кой формы, чтобы мыши не могли залезать в них и выпивать масло, а соскальзывали с гладких ровных боков.
Он еще думал об этом, когда взмах его руки отправил светильник в короткий полет.
Расплескиваясь в полете, чистейшее масло полыхнуло на фитилях, и через секунду импровизированный зажигательный снаряд попал прямиком в голову монарху.
В считаные мгновения вся верхняя половина тела Тамира обратилась в плюющийся синеватыми искрами огромный факел. На снадобья эуденоскарриандских медиков традиционно шло лучшее оливковое масло — и горело оно тоже отлично.
Рыча и завывая, князь вскочил с ложа, должно быть пытаясь позвать на помощь, но терзаемое дикой болью горло сумело исторгнуть лишь отчаянное:
— А-а-а-а!
Уже весь объятый пламенем с ног до головы, он шагнул раз, другой и опрокинул на ковер медную лохань, в которой медики обычно замачивали целебное одеяние, ставшее ныне смертоносным.
И лишь тогда постельничий ринулся к дверям:
— Стража! Стража, ко мне! Спасайте князя!
Гвардейцы отшвырнули с дороги заполошно метавшегося и вопящего слугу и влетели в опочивальню, но тут же выскочили обратно, объятые ужасом, — перед ними встал грозно гудящий огонь.
Пылали покои, занимались перекрытия, горели деревянные полы, метались люди…
Огонь разгорался, несмотря на бестолковые попытки полусонных, бегающих туда-сюда и ничего не понимающих служителей и гвардейцев залить огонь водой из вдруг иссякшего водопровода. Потом кто-то крикнул, что принц Сан убит, но это мало кто услышал.
Далее некто заорал, что надо сообщить наследнику Рисору, а другие в ответ, что Рисора надо прикончить, ибо он все это и устроил.
Затем с отблесками разгорающегося пламени смешалось зарево от встающих в городе пожаров…
Аринам пылал и умирал. Город, который считался удивительной жемчужиной всего северо-востока и ничем не уступал даже своим собратьям в империи, ныне выглядел как храбрый воин, получивший неожиданный подлый удар в спину. И теперь корчился от боли, ничего не понимая, и кричал голосами своих жителей и ревом огня о помощи.
Враги пришли в безлунную ночь, а ворота города им открыли предатели из пришлых беженцев, искавших спасения, но навлекших беду на приютивших их горожан.
Если бы этот город посетил кто-то из землян, он бы сравнил Аринам с Вавилоном.
Скопище людей разной крови, веры и обычаев, смешение архитектурных стилей и языков. Столица государства, лежащего на перекрестке древних путей народов, с востока на запад и с севера на юг, где найдет себе приют каждый. Место, где беглый и ищущий убежища человек, независимо от того, кем он был в прошлом, сможет обрести дом, лишь бы не нарушал закона да платил подати в казну…
С давних времен, каждые триста — четыреста лет, в эти места из бескрайних степных просторов выплескивалось либо нашествие, либо бегство от нашествия, но всякий раз беглецы либо завоеватели стремились отхватить кусок земли для себя. Бежали рабы и знатные нукеры, изгои и вчерашние победители. Оседали разноязыкие рабы, наемники, торговцы, а случалось целые роды и племена искали спасения под щитом какого-то сильного государства. Именно такой державой был Ильмангор, по размеру и богатству опережавший многие королевства, хотя до сих пор числившийся на картах и в посольских свитках великим княжеством — как полтысячелетия назад, когда его столица была скопищем деревянных изб, обнесенных земляным валом.
Проходили года, десятилетия, века и тысячелетия, исчезали народы, стиралась сама память о них, но Аринам стоял. Случались времена, когда он находился под пятой захватчиков, случалось так, что шли кровавые смуты, менялись от кинжала и яда династии, но все уходило, а княжество оставалось.
И вот теперь город тороватых купцов, искусных ремесленников, целителей, магов и мудрецов корчился в огне, истекая кровью.
Последний раз такое было тут сорок четыре года назад. Тогда прежний великий князь Ларвин скоропостижно умер, не оставив завещания, и на престол оказалось сразу три претендента — Квердо, великолепный воин, но запойный пьяница, ничем не примечательный Боломин и умерший в эту ночь Тамир.
Все права на престол были у Квердо, но тот не имел потомства мужского пола, от двух жен прижив семерых дочерей, вторым шел Боломин и только третьим — Тамир.
Советники умершего Ларвина совещались всю ночь и поутру решили, что лучше отдать трон Тамиру, но тут свое слово сказала гвардия. Еще та, прежняя — Тигры Скал. Собравшись на сходку и вылакав все вино из дворцовых запасов, они порешили, что следующим князем станет любезный им Квердо, а наследником мужского пола, дабы не попрать обычаев, станет Боломин.
Но на пятую ночь, когда народ как раз закончил праздновать восшествие на престол нового повелителя, к городу подошли отряды наемных горцев. Войска, должные охранять границы, пропустили их без препятствий, ибо у всех отрядов была грамота с печатью, утверждавшая, что их наняли купцы по дозволению князя Ларвина. А городская стража была частью куплена, а частью перебита теми, кто уже ждал, затаившись, своего часа.
Почти без боя войдя во дворец, горцы умертвили еще пьяных гвардейцев, Квердо и на всякий случай всех его жен и дочерей, а также Боломина. На следующий день Тамир погреб в семейном некрополе их тела, обгорелые до неузнаваемости, потому как горцы ухитрились поджечь дворец, и половина их при этом тоже сгорела. Но по слухам, долго еще украдкой передававшимся между подданными Тамира, Боломин уцелел и воспитывается в некоем лесном племени, ждет нужного часа и готовится вернуть трон своего предка. Об этом почти забыли, а зря…
Снова, как и сорок лет назад, ворота светлейшего и сиятельного Аринама распахнулись, и в столицу ворвались орды дикарей, готовых убивать всех — за золото и просто, чтобы меч без дела не ржавел. И закипела кровавая резня по всему Аринаму.
Только теперь захватчики и их местные пособники громко орали, что-де долго ждавший Боломин по благословению богов возвращает свой трон.
Орта Атэнни, известная также как Молниеносные, в полном составе торчала перед распахнутыми воротами.
Сотня всадников и триста пятьдесят пехотинцев под началом капитана Зору Атэнни по кличке Джерид были одной из лучших частей в армии княжества. Пехота — арбалетчики, ни один из которых не мазал с трехсот шагов в ростовую мишень… Кавалеристы были хорошо вооружены, имели полный доспех, за который Атэнни доплатил из своего кармана.
Луки за спиной, мечи в ножнах. Блики пожаров и бледные отсветы луны танцевали на отполированных наручах, шлемах и кирасах.
Позади них верхом на кобылках попроще сидели панцирники. Сейчас им следовало спешиться и, оставив скакунов на коноводов, отправиться следом за кавалеристами. Но капитан медлил, хотя по испуганному воплю примчавшегося верхом церемониймейстера поднял свою часть по тревоге. Минимум, что могло ему грозить, если дело повернется не так, — позорное изгнание со службы как дурака и паникера. Но Атэнни был жителем столицы и гордым человеком, и слова клятвы были для него не пустым звуком.
Потом он решительно взмахнул рукой, и солдаты стали спрыгивать с коней. Под звуки боя и треск пожаров они вошли в город. Вошли в полной темноте, и Атэнни обрадовался, что успел захватить с собой факелы.
Новомодных уличных фонарей, обязанность поставлять масло для коих купцы норовят перекинуть друг на друга, тут не было. Разве что возле кабаков горели костры, у которых обычно бродяги и просто бедняки жарили требуху, запивая дешевым пойлом. Однако сейчас улицы были пусты.
Где-то дальше, в Верхнем городе что-то горело, но тут царило прямо-таки кладбищенское безмолвие.
Уже неподалеку от площади Быка наткнулись на двоих стражников, лежащих в лужах собственной крови.
— Гляди-ка, — полусотник Урвас указал на одного стражника. — Вроде живой еще.
Действительно, один еще дышал. Хотя было понятно, что не жилец. Все кишки наружу, и их содержимое смешалось с кровью. С такими ранами можно еще какое-то время промучиться, но выжить — нет, даже сильнейшая магия не поможет. Тяжко будет умирать стражник.
— Что происходит? — Атэнни наклонился к умирающему стражнику, седоусому уже мужику лет под сорок. — Кто вас?
— Н… знайу-у, — выдохнул тот. — Бунт в хор-роде, хосподин офицер… Помогите, больно мне, горю весь. Помоги, капитан… — повторил он.
Атэнни без слов понял, чего от него хочет этот старый вояка, судя по шраму на шее побывавший в настоящем деле.
Он кивнул десятнику Крозу, и тот, вытащив стилет, присел возле тела. Мгновение примеривался, а потом ударил стражника в висок. Тот, дернувшись, мгновенно умер.
— Слышали? — спросил Атэнни обступивших его офицеров, пока Кроз вытирал стилет о куртку стражника.
— Да, — ответил командующий пехотой сотник Пункар.
— Сейчас вы выдвигаетесь к Дарамангской площади. Кавалерия остается тут, а я разведаю путь к цитадели…
— Один?
— Да! Исполнять!
И тронул коня шпорами.
Капитан всегда считал, что прежде чем лезть в драку, надо попытаться понять намерения противника и определиться с обстановкой. А кто сделает это лучше командира? Никогда нельзя предугадать, чем кончится драка, зато очень легко понять, что немного пользы будет князю и товарищам после того, как тебе снесут голову. Он высвободил ноги из стремян, чтобы иметь возможность быстро спрыгнуть с лошади.
У выхода из переулка его уже ждали. Четыре крепких вооруженных бойца, явно не армейцы. Огненные блики плясали на их кольчугах и лишенных гербов щитах.
«Наемники!» — констатировал Джерид.
— Эй, солдат, слезай с коня. Не тебе, шакалу княжескому, за объедки сдохнуть готовому, на таком красавце ездить.
— Это кто ж такой храбрый разговорился? — осведомился Джерид. — Кто смерти не боится?
— Это говорю тебе я, Марок Волчий Зуб, сын Равга.
— А ежели я не отдам? — с ухмылкой процедил воин.
— Ха! — Марок рассмеялся. — Здесь теперь наша власть! Будешь сопротивляться, убьем тебя, и тушку твою сожрут собаки! А то, что останется, скинут в помойную яму. — И затем сказал нечто, озадачившее гвардейца: — Знаешь ли ты, что благородный, законный государь Боломин вернул себе трон, а узурпатор Тамир и его сын умерщвлены за свои преступления? Отдай коня, оружие, деньги, если есть, и можешь идти на все четыре стороны.