— Да, так они считали, но это уже в прошлом…
— Я понимаю. Но сам факт такой ошибки показывает, какой разброд царит в немецких штабах на Восточном фронте. Уверен, если у них и были мысли о наступлении, то теперь их нет.
Тухачевский, помолчав, спросил:
— Вы предлагается перебросить стратегические резервы фронта на север?
— Да, я предлагаю именно это.
— Какую их часть?
— Все танковые и механизированные бригады.
Лицо Тухачевского застыло.
— Если так сделать, то на всем фронте от Уральска до Кирова у нас не останется ни одной танковой роты.
Троцкий повернулся к Геннадию Бурцеву, наркому тяжелой промышленности.
— Сергей Васильевич, — обратился он к нему, — сколько танков у нас сейчас выпускается в месяц?
— За прошлый месяц — сто тридцать семь, — ответил министр, обладавший феноменальной памятью на числа, — из них пятьдесят в Танкограде и восемьдесят семь — в Нижнем Тагиле.
— Эти машины уже переданы на фронт?
— Пока нет, экипажи проходят обучение.
— Вот, видите. — Троцкий вновь повернулся к Тухачевскому. — Скоро у вас будет целый батальон, а то и два.
— Лев Давыдович, бригада — это не только танки… — возразил маршал, но Троцкий прервал его.
— Я считаю, что риск оправдан. Нам ни в коем случае нельзя сбавлять темпы наступления, иначе отдадим инициативу в руки врага. Говоров продвигается на восток быстрее, чем мы на запад, а у него ситуация сложнее. И рискует он куда больше нас. Согласны, Михаил Николаевич?
С этим Тухачевский спорить не стал.
Первый налет на железнодорожный мост через Волгу, захваченный партизанами Орловского, начался всего через час после боя. Скорость, с которой враг отреагировал на потерю важнейшего стратегического объекта, неприятно удивила Орловского, но его бойцы были готовы к налету: оборонительные сооружения, выстроенные немцами по обоим берегам возле моста, строились на совесть и разрушить их можно было только прямым попаданием. К счастью, таковых не случилось, к тому же «Юнкерсы», не зная об отсутствии у партизан противовоздушной обороны, не рисковали пикировать прямо на позиции.
Эшелон, предназначенный для перевозки румынской пехоты и доставшийся партизанам, пострадал больше — после выгрузки боеприпасов машинист отвел его от моста на несколько километров. Поезд на открытой местности оказался легкой целью для бомбардировщиков, и после первого же захода загорелись три вагона в середине состава. Пламя быстро распространялось по эшелону, а гасить его было некому. Машинист, втягивая голову в плечи от рева пикирующих бомбардировщиков, отцепил паровоз от состава и, рискуя жизнью, повел его назад, к мосту. Машинисту повезло — к тому времени «Юнкерсы» уже практически израсходовали боезапас и ограничились пулеметными очередями, поднявшими фонтанчики песка на насыпи.
Капитан Самонин, командовавший передовой ротой тридцатьчетверок, из тех сил, что шли на помощь партизанам Орловского, притормозил головной танк возле развилки с указателем: «Космынино — 30 км». Места были глухие — указатель до сих пор не продублировали на немецком. Впрочем, Самонин сомневался, что немцы часто здесь бывали.
Капитан развернул карту местности. Космынино — это ориентир, если этот поселок в тридцати километрах, они уже недалеко до моста. Колонна двигалась по местным дорогам, потому что Костромское шоссе частично еще оставалось под контролем румынских и немецких войск. И, разумеется, риск попасть под авианалет там был выше.
Павел, бородатый щуплый мужичок из местных, вызвавшийся сопровождать колонну, сказал:
— В Космынино румын стоит, я точно знаю.
— Нам туда не надо, — сказал капитан, — нам до моста надо добраться как можно быстрее…
— Тогда поворачивай, — Павел показал на дорогу в сторону от направления на Космынино. Впрочем, от дороги там было одно название — колея в земле, наполовину заросшая травой. На карте ее обозначили редким пунктиром. Ездили туда явно нечасто. Что ж, сейчас это и к лучшему.
— Взгляни-ка, Павел, — капитан показал проводнику карту. — Если сюда свернем, придется проехать две деревни.
— Точно, — сказал тот, даже не посмотрев, — и не две, а их там с пяток будет…
Капитан вздохнул.
— Немец там есть?
— Про немца не слышал, — сказал Павел, пожевав губами, — а вот в Бакшаевке румын стоял.
Самонин вновь взглянул на карту — эта Бакшаевка совсем рядом с мостом. Ничего удивительно, если там расположился гарнизон, охраняющий стратегический объект.
— Ладно, — капитан сложил карту, — поехали дальше. На тебя, Павел, вся надежда.
По лесной дороге двигались медленно, километров двадцать в час. Один раз попалась мелкая речушка, Павел показал, где ее можно переехать. Вскоре после реки показались бревенчатые, с маленькими окнами дома — не деревня, а скорее хутор, брошенный несколько лет назад.
— Люди почему ушли? — спросил капитан, — из-за немцев?
Павел, нахмурившись, ответил не сразу:
— Может, из-за немцев. А может, еще из-за кого… Всякого тут повидали и при царе, и после царя.
Капитан не стал уточнять. В свои двадцать пять он уже повидал достаточно, чтобы усвоить: иногда молчание — действительно золото.
Вскоре еще проехали не то хутор, не то деревню — здесь жили, из труб понимался дымок. Старуха, сидевшая на скамейке возле крыльца, проводила колонну равнодушным взглядом. Привлеченный шумом, на крыльцо вышел ее старик, и тоже почему-то остался равнодушным к таком чуду — советские танки в глубоком немецком тылу! Самонин вдруг подумал, что эти люди за последние сорок лет повидали столько, что уже ничему не удивляются, и вся их жизнь состоит из простых ежедневных забот, главные из которых — что поставить на стол, да есть ли дрова в поленнице.
Проехали еще такой же хутор, после очередного поворота лес расступился, показалось поле. Павел показал на купол церкви, сверкнувший вдали солнечным лучом:
— Бакшаевка.
— Понял, — ответил капитан, и по рации предупредил колонну.
Танки въехали на дорогу, огибавшую поле. Крестьянин с телегой, обернувшись на грохот, съехал на обочину, вытаращив глаза от удивления. Придя в себя, все же помахал рукой вслед. Самонин с облегчением увидел, что въезд в деревню просматривался хорошо, и решил не останавливаться — да, есть риск нарваться на противотанковую засаду, но каковы шансы, что с этой стороны будут ждать атаку?
Через пару минут танки уже катили по главной улице. Да, румыны здесь были — на здании сельсовет висел флаг со свастикой, а возле крыльца на скамейках устроился на отдых румынский патруль: сидели развалясь, расставив ноги, винтовки прислонили к стене. При виде танков со звездами их охватило оцепенение — похоже, солдаты не могли поверить своим глазам. «Дать, что ли, по ним очередь?» — подумал Самонин, но потом решил не отвлекаться на такую мелочь. К тому же, если надо будет, танки в хвосте колонны уделят им внимание. Впереди над лесом поднимался дым — как раз недалеко от моста. Что там случилось, мелькнула мысль, неужели немцы подожгли позиции?
Теперь главное — мост. Боевая задача у Самонина была такая — переправиться на левый берег и усилить обороняющийся у моста партизанский отряд. Но как именно переправить танки по железнодорожному мосту? Штатный вариант — перевезти на платформах и затем разгрузить — реализовать не было возможности, потому придумали такую схему — примерно в полукилометре от моста железную дорогу пересекал переезд. На переезде танки предполагалось развернуть вдоль колеи — так, чтобы рельсы оказались под танком, между гусеничными лентами. Переехав мост, тридцатьчетверки должны были съехать с колеи на еще одном переезде, устроенном почти сразу после моста. Маневр непростой, но другого способа доставить тяжелую технику на другой берег Волги не было.
Водитель Самонина был самым опытным в роте, поэтому его тридцатьчетверка двигалась первой. После Бакшаевки вражеских частей на пути колонны больше не попадалось — возможно, немецкое командование еще не успело отреагировать. За переездом, дальше от моста, Самонин заметил попавший под бомбежку эшелон. От догорающих вагонов поднимался дым, который капитан заметил еще у Бакшаевки.
Маневр на переезде успешно совершили все танки, кроме последнего, неопытный водитель повернул слишком резко, и рельс порвал гусеницу. Танк, крутанувшись на месте, замер. Самонин не мог им помочь — времени на ремонт не было. Танк, замерший на переезде, превратился в отличную мишень для немецких бомбардировщиков. Скрепя сердце, Самонин приказал незадачливому экипажу покинуть машину.
Мост приближался. Справа по ходу Самонин заметил группу вражеских солдат — они готовились к атаке на захваченные партизанами позиции. Самонин приказал первому взводу сделать несколько беспокоящих выстрелов — один оказался удачным, подняв столб земли совсем рядом с грузовиками. Солдаты, пораженные появлением советских танков, да еще на железнодорожной колее, разбежались.
Под гусеницами загрохотало сильнее — танк Самонина въехал на мост. На той стороне Волги шел бой — румынская пехота пыталась окружить позиции партизан. Мы вовремя, мелькнула у Самонина мысль. Теперь главное — соскочить с колеи на переезде уже за мостом.
В этот раз повезло меньше — застряла шестая тридцатьчетверка, заблокировав путь седьмой и восьмой. Пять танков с ходу вступили в бой, поливая огнем атакующих. Румыны, не имевшие противотанковых средств, тут же отступили в ближайшие улицы. Самонин не сомневался — атака скоро возобновится, и наверняка враг подтянет зенитки для борьбы с танками. Но время выиграно — это главное, и его теперь надо использовать, чтобы вытащить с железнодорожной колеи застрявшие машины.
Капитан не сомневался, что его люди справятся с задачей.
Глава 66.НИТЬ МЕЖДУ МИРАМИ
Еще две недели назад лейтенант Николай Алексеев имел все основания считать себя важным человеком — он управлял установкой, открывающей коридоры между мирами. Восточный Союз еще не успел обзавестись собственной научной базой для изучения явления параллельных миров, и поэтому полагался на помощь СССР в этом вопросе. С момента взаимного обнаружения параллельных миров и возможности связи между ними число установок, пробивающих коридоры в барьере, постоянно росло, и на пике достигало несколько десятков. Николай, окончивший физико-математический факультет Томского университета уж