платить. А на самом деле платить все равно мне, подумал он вдруг с горечью. Дети останутся на ее попечении, а ему назначат порядочные алименты. Что, если затеять тяжбу, попробовать отсудить детей? Пожалуй, нет, решил он, не стоит. Тем хуже для Анжелики. Одному ему будет лучше, можно постараться устроить свою жизнь заново, то есть, попросту говоря, найти другую женщину. Одри, гадине, устроиться будет сложнее с двумя детьми на руках. Тем он и утешился: более скверной бабы ему не встретить, в итоге она пострадает от развода сильнее, чем он. Она уже не так хороша, как в первые годы их знакомства; она умела держаться, одевалась по моде, но он-то знал, что телом она уже начинала стареть. Ее успехи на адвокатском поприще далеко не столь блестящи, как она сама рассказывала; когда на нее ляжет забота о детях, на работе наверняка возникнут проблемы. Потомство – это обуза, тяжкое бремя, не дающее человеку вздохнуть свободно, а в конечном итоге и убивающее его. Он отыграется, но позже, когда сможет взглянуть на все с равнодушием. Сидя в машине на опустевшей теперь улице, он попытался обрести его прямо сейчас.
Стоило ему переступить порог квартиры, заботы обрушились на него снова. Жоанна, приходящая няня, развалившись на диване, смотрела MTV Он не выносил эту вялую и нелепым образом музыкальную девчонку; когда он видел ее, ему всякий раз хотелось надавать ей пощечин, чтобы согнать с ее рожи угрюмое и пресыщенное выражение. Она была дочерью подруги Одри.
– Все в порядке? – прокричал он. В ответ она небрежно кивнула. – Ты можешь сделать звук потише?
Она поискала глазами пульт управления. Вне себя от злости он выключил телевизор; она посмотрела на него с обидой.
– Как дети? – он продолжал кричать, хотя в квартире наступила полная тишина.
– Спят, наверное. – Она испуганно поджалась.
Он поднялся на второй этаж, заглянул в комнату сына. Николя покосился на него отсутствующим взглядом и продолжал играть в Tomb Raider. Анжелика спала, сжав кулачки. Успокоенный, он спустился вниз.
– Вы ее купали?
– Не-а, забыла.
Он прошел на кухню, налил себе воды. Руки у него дрожали. На столешнице он увидел молоток. Пожалуй, пощечинами Жоанну не проймешь, лучше бы размозжить ей череп. Эта мысль занимала его еще некоторое время, потом сменилась другими, беспорядочно роившимися в голове. Уже в прихожей он с ужасом заметил, что держит в руке молоток. Он положил его на маленький столик, достал бумажник, дал девчонке денег на такси. Она взяла их, пробурчав что-то похожее на благодарность. Сам того не ожидая, он захлопнул за ней дверь с такой яростью, что грохот раскатился по всей квартире. Да, жизнь его решительно не клеилась. Бар в гостиной оказался пуст; Одри и за этим не в состоянии была присмотреть. При воспоминании о жене его передернуло; он сам удивился силе своей ненависти. На кухне он нашел початую бутылку рома: хоть что-то. Закрывшись у себя в комнате, он набрал поочередно номера трех девиц, с которыми познакомился в интернете, и все три раза наткнулся на автоответчик. Ушли, небось, трахаться для собственного удовольствия. Девицы, конечно же, были соблазнительные, симпатичные, современные, но стоили две тысячи франков за вечер; в конце концов, это становилось унизительным. Как он дошел до такой жизни? Надо бы завести друзей, бывать в обществе, работать поменьше. Он вспомнил про клубы “Афродита”, и впервые ему пришло в голову, что начальство может и не одобрить идею; общественное мнение во Франции порицало сексуальный туризм. Можно было, конечно, представить Легану проект в смягченном виде; но Эспиталье не проведешь, он обладал пугающей проницательностью. А какой другой выход? Ориентируясь на среднего клиента, они не выдерживали конкуренции с Club Med, и Жан-Ив готов был это доказать. Порывшись в ящиках письменного стола, он нашел свод корпоративных принципов “Авроры”, составленный десять лет назад ее основателями и вывешенный во всех гостиницах.
“Дух «Авроры» – это искусство точно сочетать знания и опыт, традицию и современность, достижения гуманизма и полет фантазии в неустанном поиске совершенства. Работники «Авроры», мужчины и женщины, – носители уникального культурного достояния: умения принимать гостей. Они знают национальные обычаи и обряды, благодаря которым жизнь превращается в искусство жить, а самые обычные услуги – в волшебные мгновения. Это их профессия, искусство, талант. Творя прекрасное и делясь им, восстанавливая связь с самым главным, создавая пространство удовольствия, «Аврора» несет по миру аромат Франции”.
Он отчетливо увидел, что вся эта тошнотворная дребедень как нельзя лучше подходит для сети хорошо организованных борделей; тут можно попытаться сыграть на пару с немецкими туроператорами. Многие немцы без всяких на то оснований продолжали считать Францию страной галантности и искусства любви. Если крупный немецкий туроператор согласится внести клубы “Афродита” в свой каталог, это поднимет их на новую ступень; такого еще никому во Франции не удавалось. Он поддерживал контакт с фирмой “Неккерман”, которой собирался продать клубы в странах Магриба; кроме того, существовала компания TUI, отклонившая их предыдущее предложение, поскольку и так занимала прочные позиции в нижней части ценовой шкалы; возможно, их заинтересует более специализированный проект.
11
Он попробовал связаться с ними прямо в понедельник утром, и удача ему улыбнулась: Готтфрид Рембке, председатель совета директоров TUI, собирался в начале следующего месяца во Францию; в один из дней своего пребывания в Париже он готов был с ними пообедать. Если бы в оставшееся до встречи время они изложили свой проект письменно, он бы его с удовольствием изучил. Жан-Ив пошел сообщить эту новость Валери: она только рот раскрыла. Годовой оборот TUI составлял двадцать пять миллиардов франков, в три раза больше, чем у “Неккерман”, в шесть раз больше, чем у “Нувель фронтьер”; это был крупнейший в мире туроператор.
Вся неделя ушла на то, чтобы подготовить технико-экономическое обоснование проекта. Значительных капиталовложений он не требовал: обновить кое-что из мебели, отделку помещений изменить, разумеется, полностью, сделать интерьер более “эротичным” – в документах они единодушно решили употреблять термин “галантный туризм”. Но главное, они ожидали существенного сокращения расходов: не нужно организовывать спортивные мероприятия и развлечения для детей; не нужно выплачивать зарплаты дипломированным патронажным сестрам, инструкторам по серфингу, специалистам по икебане, эмали или росписи по шелку. Жан-Ив прикинул бюджет и с удивлением обнаружил, что с учетом амортизации и всего такого годовая себестоимость клубов снижалась на двадцать пять процентов. Он пересчитал трижды, но результат получался один и тот же. Между тем он намеревался повысить тарифы на двадцать пять процентов по сравнению с нормой по данной категории, то есть, грубо говоря, приблизиться к стандартам Club Med. Таким образом, прибыль одним махом возрастала на пятьдесят процентов. “Твой приятель – гений”, – сказал он Валери, когда она заглянула к нему в кабинет.
В “Авроре” все последнее время ощущалась нервозность. Побоища вроде субботнего случались в Эври не впервые, но итог – семеро убитых – всех ошеломил. Многие сотрудники, особенно те, кто работал в фирме с самого ее основания, жили по соседству. Для них одновременно с возведением офиса были сооружены многоквартирные дома; потом некоторые взяли ссуды и построили себе виллы.
– Мне жаль этих людей, – сказала Валери, – искренне жаль. Они все мечтают поселиться на старости лет в каком-нибудь тихом провинциальном городке, но пока не могут это сделать, их пенсия от этого слишком уменьшится. Я говорила, например, с телефонисткой: ей осталось работать три года; она хотела бы купить дом в Дордони, откуда сама родом. Но там сейчас вовсю селятся англичане, и потому цены даже на самую жалкую лачугу выросли баснословно. Здесь же цена ее дома рухнула в один день: все узнали, что это опасное предместье; больше чем за треть стоимости дом не продать. Еще меня поразили секретарши на третьем этаже. Я зашла к ним в половине шестого напечатать одну бумагу; они все что-то искали в интернете: оказалось, делают покупки, по магазинам они не ходят. С работы – прямиком домой, запираются и ждут, когда им доставят заказ.
В последующие недели психоз не ослаб и даже продолжал нарастать. Пресса только и твердила что о зарезанных преподавателях, изнасилованных учительницах, пожарных машинах, взорванных бутылками с “коктейлем Молотова”, инвалидах, выброшенных в окно электрички из-за того, что косо взглянули на главаря банды. Газета “Фигаро” с наслаждением нагнетала обстановку; почитать ее, так создавалось впечатление, что мы на пороге гражданской войны. Понятно, начиналась предвыборная кампания; если Лионеля Жоспена и было в чем упрекнуть, то как раз в нерешенной проблеме безопасности. Впрочем, было маловероятно, чтобы французы снова проголосовали за Жака Ширака: он выглядел таким кретином, что одним своим видом наносил урон престижу страны. Когда этот глуповатый детина, заложив руки за спину, посещал сельскохозяйственную выставку или присутствовал на встрече глав государств, на него было больно смотреть, всем сразу становилось неловко. Левое правительство, явно неспособное остановить рост насилия, держалось хорошо: проявляло скромность, соглашалось, что статистика печальна, даже угрожающа, призывало не использовать ее в политических целях, напоминая, что и правые в свое время успехов на этом поприще не добились. Только однажды у них вышел срыв: некто Жак Аттали опубликовал дурацкую статью, где утверждал, что бесчинства молодежи в пригородах есть в действительности “крик о помощи”; что витрины в торговом комплексе Ле-Аль и на Елисейских полях “в глазах неимущих выглядят непристойно”. Не следовало, мол, забывать и о том, что население предместий – это “пестрая мозаика народов и рас, которые привезли с собой свои традиции и верования, чтобы переплавить их в новую культуру и воссоздать искусство жить сообща”. Валери посмотрела на меня с удивлением: впервые я рассмеялся, читая журнал “Экспресс”.