку человеческого поведения. Для начала он раздал собравшимся содержимое своего портфеля – тонюсенькие папки, в которых были в основном графики со стрелочками и кружочками. Первая страница досье представляла собой ксерокопию заметки из “Нувель обсерватер”, точнее, передовицы приложения, посвященного отпускам. Она называлась “Отдыхать иначе”.
– В двухтысячном году, – Лагарриг принялся читать статью вслух, – массовый туризм уже исчерпал себя. У людей возникла потребность в путешествии индивидуальном и этически ориентированном.
Первый абзац представлялся чтецу весьма симптоматичным для понимания происходящих перемен. Он несколько минут распространялся на эту тему, после чего призвал аудиторию обратить внимание на следующие слова:
– В двухтысячном году перед нами стоит вопрос об уважительном отношении к другим. Мы, благополучные люди, хотели бы видеть в путешествии не просто удовлетворение эгоистических желаний, но своеобразную форму выражения солидарности.
– Сколько этому парню заплатили за исследование? – шепотом спросила Валери у Жан-Ива.
– Сто пятьдесят тысяч франков.
– Не может быть. За то, что он зачитает нам ксерокопию дурацкой статейки?
Линдсей Лагарриг между тем, туманно пересказав часть статьи своими словами, с идиотским пафосом цитировал следующий фрагмент:
– В двухтысячном году, – декламировал он, – мы уподобляемся кочевникам. Мы ездим на поезде, плаваем на теплоходе по рекам и океанам: в эпоху скоростей открываем для себя прелести неспешности. Мы растворяемся в безбрежном молчании пустынь; а потом вдруг окунаемся в водоворот многомиллионных столиц. С неизменной страстью…
– Этика, индивидуальное начало, солидарность, страсть – вот они, ключевые слова! – восклицал он. – В новом контексте не следует удивляться, что система клубного отдыха, основанная на эгоистической замкнутости и стандартизации потребностей и желаний, сталкивается с постоянными трудностями. Время “Загорелых”[13]прошло: сегодня востребованы подлинность, новизна и дух единения. Конвейерная модель развлекательного туризма, построенная на пресловутых “Четырех S”: Sea, Sand, Sun… and Sex, – отжила свое. Как блистательно показали в своих работах Мички и Браун, специалисты в области туризма должны уже сейчас готовиться к пересмотру своей будущей деятельности в свете новых перспектив.
“Поведенец” свое дело знал, он мог бы разглагольствовать в том же духе часами.
– Прошу прощения… – перебил его Жан-Ив не без раздражения в голосе.
– Да?.. – социолог обратил к нему чарующую улыбку.
– Я думаю, все без исключения собравшиеся за этим столом знают, что клубы отдыха испытывают сегодня трудности. Мы вовсе не просим вас до бесконечности описывать нам эти проблемы, но мы бы хотели услышать от вас, хотя бы в самых общих чертах, о возможных путях их решения.
У Линдсея Лагаррига челюсть отвисла; он никак не ожидал подобного рода возражений.
– Я полагаю, – забормотал он, – что для решения проблемы ее надо сначала выявить и посмотреть, в чем причина.
Еще одна пустая фраза, с досадой подумал Жан-Ив; не просто пустая, но в данном случае еще и лживая. Причины коренились в общих тенденциях социального развития, изменить которые никто не в силах. К ним надо приспосабливаться, и всё. А вот как? Об этом идиотина, судя по всему, не имел ни малейшего представления.
– В общем, вы хотите сказать, что система клубного отдыха устарела, – продолжил Жан-Ив.
– Нет, совсем нет… – У социолога почва уходила из-под ног. – Я полагаю… я просто полагаю, что надо подумать.
– И за что только тебе, кретину, деньги платят? – тихо прошипел Жан-Ив, а потом продолжил вслух: – Что ж, мы постараемся подумать. Благодарю вас, господин Лагарриг, за ваше сообщение. Скорее всего, сегодня вы нам больше не понадобитесь. Предлагаю объявить перерыв на десять минут и выпить по чашке кофе.
Раздосадованный социолог собрал со стола диаграммы. Когда заседание возобновилось, Жан-Ив, приготовив свои записи, взял слово:
– Как вам известно, с 1993 по 1997 год Club Med пережил самый серьезный кризис в своей истории. Многочисленные конкуренты и подражатели, копируя основные элементы концепции клуба, но существенно снижая цены, переманивали клиентов. Каким образом удалось выправить положение? В значительной степени за счет снижения цен. Но руководители Club Med не стали снижать их до уровня конкурентов, понимая, что обладают несомненными преимуществами: давностью существования фирмы, репутацией, имиджем. Проведя целый ряд подробнейших опросов, они выяснили, что их клиенты готовы платить на двадцать-тридцать процентов больше за “марку” – в зависимости от направления – и возможность пользоваться, так сказать, оригинальной формулой Club Med. Так вот, первый вопрос, над которым я бы предложил вам задуматься в ближайшее время: возможно ли на рынке клубного отдыха существование иной концепции, кроме той, что предложена Club Med? И если да, то можем ли мы сформулировать эту концепцию в общих чертах и определить, на каких клиентов она ориентирована? Вопрос непростой.
Как вы, наверное, знаете, – продолжил он, – я работал раньше в “Нувель фронтьер”. Там мы тоже создавали клубы отдыха, хотя это и не самое известное направление деятельности компании. Они назывались “Ле Паладьен”. Примерно в то же время, что и