— Прошу, входите, — пригласил гостя Истчестер.
Вслед за хозяином Морвуд вошел в скромную гостиную. Истчестер предложил ему сесть в кресло с подголовником, явно видавшее лучшие времена. Морвуд был удивлен, что нобелевский лауреат живет в такой простой, даже спартанской обстановке. Разве к награде не прилагается пара миллионов долларов? Но некоторым людям нет дела ни до денег, ни до вещей.
— Спасибо, доктор, что согласились меня принять, — начал Морвуд.
— Сразу внесу ясность, — произнес Истчестер. — Я Ангус, а вы Хэл. В моем доме никаких формальностей.
— Хорошо, — согласился Морвуд.
Так же как и двадцать три года назад, до Нобелевской премии, Истчестер был дружелюбен, не склонен к позерству.
— Прежде чем начнем, могу я вам что-нибудь предложить? Кофе? Чая? Воды?
— От кофе не откажусь.
Из Альбукерке до Лос-Аламоса путь неблизкий, и Морвуд был не прочь освежиться.
— Я тоже, — ответил Истчестер и позвал: — Энни!
Из кухни вышла дородная женщина.
— Кофе, пожалуйста.
— Сейчас сварю, — ответила та и скрылась.
— Когда мне стукнуло восемьдесят, дети навязали мне эту особу, — кивнул Истчестер в сторону кухни. — Она мне помогает по хозяйству. В прошлом году сломал бедро, с тех пор одному управляться трудновато.
— Сочувствую.
— Увы, возраст есть возраст. Какая досада! Мы зарабатываем почести, наживаем опыт и богатство, и вот когда наконец готовы насладиться своими достижениями, его величество Время превращает нас в развалины. Pulvis et umbra sumus[17] и так далее.
— Я вас понимаю. Сам из-за проблем с легкими еле ползаю.
— Слышал, вы теперь натаскиваете молодых агентов. Вы проделали долгий путь, Хэл. А ведь когда-то были робким новичком. Помню, как вы расследовали свое первое дело под наблюдением старшего агента… Как его звали?
— Микки Старр. К сожалению, дело до сих пор не закрыто. Меня это нервирует.
— Могу себе представить.
Кофе был подан в элегантном серебряном кофейнике. Морвуд с благодарностью взял чашку, добавил сливок и два куска сахара. Размешав напиток, он с удовольствием сделал большой глоток.
— А теперь, когда мы подкрепили силы, давайте посмотрим на загадочный предмет, который вы привезли, — сказал Истчестер.
— Сейчас.
Морвуд натянул латексные перчатки, поставил контейнер на столик и открыл. Он осторожно достал устройство и опустил на столешницу.
На лице Истчестера отразилось потрясение, он резко втянул воздух.
— Боже мой! Где вы его взяли?
— Вы знаете, что это?
— Пожалуйста, переверните.
Морвуд исполнил просьбу.
Некоторое время Истчестер разглядывал устройство, потом откинулся на спинку кресла и покачал головой.
— Если не ошибаюсь, перед нами очень секретный компонент одной из ранних водородных бомб. Он служит для изменения мощности.
— Что это значит?
— Я должен объяснить поподробнее. Как вам, возможно, известно, бо́льшая часть энергии водородной бомбы выделяется в процессе превращении водорода в гелий. Для этой реакции требуются такие высокие температура и давление, что достичь их можно только при ядерном взрыве. По сути, водородная бомба — это атомная бомба, в которой расщепление плутония запускает реакцию синтеза изотопов водорода.
Морвуд не был уверен, что все понял, но не стал перебивать.
— Обычный водород для водородных бомб не используют, — продолжил Истчестер. — Нужен изотоп, называемый тритием, он обозначается 3H. Видите символ на боковой части устройства? В атомном ядре этой разновидности водорода два дополнительных нейтрона.
— Ясно.
— Тритий находится в вашем устройстве. Оно позволяет регулировать мощность взрыва, в данном случае от одной до двадцати мегатонн, — достаточно просто повернуть диск. Перед детонацией с помощью этого приспособления помещают нужное количество трития в реакционную камеру. Чем больше трития, тем сильнее взрыв. Вот почему мощность таких бомб называют изменяемой. Если бы бомбу захотели сбросить на большой город, к примеру на Москву, понадобились бы все двадцать мегатонн. Ну а если бы целью выбрали аэродром или фабрику, хватило бы одной.
— Какие чудовищные подсчеты, — вздохнул Морвуд.
— Без сомнения, русские водородные бомбы тоже оснащены подобными приспособлениями.
— И вся эта информация до сих пор засекречена?
— Не то слово! — Истчестер подался вперед. — Можно узнать, где вы, черт возьми, взяли эту штуку?
— Вышла довольно странная история. Только все, что я расскажу, должно остаться между нами.
— Разумеется.
— Есть один эксцентричный миллиардер, парень по имени Лукас Таппан…
— Тот самый, который занимается спутниками и зеленой энергетикой?
— Именно. А еще он интересуется НЛО и ведет археологические раскопки близ Розуэлла, где в сорок седьмом якобы разбилась летающая тарелка.
Истчестер вскинул кустистые брови:
— Раскопки на месте Розуэлльского инцидента? Что за дикая идея!
— Во время первоначального осмотра женщина, руководящая археологическими работами, обнаружила в нескольких сотнях ярдов от места происшествия захоронение. Из земли извлекли два тела, а это устройство нашли рядом с ними. Мужчина и женщина были убиты — их пытали, а потом застрелили.
— Боже правый! Вы установили их личности?
— Пока нет. Я уж было решил, что мы отыскали двух ученых, исчезнувших из Лос-Аламоса в сорок седьмом. Поговаривали, что эти шпионы, Хэдли и Варшински, сбежали в Советский Союз. Другие, и я в том числе, подозревают, что с ними расправились. Но версия не подтвердилась — один из трупов женский.
— В те времена Лос-Аламос был закрытым городом, — произнес Истчестер. — Всех, кто оттуда выезжал, тщательно обыскивали. Не представляю, как кому-то удалось вынести это устройство. Задачка была не из легких. Но мне пришла в голову одна мысль, Хэл: может ли эта история быть связана с нераскрытым делом, которое вы вели в начале карьеры? С убийством ученого-ядерщика в девяносто девятом?
— Исключено. Людей, которых только что нашли на месте Розуэлльского инцидента, убили задолго до девяносто девятого.
— Понятно.
Истчестер нахмурил лоб и поджал губы, уйдя в глубокие раздумья. В комнате воцарилась тишина. Наконец ученый указал на устройство и спросил:
— Вы позволите?
— Если согласитесь надеть перчатки.
Морвуд достал из кармана запасную пару и протянул Истчестеру. Тот натянул перчатки, взял устройство и внимательно рассмотрел, поворачивая то в одну сторону, то в другую.
— Явно изготовлено в Лос-Аламосской национальной лаборатории. Я бы сказал, это ранняя модель. Как вы намерены поступить с этой вещью?
— У нас есть безопасное место хранения для засекреченных доказательств. Теперь, когда вы объяснили, что оно из этой категории, после осмотра его отправят именно туда.
Истчестер кивнул:
— Это хорошо. — он перевернул устройство. — Выглядит совсем как новое.
— Дождей в пустыне почти не бывает, к тому же оно лежало под землей на глубине три фута.
Истчестер осторожно положил устройство на столик и стянул перчатки.
— Вам предстоит разгадать сложную загадку, служитель закона! НЛО, шпионы, пытки, убийства, водородные бомбы. Когда выйдете в отставку, сможете роман написать.
19
В первом павильоне Нора заглянула в лабораторию. Было семь часов вечера, солнце садилось, и в полутемном помещении лаборатории стояла тишина. Все разошлись по своим трейлерам, чтобы подготовиться к ужину, — все, кроме одного человека. В круге света в дальнем углу стоял Таппан. Он склонился над рабочим столом.
Услышав, как вошла Нора, Таппан выпрямился.
— Нора! — Его голос эхом разнесся по пустому пространству. — Спасибо, что согласились встретиться со мной в этот поздний час. Будьте добры, закройте дверь.
Она заперла дверь на задвижку. Было любопытно, что ей хочет показать Таппан. Почти весь день он просидел в лаборатории с Грегом Бэнксом, а потом ученый вышел и, не проронив ни слова, скрылся в своем трейлере.
— Подойдите к столу. Хочу, чтобы вы на это взглянули.
Таппан был одет в черную рубашку без воротника и джинсы. Нора сразу почувствовала, что он едва сдерживает рвущуюся наружу энергию.
Нора обошла стол, на котором были разложены бумаги.
— Вы уже их видели, да?
— Конечно. Это результаты масс-спектрометрии.
— Хорошо. У меня для вас задачка. — Таппан взял верхний лист со стопки и положил его перед Норой. — Взгляните.
Она посмотрела на вертикальную столбиковую диаграмму и увидела десятки столбцов разной высоты, обозначавшие разные атомные массы.
— Никаких странностей не замечаете?
Нора пригляделась и обнаружила, что справа в конце диаграммы столбец слишком высок.
— Здесь ошибка, — указала Нора на него.
— Ошибка?
— Такой большой атомной массы не может быть.
— Не может быть? А если я вам скажу, что Бэнкс провел масс-спектрометрию не меньше пяти раз, с пятью разными образцами, и получил один и тот же результат?
Нора покачала головой:
— Я не химик, поэтому могу чего-то не знать, но у всех известных элементов масса намного меньше.
— Вот именно: у известных. Грег Бэнкс полагает, что мы имеем дело со сверхтяжелым элементом, которого раньше никто не видел.
Нора вопросительно взглянула на Таппана.
— Весь день я провел здесь, пока Грег пытался определить по спектрам молекулярную структуру. Он говорит, это похоже на оксиды редких металлов — иттрия и палладия с катионами водорода. Вот только вместо палладия неизвестный сверхтяжелый элемент.
— Боюсь, мои познания в химии не мешало бы взбодрить, — вздохнула Нора.
Таппан пригладил ладонью волосы и продолжил:
— Атомный номер урана — девяносто два. Это значит, что в его ядре девяносто два протона. У водорода один, у гелия два и так далее. Но все элементы, идущие после урана, не могут быть созданы в природе — только в лаборатории. Чем больше их атомный номер, тем они становятся тяжелее — и нестабильнее, вот почему все эти элементы короткоживущие. Атомы просто разлетаются в разные стороны. Среди таких элементов америций, берклий, эйнштейний, московий и прочие, до номера сто восемнадцать, оганесона. Открытие последнего элемента подтвердили только в две тысячи втором году, и он существует одну пятисотую долю секунды, а потом распадается.