Однако главное требование чародеек не в этом. А в том, чтобы их допустили на Землю.
Может, и в самом деле разрешить построить им в Союзе эти дома Грайи? Не рухнет же государство, в конце концов?
Ну да, как же!
Насколько он знал, дома Грайи, где бы они ни находились, обладали, по-современному выражаясь, экстерриториальностью. За оградой обителей целительского ковена жизнь подчинялась только их законам и обычаям. У грайиток было право осуществлять суд по всем внутренним делам, и даже если какая-то из сестер совершала преступление, выходящее за рамки компетенции ковена, то и тогда в состав суда обязательно входил кто-то из сестер. У них было и право убежища, хотя, конечно, заведомых злодеев они не укрывали.
Как такое можно позволить? Да при мысли, что нечто подобное заведется у них в Союзе, любому начальнику сразу потребуются услуги грайиток! Определенно инфаркт хватит.
Да почему только в Союзе? Пожалуй, ни один правитель Земли не придет в восторг, если на его территории появится кто-то, ему не подвластный, и главное — неуязвимый.
Что же делать?
И вдруг какая-то отчаянная веселость охватила его.
Он передаст наверх слово в слово все, что изложила ему Сира Лей, вместе с этой бумагой.
В конце концов, простатиты и цирроз печени не у него, а у тех самых, от кого зависит, какое принять решение.
Вот пусть и решают, что им важнее: или невинность, ха-ха, идейную соблюсти, или…
Или, как гласит пословица, здоровенькими помереть.
Октябрьск. Казармы имени Дзержинского
Изобретать что-то сверхновое в военной педагогике Макеев не стал. Опыт работы с туземным населением у него уже имелся, так что пошел проторенной дорожкой. Тем более стояла задача подготовить не каких-то отличников боевой и политической подготовки, а просто солдат, элементарно знающих, с какого конца заряжать автомат.
Минометчиков без затей натаскивали в последовательности движений — взял мину, повернул взрыватель, опустил в ствол и быстро сел рядом, зажав уши.
Собирать и разбирать ротный миномет калибра 84,2 холмийцы научились довольно быстро — за два-три занятия буквально.
Обучать магов рытью минометных окопов и ячеек и особенностям оборудования позиций майор посчитал излишним — как-никак союзникам предстоит сражаться с войском, самое страшное оружие которого — арбалеты с железными дугами. (Если не считать магии, конечно.)
Сложнее было с управлением артиллерийским огнем.
Все эти эллипсы рассеивания, траектории и прочее даже для самых умных были темным лесом.
Выход был — поставить на целеуказание землянина, но начальству попала вожжа под мундир, и оно требовало исключить участие советских граждан в будущих частях — только в качестве советников.
«Ага, — злорадно думал Макеев, оглядываясь на своих орлов из сводной роты, — как наших басмачами разбавлять, так ничего. А наоборот — ни-ни? Как же наши советники во Вьетнаме, на Кубе и в прочих горячих точках?»
Впрочем, на нет и суда нет.
Подумав, он, однако, нашел выход.
Заказал у местного медника копии шкалы минометного прицела, где вместо цифр были изображены разные твари — бык, мышь, волк, лесной лев, рыба, дракон, орел. Точно такая же была заказана и для дальномеров.
И дело пошло, хотя любой первогодок из землян показывал лучшие результаты.
Стрельбу с закрытых позиций и прочие премудрости Макеев решил отложить, что называется, до лучших времен.
Плюнув на прицелы, распорядился снаряжать магазины автоматов обычными и трассирующими вперемешку, чтобы его подопечные смогли корректировать огонь по трассам.
Конечно, при этом в молоко уходила половина боеприпасов, но хотя бы не все.
Он также лично обучил десяток человек стрелять из станковых гранатометов, и цели в зоне прямой видимости они поражали весьма неплохо. (Правда, каких усилий это ему стоило…)
Сигал, командир этих му… этого сброда, хотел даже, чтобы его воинство обучилось метать ручные гранаты.
Но решительно воспротивился Анохин. Прежде чем аборигены достигли каких-то успехов, кладбище Октябрьска значительно бы разрослось.
Надо сказать, Макееву не очень было понятно — зачем вообще создается это войско?
Пусть тут даже пороха не изобрели, но с двумя-тремя тысячами скверно стреляющих автоматчиков и полутора десятками минометов (больше оружия Москва не выделила, как ни унижался перед землянами Эйгахал Коцу) невозможно завоевать мир, и даже сколько-нибудь крупное государство, ну к примеру, Игрисс. Или все-таки возможно? Или холмийцы сами опасаются нападения соседей? Но чего им бояться — с таким-то союзником, как Советская армия?
Пришла было мысль, что чертовы маги подумывают, поднабрав силенок, выбросить вон учителей, как то неоднократно бывало уже на Земле. Но тут же нехорошая думка была отвергнута. Кому, как не холмийцам, знать, что тогда их раздавят, несмотря на всю магию. Достаточно будет просто поднять против них боготворящую пришельцев Степь…
Нет, ну не… не чудаки ли? Куда они суют автоматные рожки?
— Анохин! Отобрать оружие у этого… Двое суток гауптвахты!
— Кому? — осклабился заместитель.
— Еще позубоскаль тут мне, сам на губу пойдешь!
— Хоть сейчас, командир! Лишь бы от них подальше…
Макеев, стиснув зубы, отвернулся в сторону и, чтобы успокоиться, начал считать до ста.
Эти маги хуже малых детей. Так и норовят шарахнуть каким-нибудь заклинанием по материальной части, полагая, что от этого автомат станет скорострельнее, а мина полетит дальше.
Взгляд Александра наткнулся на небольшую группу кочевников, чинно двигавшихся в направлении штаба.
Это были союзные степняки. Майор узнал цвета рода Бури из клана Волка. Того самого, которым руководил тесть его замполита.
Возглавлял кавалькаду старый знакомый, Кайтур, бывший при Лыкове кем-то вроде телохранителя.
Макеев приветливо поздоровался со вскинувшим руку к косматой меховой шапке богатырем. С крыльев его седла свисали вдетые в ременные петли ТТ, рукояти которых обматывал длинный шнурок из конского волоса.
За спинами Кайтуровых нукеров висели старые автоматы, блестя истертым вороненым металлом. Хотя Александр уже привык к странностям экипировки кочевников, но все-таки ППШ рядом с луком и полным стрел колчаном смотрелся дико.
Майор чуть нахмурился, вспомнив, чем именно снаряжены обоймы ТТ и диск автомата. Трудно сказать, додумались ли до этого воины степей сами, или нашелся доброхот, что подсказал им, но они приспособились подпиливать точильными камнями головки пуль, так что при попадании в тело человека они разрывались, превращая внутренности, мышцы и кости в кашу. Хорошо хоть, что с холмийцами пока не поделились секретом, рационализаторы.
Интересно, что их привело в Октябрьск? И почему с ними не вернулся Лыков?
Хотя оно ему надо? Своих заморочек хватает.
— Твою мать, сын горного народа! — заорал майор на очередного экспериментатора, возжелавшего узнать, можно ли запустить мину путем нагревания огненными шарами. — Отставить фокусы! И вообще, кончай обучение матчасти. Все на политзанятия!
С удовлетворением заметил, как вытянулись лица холмийских «курсантов». Вот уж чего они никак не могли взять в толк, так это зачем им ежедневно нужно тратить время на заучивание того, кто есть кто в Советской Армии и у кормила власти в СССР, что сказал на последнем пленуме таинственного ЦК КПСС его генеральный секретарь и какова оборонная доктрина Страны Советов.
Не успел Макеев как следует насладиться местью недоумкам-магам, как прибежал вестовой из штаба и сказал, что майора срочно вызывает Мезенцев.
«Ну вот, уже нажаловаться успели, суки», — хмуро подумал комроты и, не удержавшись, показал ученичкам кулак: погодите, мол.
— Продолжайте занятия, товарищ капитан, — сказал Анохину. — К моему возвращению выучить наизусть статьи устава о порядке обращения к начальству.
Весна была в разгаре.
На вершинах соседних гор еще кое-где сверкала ослепительная белизна, но ущелья зеленели ручьями. На лугах сияла сошедшая на землю радуга — живая радуга. Цвета морской волны, золотого песка под ярким солнцем, свежей крови и неба, чередуясь, соревновались друг с другом на склонах гор.
В окрестных садах цвели персиковые деревья и тот странный кустарник, который приносил сине-зеленые вкусные плоды, напоминающие спелую клубнику.
Мастеровые и торговцы спешили открыть свои лавки и мастерские. Тянулся запах печеного хлеба и жареного мяса с нехитрыми специями.
Александр в который раз подивился тому, как быстро ожил и преобразился еще недавно мертвый город. Со всех сторон в Октябрьск потянулись караваны, ибо он стоял на пересечении нескольких старых караванных путей — пусть и не главных, но все равно важных. Наверное, когда-нибудь это изменится — верблюдов сменят грузовики и поезда, но пока в этом мире все оставалось по-прежнему.
Он быстро дошел до площади. У входа в трактир «Столичный», где питались штабные офицеры, сидели на корточках туземные воины и перебирали засаленные квадратики пергамента. Завидев Макеева, аборигены вежливо закивали в его сторону, майор махнул рукой в знак приветствия — и парни вновь вернулись к картам.
Игра в карты, прежде неизвестная тут, уже успела стать одной из самых любимых забав местных. Так и осталось неизвестным, кто именно из землян обучил ей аборигенов, иначе бы тому не миновать гауптвахты, а то и дисбата.
Здешние карты были подлинным произведением колониального искусства.
Валеты изображали фигуру в длиннополом зеленом одеянии и черных сапогах чуть ли не до бедер, при этом в руках они сжимали стилизованный автомат Калашникова, узнать который можно было только по магазину да по ствольной коробке. Дамы, правда, были «здешние» — одетые в индигово-синие платья знатных женщин и с толстыми золотыми цепями, обвивающими шеи и головы.
Но всех занятнее получились короли. Когда к нему впервые попали в руки местные карты, Макеев минут пять соображал, а что это за высохший ушастый старик в непонятной, но что-то мучительно напоминающей ман