На следующую пятницу была назначена встреча с Готтфридом Рембке. Накануне вечером Валери сделала себе расслабляющую маску и легла спать очень рано. В восемь часов, когда я проснулся, она была уже готова. Выглядела умопомрачительно. На ней был черный костюм с очень короткой юбкой, туго обтягивающей зад; под пиджак она надела кружевную сиреневую блузку, облегающую и кое-где просвечивающую, а под блузку – ярко-красный бюстгальтер, оставляющий наполовину открытой высоко поднятую грудь. Когда она села возле кровати, я обнаружил на ней черные чулки, светлеющие кверху, и пояс. Губы она накрасила темно-красной помадой с фиолетовым оттенком, волосы забрала в пучок.
– Впечатляет? – спросила она насмешливо.
– Еще как! Ох уж эти женщины… – вздохнул я. – Умеют себя подать.
– Это у меня официальный наряд соблазнительницы. Но я надела его еще и для тебя; я знала, тебе понравится.
– Вернуть эротику на предприятия и в учреждения… – пробурчал я.
Она подала мне чашку кофе.
До самого ее ухода я только и делал, что смотрел, как она движется, садится, встает. В ее наряде, если угодно, не было ничего особенного, он даже мог бы показаться простым, но при этом “впечатлял” – слов нет. Когда она клала ногу на ногу, в верхней части ляжки появлялась темная полоса, оттенявшая тонкость нейлонового чулка. Если она скрещивала ноги еще сильней, показывалась полоска черного кружева, а дальше – застежка пояса и белая плоть ляжки и основания ягодиц. Она меняла положение ног – и все исчезало. Наклонялась над столом – и я чувствовал, как под тканью трепещет ее грудь. Я мог бы любоваться ею часами. Такая простая, невинная, бесконечно блаженная радость; обещание счастья в чистом виде.
Встреча была назначена на час в ресторане “Ле-Дивеллек” на улице Юниверсите; Жан-Ив и Валери приехали на пять минут раньше.
– С чего начнем разговор? – волновалась Валери, вылезая из такси.
– Скажешь, хотим, дескать, открыть бордели для бошей. – Жан-Ив устало улыбнулся. – Да не волнуйся, он сам задаст все вопросы.
Готтфрид Рембке появился ровно в час. Они узнали его в ту минуту, как он вошел в ресторан и протянул пальто швейцару. Плотная, солидная фигура, лоснящийся череп, открытый взгляд, крепкое рукопожатие – в нем чувствовалась раскованность и энергия, он как нельзя лучше соответствовал образу крупного предпринимателя, в особенности немецкого. Так и виделось: целый день на ногах, утром встает с постели одним прыжком и полчаса занимается на велотренажере, а потом в новехоньком мерседесе катит на службу, слушая по дороге новости экономики.
– Выглядит идеально, – пробурчал Жан-Ив и, расплывшись в улыбке, поднялся ему навстречу.
Первые десять минут герр Рембке говорил только о еде. Оказалось, он прекрасно знает Францию, французскую культуру, рестораны, имеет собственный дом в Провансе. “Безупречен, этот мужик безупречен”, – повторял про себя Жан-Ив, уставившись в свое консоме из лангустинов с Кюрасао. “Что ж, пободаемся, Готти”, – подумал он еще, опуская ложку в тарелку. Валери держалась превосходно: слушала внимательно, глаза ее завороженно блестели. Поинтересовалась, где именно в Провансе находится дом, часто ли ему удается там отдыхать и т. д. Сама она заказала сальми из крабов с лесными ягодами.
– Итак, – продолжила она тем же тоном, – вас заинтересовал наш проект?
– Видите ли, – начал он основательно и неторопливо, – нам известно, что “галантный туризм”, – произнося эти два слова, он как бы слегка запнулся, – составляет одну из основных мотиваций поездок наших отпускников за границу, и их можно понять: лучшего отдыха не придумаешь. Примечательно между тем, что ни одна компания до сих пор всерьез не занималась этим вопросом, если не считать нескольких мелких и совершенно неудачных проектов для гомосексуалов. Но в целом, как ни удивительно, перед нами совершенно девственный участок.
– Проблема вызывает споры, я думаю, общественное мнение еще не доросло… – вмешался Жан-Ив, сам понимая, что говорит ерунду, – ни на том, ни на другом берегу Рейна, – закончил он и стушевался.
Рембке метнул на него холодный взгляд, словно бы заподозрив его в насмешке; Жан-Ив снова уставился в свою тарелку и дал себе слово молчать до конца обеда. Валери и без него справлялась великолепно.
– Не стоит переносить французские проблемы на Германию, – вставила она, невиннейшим движением кладя ногу на ногу, и Рембке переключил внимание на нее.
– Наши соотечественники, – сказал он, – поневоле предоставленные сами себе, нередко становятся добычей посредников сомнительной честности. Все, что делается в данном направлении, отмечено крайним дилетантизмом, и это огромный пробел в нашей работе, который еще предстоит заполнять.
Валери с готовностью согласилась. Официант подал морского окуня с зеленым инжиром. Мельком взглянув на блюдо, Рембке продолжал:
– Ваш проект заинтересовал нас еще и потому, что он полностью опрокидывает традиционное представление о клубах отдыха. То, что было хорошо в семидесятые годы, не отвечает запросам современного потребителя. Взаимоотношения между людьми на Западе затруднены – о чем мы, разумеется, сожалеем, – добавил он и снова взглянул на Валери, а та опустила ногу на пол и улыбнулась.
Когда в четверть седьмого я вернулся с работы, она была уже дома. Я замер от удивления: такое случилось, по-моему, впервые за все время нашей совместной жизни. Не сняв костюма, она сидела на диване, чуть расставив ноги, устремив взгляд в пространство, и, казалось, думала о чем-то очень приятном. Я тогда не понял, что присутствую при своего рода профессиональном оргазме.
– Ну как, удачно? – спросил я.
– Более чем. После обеда я сразу отправилась домой, не заезжая на работу; полагаю, на этой неделе мы и так превзошли себя. Он не просто заинтересовался проектом, но намерен сделать его гвоздем своей программы уже этой зимой. Он готов финансировать издание каталога и специальную рекламную кампанию для немецкой публики. Уверен, что сможет через свои агентства заполнить все ныне существующие клубы; спросил даже, не разрабатываем ли мы еще какие-нибудь проекты. Единственное, что он желает получить взамен, – эксклюзивность на своем рынке: Германия, Австрия, Швейцария, Бенилюкс; он знает, что мы в контакте с “Неккерманом”. На выходные я заказала номер в центре талассотерапии в Динаре, – добавила она. – Думаю, мне это необходимо. И к моим родителям сможем заскочить.
Через час мы уже сидели в скоростном поезде, отходящем с вокзала Монпарнас. Очень скоро накопившееся напряжение начало спадать, и она снова стала нормальной, то есть сексуальной и игривой. Последние дома нескончаемых предместий уже остались позади; подъезжая к равнине Юрпуа, поезд набрал максимальную скорость. На западе, над темной массой элеваторов, догорали, тускнея, красноватые отсветы заката – всё, что осталось от прошедшего дня. Мы сидели в вагоне первого класса, разделенном на полукупе; на столиках между нашими креслами уже зажглись желтые лампочки. Через проход от нас дама лет сорока, прилично и даже стильно одетая блондинка с пучком, просматривала “Мадам Фигаро”. Сам я тоже купил “Фигаро” и безуспешно пытался проникнуться интересом к розовым страницам. Я уже несколько лет вынашивал идею, что можно познать мир и ход его развития, абстрагируясь от политических новостей, общественной жизни и культуры; что можно почерпнуть правильное представление об историческом процессе из одной только экономической и биржевой информации. Я ежедневно принуждал себя к чтению розовых страниц “Фигаро”, иногда прибавляя к ним еще более тошнотворные публикации в “Эко” или “Трибюн Дефоссе”. До сих пор моя гипотеза однозначного подтверждения не находила. Вполне вероятно, что в размеренных редакционных статьях и в колонках цифр таились важные исторические сведения; но и прямо противоположный вывод тоже не исключался. Безусловно я понял только одно: экономика – чудовищно скучная штука. Оторвав взгляд от заметки, анализировавшей падение индекса Nikkei, я увидел, что Валери снова, как утром, то скрещивает ноги, то выпрямляет и при этом лукаво улыбается. “Схождение миланской биржи в ад”, прочитал я еще, откладывая газету. И тут мгновенно почувствовал эрекцию, поскольку обнаружил, что Валери исхитрилась снять трусики. Затем она подсела ко мне вплотную, скинула пиджак и положила его мне на колени. Я покосился вправо: блондинка по-прежнему изучала свой журнал, если точнее – статью о зимних садах. На ней был костюм с облегающей юбкой, черные чулки; словом, соблазнительная буржуазная дамочка. Валери скользнула рукой под расстеленный у меня на коленях пиджак и сразу нащупала мой член; тонкие брюки нисколько не сглаживали остроту ощущений. Уже совсем стемнело. Я сел поглубже и просунул руку ей под блузку, потом дальше – под лифчик, обхватил ладонью ее правую грудь и стал теребить сосок большим и указательным пальцами. Когда мы проезжали Ле-Ман, она расстегнула мне ширинку. Рука ее производила совершенно недвусмысленные движения, и соседка, я убежден, прекрасно видела все наши маневры. Когда тебя гладит опытная рука, долго сдерживаться, на мой взгляд, невозможно. Вблизи Ренна я со сдавленным криком кончил.
– Пиджак придется отдать в чистку… – спокойно прокомментировала Валери. Соседка посмотрела на нас, не скрывая улыбки.
Я все-таки немного смутился, когда вышел из вокзала Сен-Мало и понял, что она собирается сесть с нами в один автобус, отправляющийся в центр талассотерапии, а Валери – нисколько; напротив, она даже завела с ней разговор о разных лечебных процедурах. Я лично никогда не понимал достоинств грязевых ванн, обливаний, оборачивания водорослями и на другое утро решил просто побултыхаться в бассейне. Я лежал на спине, смутно ощущая наличие подводных течений, якобы осуществляющих массаж спины, и тут меня окликнула Валери.
– Вчерашняя дамочка из поезда заигрывала со мной в джакузи… – возбужденно сообщила она.
Я выслушал, не реагируя.
– Она сейчас в хаммаме одна, – не отставала Валери.