Сам Мэрли выглядел не слишком хорошо. Кожа у него покрылась пятнами, щека дрожала.
– Я несколько дней назад смотрела историю кандидата на «ПослеЖизни», и он напомнил мне тебя. Может, ты тоже это видел и подумал обо мне?
– Нет, – сказал он и рассмеялся; тот благодушный смех, который она помнила, искажался теперь дребезжанием. – Кто вообще захочет ко мне возвращаться? Я бы не захотел.
– Его звали Ларрен Гэмлиэл.
– Дай-ка проверю. – Голова Мэрли ненадолго скрылась из вида. – Не-а, у меня такого в голосовании не было, и поиском он не находится. Сама знаешь, они иногда все это подгоняют под конкретного человека. Я потом поищу, проголосую за бедолагу. Ты где сейчас?
– Хлад. В Форпосте.
– Шутишь? Как ты узнала, что я здесь? – Он покачал головой и сказал: – Я думал, ты никогда не возвращаешься к старым историям.
– Не возвращаюсь. Странно, что ты здесь. Слушай, у меня сейчас нет времени на разговоры, но как ты тут оказался?
– Работа. Зачем еще мне сюда прилетать? Хотя знай я, что здесь будешь ты…
Рейзер перебила его:
– Ты говорил, что вспоминал обо мне. Почему?
– Мы много разговаривали о подводных путешествиях, помнишь? Я учил тебя управлять подлодками? Так вот, я только что собрал и продал три машины для экстремальных подводных условий, и теперь у меня есть еще один клиент, который ждет одноместную лодку, очень похожую. И вот я сижу, вспоминаю о тебе из-за этого и…
– Что за клиенты?
Мэрли покачал головой.
– Не смог бы рассказать тебе, даже если бы знал.
– Когда ты получил эту работу?
– Первый заказ – несколько месяцев назад. Второй – несколько дней назад. Большая спешка. Да еще, как я сказал, сразу после того, как я закончил с другими подлодками для другого клиента. Видимо, слава растет. Никогда не бывал так занят.
– Второй клиент. Это был личный разговор?
– Большинство разговоров у меня идут через виз-комм, но этот шел через зашифрованную сеть.
– Как с ИИ?
– Это был не ИИ. Но да, похоже. А что?
– А первый клиент?
– Рейзер, ты нарываешься. Криминалы или наемники, это точно. И хватит вопросов. Ты говорила, что не возвращаешься к старым историям.
– Нет. Послушай, Мэрли, мы можем увидеться? Как в прежние времена?
Он рассмеялся, а когда закончил, губы у него дрожали еще несколько секунд.
– Прежние времена кончились.
– Тогда в память о добрых временах. У нас ведь были добрые времена, правда? Где ты?
– Готов поспорить, у тебя так со всеми старыми персонажами. Я недалеко от верфей. Оборудовал себе местечко за хостелом «Платформа на плаву». Рад буду повидаться, Рейзер.
Она обнулила комм и нащупала за ухом бугорок памятника. Значит, Мэрли был здесь. Неужели это всё совпадения? Она подумала о Таллене. Было бы хорошо с ним увидеться, но это уже невозможно.
Раньше, в Форпосте, когда он еще не представлял, что будет жить на одной из них, Таллен видел платформы на верфях. Они были неподвижны и абсурдно велики. На земле их невозможно было охватить разумом – краны, лебедки с их огромными колесами и храповиками, нависающие палубы, вышки, тросы, барабаны и буры. Платформа больше напоминала остов низкоорбитального дока, чем что-то еще. Живя в Форпосте, Таллен легче мог представить их вращающимися в пустоте космоса, чем в морской пучине.
Но в тесноте своей клетки на палубе этой платформы, промокший, и исхлестанный, и почти захлебнувшийся, и восторженный вне всяких пределов, Таллен понимал, что только здесь она и уместна. Это была противоположность космоса. Платформа переполнялась вещами и событиями. На палубе, которую захлестывала вода, были закреплены пирамиды бурильных и обсадных труб. В небе раскачивались стрелы кранов, а само небо так сильно истекало водой, что Таллен не мог понять, где оно заканчивается и начинается море.
Теперь, спустя месяц, ему казалось, что он начинает сходить с ума. Каждые два дня он обходил всю платформу целиком, чередуя подводную и надводную части. Он был настроен на ее системы контроля и управляющую пьютерию таким образом, что малейшая неполадка вызывала у него головокружение или тошноту, боль в животе или судороги в ногах и руках или зубную боль, и, в зависимости от своего текущего положения, Таллен понимал, в чем проблема и где она возникла. Его постоянная свита наладчиков собиралась в этом месте и занималась починкой.
– Не понимаю, зачем вам нужен я, – сказал Таллен челомехам. – Ваши системы и так замечают всё.
– Да, но не всегда достаточно быстро, – ответила Беата. – Бывают мелкие проблемы, незаметно прогрессирующие изъяны, как на боковом киле в вашем испытании.
Он насупился, не в силах вспомнить.
– Каком испытании?
– Да, – сказал Лоуд. – С трудностями разобраться тем легче, чем раньше их замечаешь. Если они внешние, мелкие проблемы могут быстро перерасти в крупные. А крупные нужно выявлять немедленно. Пьютерия на это способна, но при таком уровне сложности человеческий мозг эффективнее и экономнее.
– Поэтому нужны вы, Таллен, – сказала Беата.
– Или кто-то другой, – сказал Лоуд.
Таллен обнаружил, что, пока челомехи говорят, он дергает головой то в сторону одного, то в сторону другого. Это было почти гипнотическим. Постоянное переключение внимания изводило его. Оно мешало ему мыслить ясно.
– Мы знаем, что жизнь здесь вас истощает, – сказала Беата. – Сконцентрированность. Боль. Со временем они на вас повлияют.
– Они повлияют на вашу работоспособность, – сказал Лоуд. – Но вы лучший, кого мы видели. Вы словно созданы для этого. Ваша неврологическая аугментация и наши системы существуют почти в симбиозе. Вы невероятно быстры.
– Пожалуйста, не говорите со мной так, – пробормотал Таллен. Он попытался встать, но он уже стоял.
– Хотя вы более чувствительны, чем бывает обычно, – сказал Лоуд. – Мы не знаем, протянете ли вы дольше по этой причине.
– Или меньше, – сказала Беата.
Таллен засунул руку в карман и сжал рукоятку ножа. Тот странным образом утешал, хотя откуда он взялся, Таллен не представлял. Он собрался с мыслями и спросил:
– Но почему здесь больше нет людей? Это ведь было бы разумно. У меня была бы компания, а у вас – замена.
– Возникают конфликты. Это ни разу не срабатывало. Увы, побочный эффект человечности.
Он поискал на лицах челомехов выражения, но их там не было. Хотя иногда бывали. И еще челомехи всегда стояли на одном и том же расстоянии друг от друга и на одном и том же расстоянии от него.
– А что происходит ночью, когда я сплю? – спросил он.
– Мы ходим вами. Ваша работа не останавливается, – сказала Беата. – Это эффективно. Море не останавливается. Оно тоже эффективно.
– Как видите, мы также вознаграждаем вас, – сказал Лоуд. – Море, похоже… – Он взглянул на Беату.
– …похоже, увеличивает вашу эффективность. Больше, чем у всех предыдущих людей.
– Мы этого не понимаем, – сказал Лоуд. – Это видится нам нелогичным.
– Но нам многое видится в вас нелогичным.
– Во мне или в людях? – спросил Таллен. Он заметил, что начинает имитировать их лишенную интонаций манеру разговора.
– Да, – сказал Лоуд.
Они продолжали его поощрять или поддерживать. Каждые несколько дней он просыпался и снова обнаруживал себя на палубе, лицом к морю, и на какое-то время это его подкрепляло.
Беата и Лоуд встречались с ним ежедневно. Таллен пытался обращаться только к Беате или только к Лоуду, но, что бы он ни попробовал, они оба отвечали на его реплики.
– Могу я говорить только с одним из вас? – сказал он Беате. – Мне это не нравится. Вы выглядите по-разному, но этого мало.
– Нет, – ответила Беата. – Цель раздвоения – удерживать ваше внимание и дефокусировать агрессию. Но мы принимаем совет.
– Расскажите нам, Таллен, как вы себя чувствуете? – сказал Лоуд. – Вы можете это описать?
– Вы контролируете мое состояние, – обратился Таллен к Беате. – Вы должны знать.
– Все равно расскажите, – сказал Лоуд.
– Может мне отвечать тот, к кому я обращаюсь? Это приемлемо?
– Человеческий контакт важен, – сказала Беата. – Он необходим для вашего психологического благополучия. Также озвучивание своих чувств помогает процессу самопознания. Оно дает ощущение сопричастности.
– Вы не люди, Беата.
– Несмотря на то, что вы это знаете, вы все равно разговариваете с нами как с людьми.
– Хоть и не так много, как нам хотелось бы, – добавил Лоуд.
Таллен обхватил голову руками.
– Я чувствую себя ненормально. На палубе мне хорошо, но это проходит. И это не счастье. Это не настоящее чувство.
– Нет, – сказала Беата.
– Вы можете объяснить, что кажется вам ненормальным? – сказал Лоуд.
– Когда я обхожу платформу, я знаю, где нахожусь в каждый конкретный момент, я знаю, куда я иду и где еще не был. Знаю, что за каждой дверью, мимо которой я прохожу. Но не могу вспомнить, где только что был. А сейчас, как ни пытаюсь, не могу представить, где что находится. – Он почувствовал влагу на глазах. – Я могу думать только о море.
– Но море вам все равно нравится, – сказала Беата.
– Да. Но я не могу ни на чем сосредоточиться. Сначала мог, немного, но теперь не чувствую связи ни с чем, кроме него.
Беата и Лоуд посмотрели друг на друга. И сказали:
– Вам надо поспать, Таллен.
После этого они давали ему море чаще. Таллен привык засыпать, просыпаться, глядя на море, и снова засыпать. Все остальное время занимала ходьба. Он обнаружил, что думает о море всегда, когда перестает думать о платформе. Иногда приходили мысли о Форпосте, но в виде далеких неясных воспоминаний. Его жизнь свелась к бесконечной ходьбе, усталости и боли – и лечению морем. Время от времени он ощущал мигрень, не имевшую отношения к платформе, или чувствовал необъяснимую злость или радость. Иногда он плакал.
Однажды Таллен нашел в кармане нож и не понял, откуда он там взялся. Он едва не выбросил его, но почему-то не смог этого сделать.