И снова накатила волна немыслимой боли. Не удержавшись, кавторанг застонал.
Лишь когда чуток попустило, огляделся по сторонам.
Где это он, черт побери?!
Какая-то пещера. Стены сложены из мутно фосфоресцирующего камня наподобие шероховатого стекла — потому и светло…
Ну, видно и видно. Что еще требуется?
Надо бы выбираться куда-нибудь. К людям.
Пошел поначалу в одну сторону, но вскоре уперся в такую же прохладную переливающуюся стену.
Потрогал ее рукой. Показалось, что камень ходит ходуном.
Пожал плечами.
«Бред собачий!»
Скомандовал себе «кругом» и подался в противоположном направлении. Широкий с затерявшимся в полумраке потолком коридор оказался до странности долгим. Прямо таки бесконечным.
После такого марш-броска даже ноги устали, так что присел передохнуть на какой-то валун.
Закрыл глаза.
Но что это?
Мерещится ему, что ли? Или и впрямь начались звуковые галлюцинации, что не странно в такой-то зловонной обстановке.
Прислушался.
Сначала различал лишь отдельные бубнящие звуки, которые через некоторое время стали складываться в слова, потом во фразы. Еще немного, и смысл кем-то произносимого начал доходить до больного разума шарускара.
— «И явится роющий и разрушающий, чтобы вступить в сражение с богами мира. Великий род небожителей погибнет, и весь Аргуэрлайл познает муки и смерть. И тогда предстанут из Тьмы вышние боги, дабы отразить прорвавшихся из Нижнего мира! И от таранов их рухнут звезды и утонут в колодцах Тьмы… И, победив, воздвигнут из праха погибшего мира новый мир, новое небо и новую землю…»
— Это что? — спросил сам у себя кавторанг, ибо текст показался ему смутно знакомым.
— «Книга Эно», — неожиданно ответил сумрак.
Как ни странно, женским голосом.
Так здесь и дамы имеются, взбодрился Тамерлан Ахмедович, вскакивая с камня и устремляясь на голос.
Оказывается, он всего-то десятка шагов не дошел до большой комнаты. Хотя, конечно, этот зал можно было назвать «комнатой» с большой натяжкой. Такой же пустынный, с мерцающими стеклянными стенами. Ни тебе мебели, ни ковров. Один лишь квадратный то ли стул без спинки, то ли табурет, на котором восседает едва различимая, какая-то расплывчатая фигура.
Кавторанг приблизился, чтобы получше рассмотреть товарища (или таки подругу?) по несчастью. И вдруг, узнав, вздрогнул.
— Что, кхапитан, не чаял снова встретиться? — печально улыбаясь, вопросила Краййя Сак — морская колдунья седьмой ступени, погибшая много лет назад во время нападения Ужаса Бездны…
Постой, постой… Ужас Бездны?!
Перед глазами пронеслись яркие и жуткие картины-видения.
Щупальца, пронзающие воду… Гигантские глаза… Артобстрел… Мерзкая разверстая пасть, всасывающая корабль за кораблем… Крюйт-камера… Не желающая загораться зажигалка… И, наконец, яркая вспышка, сменившаяся тьмой…
— Вспомнил, — утвердительно кивнула головой морская колдунья.
И снова грустная улыбка на тонких бледных устах.
«Надо же, она не изменяет своим привычкам», — только сейчас заметил кавторанг, что его собеседница абсолютно нагая.
И совершенно не изменилась со времени их трагической разлуки.
Но она же… она же мертва? А значит, значит, и он?! Он ТОЖЕ?!
И сел прямо там, где стоял, на светящийся пол…
— Ты правильно понял, герой, — обратилась к кавторангу Краййя Сак. — Мы не живые…
— Как так?! — не поверил шарускар и на всякий случай ущипнул себя за ухо и взвыл от боли.
— Не живые, — повторила морская чародейка. — Но и не совсем мертвые… Боль тебе только кажется.
— Не понимаю, — с отчаянием развел руками Каиров. — Что ты хочешь этим сказать?
— Понимай как хочешь. Это очень сложно объяснить, но ты избран Вестником…
«Что за фигня, о Аллах?» — помянул он бога своих предков.
— И кому же и что я должен передать? И от кого?
— От того, кто правит миром, — напустила еще больше тумана магичка. — А передать надо людям из твоей далекой родины весть о грядущей опасности. Скоро спящий может проснуться. И от проснувшегося не будет спасения. Но есть способ уничтожить его до пробуждения, ибо и боги смертны…
— Слышь, э-э-э, почтеннейшая, выражайся яснее, — скривился Каиров, снова ощутив дикую, разрывающую череп боль.
Только кажется, говорите? А какая разница, если выть охота?
Кряж Хэй-Дарг
Тысячник устроился на скатанной кошме возле очага, аккуратно строгая кинжалом столбик бастурмы и старательно пережевывая соленые стружки.
Напротив него сидел хан Куййу, надежно связанный и прикрученный к особой большой колодке.
Тут же собрались еще с полдюжины человек. Рай Манно — один из шаманов, сопровождавших тех, кто вышел в рейд, полутысячник Такир, а также Серхо — как самый образованный. Зиелмянин как-никак. И еще один человек, сейчас задумчиво перебиравший грязные и закопченные инструменты, напоминавшие арсенал столяра или иного бродячего ремесленника.
И как раз на него, оставшегося в одном ветхом кожаном фартуке на голое тело, мускулистого и волосатого Брача Кузнеца, с особенным вниманием взирал пленный хан. И на то была причина. Именно Брач, бывший бродячий кузнец, чью молодую жену и старика-отца погубили налетевшие на степное становище шаркааны, выполнял в отряде неблагородную, но нужную работу палача.
— Что, почтенный Куййу, — улыбаясь, спросил Адай, — проиграл ты битву?
— Дай напиться, — потребовал тот в ответ.
— Может, тебе и кумысу налить, и дастархан накрыть? — пожал плечами тысячник. — Думаешь, сытым перед предками предстать веселее? И так толстый, как тарбаган.[14] Сейчас поговорит с тобой Брач, — кивок в сторону кузнеца, — нам поможет, ежели запираться станешь. Уж извини, судное зелье-то все поистратили, придется по старинке правду узнавать! — И, вспоминая присказку тоана Бровженго, добавил: — Мы люди не злые, тебя не больно прирежем… По горлу чик, и ты уже в Нижнем мире! Брач, ну что, каленое железо, что ли, давай?
Серхо нервно заерзал на своем месте.
Очевидно, перспектива присутствовать при пытках его, как и большинство зиелмян, не радовала. Камр Адай знал, что кое-кто из его сородичей втихомолку презирал чужинцев за такую слабость и мягкотелость. Сам он относился к этой непонятной странности с пониманием. В конце концов, одна из его наставниц в воинском искусстве, знаменитая Рагга Сиз, возившая с собой в тороках тринадцать высушенных и прокопченных отрубленных правых ладоней, сраженных ею на поединках лучших мечников Степи, орала, как зарезанная, при виде обычного мышонка. А, к примеру, шарчаган Бупар Великий, по преданиям, жутко боялся тараканов…
Некоторое время Куййу молчал, а потом наконец произнес слова, ради которых, собственно, Камр Адай и затеял это представление:
— Может быть, договоримся, слуга чужинцев?
— О чем нам говорить? — Адай пропустил мимо ушей оскорбление. — Про то, что хан ваш на империю полез, я знаю, про то, что людей у шаркаанов здесь немного — тоже. И даже про то, что белый порошок для проклятого зелья именно в этих краях добывают, мне известно. Если ты про эту тайну хотел сказать и господина своего предать…
— Так вы сюда за этим пришли… — изумился Куййу. — А я вот не знал, слышал лишь про соляные копи в долине Рехуф…
— Ну вот, даже такие простые вещи тебе неведомы, — добродушно улыбнулся Камр. — И чего с тобой говорить?
— За меня могут дать добрый выкуп…
— Смеешься? Кто даст? Ты ж теперь не вольный хан, а прихвостень Ундораргира. Без его воли в твоих кочевьях и суслик не чихнет! Зачем твоему господину тебя выкупать, разве что перед всем народом на кол вздеть или нетварям скормить, чтоб всем ясно стало, что бывает с теми, кто не выполняет приказ? — издевательски рассмеялся воин. — Да твой младший брат Тавил первый побежит к вашему владыке ханство выпрашивать. А до того еще гарем твой заберет…
Удар попал в цель, Куййу заскрипел зубами в бессильной злобе, а на глазах выступили слезы.
И Камр Адай лишний раз понял, насколько он был прав, допросив сперва людей из рода Беркута, которым правил пленник, и выяснил кое-что и про гарем, пользовавшийся особой любовью хана, и про то, что брат его считает себя обделенным судьбой, и еще кое-что.
— У меня есть золото… Припрятано на черный день, — обреченно изрек хан.
— То, что ты от владыки своего утаил, когда восточные земли грабил да разорял? — Тысячник опять усмехнулся. — И про это знаем. Ну так что с того, или мы прямо сейчас должны бросить все дела, отправиться в твои владения и выкапывать твой клад из-под земли? А может, на слово поверить, если предложишь, что не позднее чем через один год и один месяц ты пришлешь в Тхан-Такх караван с выкупом? — повторил он старинную формулу договора об освобождении пленников.
Прошло несколько секунд, и хан наконец решился.
— Я знаю многое о том, что затевает Ундораргир. Полгода прожил в его ставке и знаком со многими мужами совета при нем. Я должен был принять полный тумен, а не тот сброд, который ты разметал по степи, как гнилую полову… — презрительно скривился пленник. — Если я все расскажу, ты меня отпустишь?
— Нет, не отпущу. Оставлю в живых.
Про себя Камр Адай облегченно перевел дух, его задумка сработала.
— Хорошо. Клянись!
Обнажив саблю, тысячник произнес:
— Я, Камр Адай, сын Лорго, на оружии сем и перед ликом богов и предков, клянусь, что не причиню вреда жизни и телу хану Куййу, если он скажет все, что знает о намерениях господина своего Ундораргира.
Куййу вымученно улыбнулся…
— Итак, слушайте все. Для начала сообщу вам, что принес гонец еще до того, как я пригнал в это проклятое место то стадо баранов и шакалов, которое вы разгромили…
Он говорил, а лица присутствующих мрачнели.
Шаркааны выступили в поход внезапно и двигались очень быстро. Их не остановили ни крепости, ни перевалы, ни соляная пустыня Рак'Хас и плоскогорье Хонго-Че, где злобные ветры сдувают целые караваны в пропасти, ни щебнистые предгорья Шаргон-Тага, где в штольнях, вырытых древними искателями серебра и самоцветов, прячутся подстерегающие караваны разбойники и хищные гулары. Их добычей стали города Нефритового Полумесяца…