— Курц жив?
— Да, мой генерал.
— Пусть меня свяжут с ним при первой же возможности. Теперь вот что, Ганс. Доложите обстановку на костромском участке.
Начальник штаба четко и кратко обрисовал ситуацию. За последние сутки серьезных изменений не произошло — русские по-прежнему удерживают железнодорожный мост, и к ним подошли значительные резервы. Курц со свойственной ему прямотой сказал, что в этих условиях считает нецелесообразными дальнейшие попытки отбить мост.
— А что авиация? — спросил Модель.
— Действия авиации значительно осложнились, — ответил генерал. — Русские сумели доставить зенитные орудия и установить их. Сегодня при воздушной атаке моста был сбит один «Юнкерс» и еще один поврежден.
Замечательное новости идут со всех сторон, с раздражением подумал Модель. Впрочем, раздражение это он тут же подавил: поддаваться эмоциям — это последнее дело, особенно в такой сложный момент. Но все же он позволил себе буркнуть:
— Ганс, а хорошие новости сегодня есть?
— Есть, мой генерал, — ответил тот.
— Правда? — вскинулся фельдмаршал.
— Пятьсот тринадцатый и пятьсот десятый батальон тяжелых танков дивизии «Викинг» сегодня в пять часов утра прибыли в Вязьму.
— Прекрасно! — одобрил Модель. Две недели назад эти батальоны предполагалось использовать для атаки на Москву, но, возможно, сейчас им придется решать другие задачи. Говоров перебросил свои тяжелые танки с западного участка на северо-восток — а это значит, русские здесь не будут предпринимать никаких наступательных действий. Теперь остается решить, как лучше использовать подкрепления.
— Когда батальоны будут готовы к участию в боевых действиях? — спросил Модель.
— Через двое суток, если не возникнет проблем с разгрузкой.
Фельдмаршал поморщился — высокая масса была ахиллесовой пятой тяжелых немецких танков. Особенно остро это чувствовалось здесь, за тысячи километров от столицы. Краны на советских сортировочных станциях и без того не отличались надежность, а постоянный саботаж — явный и скрытый — со стороны местного населения зачастую превращал разгрузку и погрузку танков в настоящую войсковую операцию.
— С учетом ослабления западного участка фронта русских, с прибытием дивизии «Викинг» у нас будет превосходство по тяжелым танкам в три раза, по артиллерии в два с половиной раза, по авиации — абсолютно превосходство, у русских ее в московском регионе нет до сих пор. Как и предполагалось, мы сможем начать наступление в самое ближайшее время.
Модель в раздумьях прошелся вдоль карты. Начать наступление, как и предполагалось… Да, еще недавно это шаг казался очевидным, но Говоров опрокинул доску с фигурами. Несомненно, советский генерал учитывал возможность немецкой атаки на Москву. Какие сюрпризы он там подготовил? Модель уже имел возможность убедиться, что новые танки русских, ИС-3, весьма эффективны против «Тигров» обеих модификаций — особенно, когда действуют из засады.
А что, если наступление захлебнется? Что, если Говоров не станет передислоцировать войска с северо-восточного фронта на помощь Москве? Даже если удастся прорвать фронт, наступающая группировка неизбежно увязнет в городских боях. С гибелью батальона Курца на Ярославском направлении практически не осталось мобильных резервов, способных оперативно отреагировать на изменение ситуации.
Что важнее — двинуться на Москву в попытке захватить город, или воспрепятствовать установлению коридора между Москвой и остальной территорией Восточного Союза?
Начальник штаба ждал реакции командующего, а Модель смотрел на карту, но не видел ее — он пытался вникнуть в образ мыслей советского военачальника, понять его приоритеты. Говоров пошел на огромный риск, сняв ударные части с западного фронта. Он мыслит стратегически, подумал Модель — в условиях, когда связь между параллельными мирами прервана, Москва как анклав, со всех сторон окруженная противником, не имеет шансов на выживание.
Говоров не остановит наступление, решил Модель, даже если за это придется заплатить потерей западных районов столицы. Хорошо, допустим, что так. Допустим, мы захватим часть Москвы, но при этом развяжем руки советам на северо-восточном участке. Уже сейчас ясно — если не перебросить туда подкрепления, Говоров и Тухачевский встретятся. Тогда окруженная столица сможет получать необходимые для обороны ресурсы прямиком из Восточного Союза. Этого нельзя допустить ни в коем случае.
Модель принял решение.
— Ганс, какие у нас есть возможности для скорейшей переброски батальонов тяжелых танков на северо-восток, к Ярославлю? — спросил он, по-прежнему глядя на карту.
Даже не оборачиваясь, фельдмаршал увидел, как поползли вверх брови у начальника штаба. Ничего, подумал Модель, он найдет решение. А имея два батальона тяжелых танков, тонкую нить между Москвой и Восточным Союзом перерезать будет легко. И на этот раз место удара будем выбирать мы.
В последние пару дней, с тех пор как открылась радиосвязь между параллельными мирами, в штабе Говорова царило оживление — многие получили возможность впервые за долгое время получить весточку от родных, некоторым даже посчастливилось услышать голоса близких. Для генерала эти дни были сложными — с момента закрытия тоннелей между мирами он привык действовать самостоятельно, а теперь за его плечами вновь появилась тень Москвы. Говоров не сомневался, что Генеральный штаб потребует от него отчета обо всех действиях, особенно о наступлении на северо-восточном участке фронта. И неудивительно — операция с целью соединения с Восточным Союзом вообще никак не обсуждалось, поскольку до закрытия тоннелей в ней не было нужды. Что скажет Ставка, когда узнает о том, как Говоров ослабил оборону Москвы? Оставалось только гадать.
В дверь кабинета постучали — это был начальник штаба. В руках он держал радиограмму.
— Какие новости, Василий Евгеньевич? — спросил Говоров.
— Новости хорошие, — ответил он и положил радиограмму на стол перед командующим. — Наверное, хорошие, — добавил начштаба с некоторым сомнением.
Генерал, прочитав радиограмму с грифом «совершенно секретно», отпер сейф и положил ее в специальную папку.
— Что думаешь, Василий Евгеньевич?
Тот после короткой паузы ответил:
— С одной стороны, хорошо. Москва дает нам разрешение действовать на свой страх и риск с условием, что мы будем заранее ее информировать о наших намерениях.
— А с другой?
Генерал, отвечая, выбирал слова — привычка, выработанная еще в тридцатых.
— Я думаю, товарищ генерал, что в Москве не надеются на открытие коридоров. Вот почему они разрешают нам действовать по своему усмотрению.
Говоров хмыкнул.
— Соглашусь с тобой, — сказал он, — у меня такое же мнение.
Генерал открыл папку с донесениями с передовой за последние двадцать четыре часа.
— Что у нас в Костроме? — спросил он.
— Мост держим. Капитан Самонин докладывает, что на улицах, ведущих к центру города, у немцев сильные позиции с противотанковыми пушками. Пробиться можно, но будут потери.
Говоров ткнул в карту.
— А что с вокзалом? — спросил он. — Сможем его взять?
Начштаба ответил не сразу.
— Я спрашивал у Самонина. Он ответил, что сможем, но это будет непросто.
— Будет непросто… — повторил Говоров, — а то я не понимаю. Простых решений тут нет.
Генерал задумался. Тухачевский двигался на восток медленнее, чем предполагалось вначале. Ему надо помочь. Штурм Костромы, пусть даже с ограниченными целями, вроде захвата железнодорожного вокзала, отвлечет силы от главной задачи — организации коридора между Москвой и Восточным Союзом.
— Обойдем Кострому с юга, — решил Говоров. — Нам надо встретиться с войсками Тухачевского, как можно скорее. Иначе вся операция окажется под угрозой.
— Есть, товарищ генерал, — ответил начальник штаба.
Олег Орловский с наблюдательного пункта осматривал немецкие позиции.
Сегодня атаки прекратились — видимо, немцы с румынами оставили планы отбить мост. Авианалетов тоже не было: обломки сбитого вчера «Юнкерса», разбросанные по правому берегу Волги, красноречиво напоминали, чем закончилась вчерашняя воздушная атака — пошли вторые сутки, как батарея 85-миллиметровых зениток охраняла небо над мостом по обеим берегам реки.
Особого движения на вражеских позициях Орловский не заметил. Возможно, противник взял день на отдых. Что ж, весьма кстати. Из штаба Говорова пришел приказ расширить плацдарм, чтобы увести зону боевых действий подальше от моста: пришло время использовать его по прямому назначению. Правда, железнодорожные составы по мосту ходить пока не могли: во-первых, полотно повредилось из-за обстрелов и бомбежек, особенно в первые дни, когда партизаны сражались без прикрытия с воздуха, а во-вторых, составу после моста элементарно не было ходу дальше — вокзал находился на вражеской территории, а у Говорова решили, что операция по его захвату потребует слишком много сил. Расширить плацдарм Орловский должен был с приданной ему ротой танков Т-34 под командованием капитана Самонина.
Закончив осмотр, Орловский вернулся в блиндаж.
— Ну что, товарищ капитан, какие есть предложения? — спросил он.
Капитан усмехнулся.
— Предложение одно — ответил он, — выполнять приказ. Надо прощупать их оборону, особенно противотанковую.
Орловский кивнул. Ему нравился этот капитан, из нового поколения молодых командиров, закаленных в горниле войны. Спокойный, не лезет вперед, когда не надо. Когда один из его танков застрял на переезде с железнодорожной колеи, действовал грамотно — отогнал врага, а затем вывел на буксире в безопасное место. И танк сохранил, и людей.
— Добро, — сказал командир партизан. — Это я беру на себя.
Капитан согласился.
В разведку отправились ближе к ночи, когда стемнело. Орловский лично собрал группу из троих бойцов — самых тихих, ловких и глазастых. Языка он приказал не брать — не нужно, чтобы враг что-то заподозрил. Командовал группой Володя Шевцов — из местных, костромчанин, город знал как свои пять пальцев и мог пройти его туда и обратно хоть днем, хоть ночью.