историческим. В туриндустрии ноябрь традиционно самый трудный месяц. В октябре запоздалые туристы еще пытаются захватить остатки курортного сезона; декабрь принимает эстафету благодаря рождественским праздникам; но мало, очень мало кто едет отдыхать в ноябре, разве что пенсионеры, да и то самые осмотрительные и непритязательные. А тут вдруг изо всех клубов стали поступать поразительные данные: новый проект пользовался бешеным успехом, народ прямо-таки повалил. Я ужинал с Валери и Жан-Ивом в тот день, когда они узнали первые цифры; они поглядывали на меня как-то странно: результаты превзошли все ожидания; в среднем за месяц их гостиницы на курортах в различных странах оказались заполненными более чем на девяносто пять процентов. – Н-да, секс… – протянул я нерешительно. – Людям необходим секс, только и всего, но они не осмеливаются в этом признаться. – Было над чем призадуматься; официант подал закуски.
– Вокруг открытия комплекса в Краби творится что-то невероятное… – продолжил Жан-Ив. – Рембке звонил, говорит, все забронировано еще три недели назад. И что интересно, в средствах массовой информации ни звука, ни строчки. Успех незаметный; массовый, но конфиденциальный; именно то, к чему мы стремились.
Жан-Ив наконец решился уйти от жены и снять квартиру; ключи ему предстояло получить только первого января, но он уже повеселел и заметно расслабился. Он был достаточно молод, красив и по-настоящему богат; все это, оказывается, не помогает жить, констатировал я с изумлением, зато, по крайней мере, пробуждает желание у других. К чему он стремится, зачем так усердно печется о карьере – этого я по-прежнему не понимал. Не думаю, чтобы ради денег: все равно большую их часть съедали налоги, а кроме того, он не любил роскошь. И не из преданности делу или каких-нибудь других альтруистических побуждений: развитие мирового туризма вряд ли можно счесть благородной миссией. Им руководило честолюбие как таковое, не имевшее под собой никакой причины, оно было, несомненно, связано с его внутренней потребностью созидать, а не с жаждой власти или духом соперничества – о его однокашниках из Высшей коммерческой школы я никогда ничего не слышал и не думаю, чтобы он ими хоть как-то интересовался. Одним словом, мотивация вполне достойная, не она ли объясняла все развитие человеческой цивилизации? Общество воздавало ему должное высокой зарплатой; при других политических режимах награда выражалась бы в титулах или же в привилегиях вроде тех, какими обладала номенклатура; не думаю, чтобы это сильно что-то изменило. На самом деле Жан-Ив работал из любви к работе; это так загадочно и так просто.
Пятнадцатого декабря, за две недели до открытия нового комплекса, поступил тревожный сигнал из компании TUI: в Хат-Яй, на самом юге Таиланда, похищен немецкий турист вместе с сопровождавшей его юной тайкой. Местная полиция получила невнятное послание на плохом английском: похитители не выдвигали никаких требований, но сообщали, что молодые люди будут казнены за поведение, не соответствующее законам ислама. В приграничных с Малайзией районах в последние месяцы действительно активизировались исламисты, поддерживаемые Ливаном; однако прежде они не похищали людей.
Восемнадцатого декабря прямо на центральной площади города злоумышленники выбросили на ходу из грузовика обнаженные изуродованные трупы немца и таиландки. Девушку забили камнями с неслыханной жестокостью; тело ее распухло до неузнаваемости, кожа полопалась. Немцу перерезали горло и, оскопив его, запихнули половые органы в рот. Информация попала в немецкую прессу, несколько заметок вышло и во Франции. Газеты не стали печатать фотографии жертв, но они сразу же появились в интернете. Жан-Ив ежедневно звонил в TUI, новости скорее обнадеживали: очень мало кто отказался от путевок, основная масса отпускников планов не поменяла. Премьер-министр Таиланда успокаивал как мог: речь идет, дескать, о случайном эпизоде, все известные террористические движения и группировки осудили похищение и убийство.
Между тем по прибытии в Бангкок я сразу ощутил напряженность, особенно в районе улицы Сукхумвит, где жили туристы с Ближнего Востока, в большинстве своем из Турции или Египта, но некоторые и из более суровых стран: Саудовской Аравии или Пакистана. Я заметил, что прохожие поглядывают на них с неприязнью. Над входом во многие хостес-бары я видел таблички: “No Muslims here”; хозяин одного заведения в районе Патпонг не поскупился на объяснения и вывесил рукописный текст такого содержания: “We respect your Muslim faith: we dont want you to drink whisky and enjoy Thai girls”[24]. Несчастные туристы-мусульмане, заметим, были ни в чем не виноваты, а в случае теракта рисковали больше других. Когда я посетил Таиланд впервые, меня поразило обилие выходцев из арабских стран; на самом деле они ехали сюда ровно по тем же причинам, что и европейцы, с той лишь разницей, что в разврат пускались, пожалуй, с еще большим энтузиазмом. Часто в десять утра они уже сидели за стаканом виски в баре гостиницы; в массажные салоны приходили к открытию. Нарушая законы ислама, они, возможно, испытывали угрызения совести и оттого держались мило и любезно.
Бангкок я нашел все таким же душным, грязным и шумным и все же был рад увидеть его снова. Жан-Ив собирался провести две-три встречи с какими-то банкирами и министерскими чиновниками – я особенно не вникал. Два дня спустя он сообщил нам, что встречи прошли успешно: местные власти проявили исключительную сговорчивость, соглашались на все, лишь бы привлечь инвестиции с Запада. Таиланд уже несколько лет не вылезал из кризиса, фондовый рынок и национальная валюта падали, государственный долг составлял семьдесят процентов валового внутреннего продукта. “Дела у них настолько паршивые, что им даже не до коррупции, – объяснял Жан-Ив. – Я давал на лапу, но самую малость, сущий пустяк по сравнению с тем, что приходилось давать пять лет назад”.
Утром 31 декабря мы отправились на самолете в Краби. Выйдя из микроавтобуса, я сразу наткнулся на Лионеля, прибывшего накануне. Он был в восторге, в полнейшем восторге, мне с трудом удалось остановить поток его благодарностей. Но когда я добрался до своего бунгало, мне открылся такой вид, что я и сам обомлел. Огромный девственный пляж и мельчайший, как пудра, песок. В нескольких десятках метров от берега океан из лазурного делался бирюзовым, чуть дальше – изумрудным. Громадные известковые скалы, поросшие сочной зеленью, выступали из воды и тянулись до самого горизонта, где растворялись в ярком свете, придавая бухте какое-то нереальное, космическое измерение.
– “Пляж” здесь снимали? – спросила Валери.
– Мне кажется, нет – на Пхи-Пхи. Но я не видел фильма.
По ее мнению, я ничего не потерял; кроме пейзажей, там нет ничего интересного. Я вспомнил, что читал как-то книгу о бэкпекерах, ищущих не тронутый цивилизацией остров; в их распоряжении имелась только карта, которую нарисовал им старый путешественник, перед тем как покончить с собой в жалкой гостинице на Каосан-роуд. Они приехали сначала на Самуй, переполненный туристами; оттуда переправились на соседний остров, но и там обнаружили слишком много народу. Потом, наконец, подкупили лодочника, и тот отвез их в заповедник, на остров, закрытый для посетителей. Тут-то и начались неприятности. Первые главы великолепно иллюстрировали проклятие туриста, устремившегося на поиск “нетуристических” мест, которые с его появлением перестают быть таковыми, и бедняга вынужден забираться все дальше и дальше в погоне за безумной мечтой, теряющей смысл по мере ее осуществления. Занятие столь же безнадежное, как попытка убежать от собственной тени; данный парадокс, как сообщила мне Валери, хорошо известен в мире турбизнеса, на языке социологов он называется double bind[25].
Описанная ситуация, похоже, не грозила курортникам в городке “Эльдорадор. Афродита”: на необъятном пляже все они сгрудились в одном месте. На первый взгляд, состав отдыхающих соответствовал ожиданиям: много немцев, по виду в основном топ-менеджеры и люди свободных профессий. Валери знала и точные цифры: восемьдесят процентов – немцы, десять процентов – итальянцы, пять процентов – испанцы и пять процентов – французы. Неожиданно много приехало супружеских пар либерального склада, вроде завсегдатаев мыса Агд: большинство женщин с силиконовой грудью, у многих – цепочки на талии или на щиколотке. Я сразу заметил, что почти все купаются нагишом. Что ж, это обнадеживало, с такими людьми обычно нет проблем. В отличие от мест, ориентированных на “путешественников”, посещаемые свингерами курорты, где массовость – необходимое условие, никаким парадоксам не подвержены. В мире, где величайшей роскошью считается возможность избегать других людей, добродушную общительность немецких бюргеров – любителей свинга – следует расценивать как завуалированную форму подрывной деятельности, сказал я Валери, пока она снимала бюстгальтер и трусы. Раздевшись, я немного смутился, осознав, что у меня стояк, и лег рядом с ней на живот. Валери же раздвинула ноги, преспокойненько подставив свои интимные места солнцу. Расположившаяся в нескольких метрах справа от нас группа немок обсуждала, как мне показалось, статью в “Шпигеле”. У одной из них волосы на лобке были выбриты и отчетливо виднелась тонкая прямая щель.
– Мне очень нравятся гладкие киски, – прошептала Валери, – так и хочется сунуть пальчик.
Да, я тоже их любил; однако слева от нас я видел чету испанцев: у дамы лобок курчавился густыми черными волосами – и такие мне нравились. Когда она ложилась, я обратил внимание на ее мясистые полные губы. Несмотря на молодость – я бы не дал ей больше двадцати пяти, – у нее была тяжелая пышная грудь с выпуклыми сосками.
– Повернись-ка на спину, – сказала Валери мне на ухо.
Я покорно перевернулся и закрыл глаза, как будто это что-то меняло. Мой член распрямился, головка вылезла из защищающей ее кожи. Через минуту я перестал думать о чем-либо и целиком сосредоточился на ощущениях, а ощущать солнечное тепло на слизистой оболочке бесконечно приятно. Я лежал зажмурившись и не открыл глаза, даже почувствовав, как струйка масла для загара льется мне на грудь, потом на живот. Пальцы Валери легко касались моей кожи то тут, то там. Воздух наполнился ароматом кокосового масла. Когда она начала смазывать мой член, я поспешно открыл глаза: Валери стояла возле меня на коленях, лицом к испанке, а та приподнялась на локтях, чтобы лучше нас видеть. Я откинул голову назад и устремил взгляд в голубое небо. Валери, обхватив одной рукой мои яйца, засунула средний палец мне в зад, а другой рукой методично мне дрочила. Повернув голову налево, я увидел, что испанка усердно занялась концом своего парня, и снова уставился в небо. Совсем рядом зашуршали шаги по песку, и я опять зажмурился, затем услышал звук поцелуя и шепот. Не знаю, сколько рук и сколько пальцев обвивало и ласкало мой член; а море тихо-тихо плескалось о берег.