Плацдарм — страница 135 из 136


Штурм здания бывшего областного комитета партии продолжался уже больше пяти часов. После налета «Юнкерсов» оборонявшимся пришлось покинуть верхний этаж, где были удобные секторы обстрела, но этим успехи нападающих и ограничились. Партизаны держались. Из четырех «Львов» в строю оставались два. Они по-прежнему вели огонь, не подпуская атакующих на близкую дистанцию.

Орловский чувствовал — натиск немецкого батальона слабеет. Видимо, командование не рассчитывало на такое упорное сопротивление. Надо продержаться до темноты, и город окончательно перейдет в руки восставших. Уже больше тысячи горожан взяли в руки оружие, и с каждым часов их становилось все больше.

С каждым часом уверенность Орловского в том, что он не ошибся в людях, крепла.


Ланг тоже не ошибся, ожидая сюрпризов от русских при движении по обходному маршруту. Засаду устроили у переправы через реку Пахма, недалеко от места ее впадения в Которосль. По приказу генерала Говорова Крутов собрал здесь все уцелевшие ИСы и тридцатьчетверки, чтобы дать бой.

Сражение началось около шести вечера. На стороне русских была внезапность и скрытность, на стороне немцев — численное преимущество. Уступать никто не хотел. Когда вскрылись позиции советских танков, битва распалась на дуэли — один на один, иди два на одного. Лейтенант Ланг записал на свой счет две тридцатьчетверки. Потери своих он не считал — было некогда. Его «Тигр» выдержал два прямых попаданий и одно по касательной.

Покончив с последней тридцатьчетверкой, Ланг стал искать новую жертву и вскоре понял — целей больше нет. Мы победили, понял лейтенант. Откинув крышку люка, он оглядел поле боя. Повсюду дымились стальные машины, пахло дымом и гарью. Сорванные башни валялись, упираясь стволом в землю, или задирая его в небо.

Зашипела рация — командир батальона начал перекличку. Он называл позывные экипажей один за другим, и ответом ему было шипение эфира. Из взвода Ланга ни один экипаж не выжил, кроме его собственного.

Четыре танка. Из двух колонн их осталось именно столько.

— Продолжаем движение, — бесцветным голосом распорядился командир. Ланг на автомате передал приказ водителю. Двигатель взревел, и, выбрасывая комья земли из-под гусениц, «Тигр», избитый снарядами, но все еще боеспособный, двинулся дальше, к Ярославлю.


— Четыре танка? — переспросил Модель. — Вы уверены, Кребс?

Начальник штаба кивнул.

— Я дважды запросил подтверждение.

Фельдмаршал, повернувшись к окну, глухо спросил:

— Что у нас осталось?

— В Щедрино три «Мауса». Но они не смогут пройти по обходному маршруту: мосты не выдержат.

Модель уселся в кресло.

— Что со штурмом Центральной площади?

— Бой все еще продолжается. Партизаны оказывают упорное сопротивление.

Модель стукнул кулаком по столу.

— Упорное сопротивление! С каких это пор батальон регулярной немецкой армии не может справиться с ополченцами?

Кребс промолчал. Он мог бы сказать, что это не просто ополченцы, а опытные диверсанты, успешно воющие с вермахтом уже четыре года, но не стал. Зачем? Фельдмаршал и так это прекрасно знает.

— Есть еще проблема, — добавил начальник штаба.

— Какая? — Модель устало провел рукой по лицу.

— Подразделения батальона, ведущие штурм, атакованы с тыла. Им пришлось перестроиться и часть сил отвлечь на оборону.

— Перестроиться… — повторил Модель и усмехнулся. — Другими словами, они перешли к обороне.

— Частично, — признал Кребс.

— Бросьте, Ганс, я умею читать между строк. Какие подкрепления мы можем отправить?

— Первую роту румынского батальона, но у них только стрелковое оружие. И тогда мы ослабим защиту комплекса привокзальных зданий. Считаю, что этого допустить нельзя.

— Почему, Ганс?

Кребс собрал свое мужество, чтобы сказать начальнику в лицо горькую правду.

— Потому что тогда мы рискуем потерять единственный путь отхода из города.

В кабинете сало тихо — только из окон по-прежнему доносилась глухая стрельба. Слышался вой «Юнкерсов» — выполняя приказ, бомбардировщики утюжили Центральную площадь. Да только с воздуха сражение на земле выиграть еще никому не удавалось.

Модель погрузился в глубокое молчание. На переживания он дал себе пару минут, а потом взял себя в руки. Способность признать тяжелую реальность всегда была его сильной стороной.

— Те четыре танка, — наконец, сказал он, — пусть движутся сюда, к вокзалу, и усилят его оборону. Первому батальону прекратить штурм Центральной площади и пробиваться сюда же кратчайшим путем. Тот же приказ румынским частям Все силы мы должны сосредоточить здесь. Вы все поняли, Ганс?

— Так точно, мой генерал.

— Хорошо.

— Вопросы есть?

После секундного колебания начальник штаба спросил:

— Что делать с «Маусами», оставшимися в Щедрино? Мосты взорваны, пробиться к вокзалу они не смогут.

Модель, недолго подумав, ответил:

— До двенадцати ночи держать круговую оборону, если русские сунутся. В двенадцать привести танки в негодность и пробиваться сюда, к своим.

Кребс записал и этот приказ.

— Разрешите исполнять? — спросил он.

— Идите, Ганс, и поможет вам бог, — устало напутствовал его фельдмаршал.

Канонада за окном, казалось, еще усилилась, и теперь стала ближе. Сколько мы сможем держаться в комплексе вокзальных зданий, и удаться ли сохранить под контролем северную железную дорогу? Надо рассчитать, какие силы можно выделить для ее прикрытия… Модель поймал себя на мысли — инстинктивно хочется, чтобы поскорее наступила ночь, и тогда стрельба стихнет, да только здесь, в этом проклятом городе, на такое вряд ли можно рассчитывать: ночь — это время партизан и диверсантов…

В дверь постучали — это был лейтенант из отдела связи. Он держал в руках бумажную ленту.

— Что у тебя? — спросил Модель.

— Телеграмма их ОКХ.

— Расшифровали?

— Да, мой генерал.

— Давайте.

Лейтенант подошел к столу и протянул телеграмму. Фельдмаршал заметил, как дрожат его руки, и спустя секунду понял, почему: пришло поздравление от ОКХ с одержанной победой в битве за Щедрино. Командование запрашивало, когда батальоны тяжелых танков, выполнивших свою задачу, смогут вернуться на позиции в Подмосковье.

Модель бросил телеграмму на стол и отпустил лейтенанта.

ЭПИЛОГ

С наступлением ночи боевые действия не стихли, а наоборот, усилились. Восставшие, вдохновленные своими успехами, продолжали атаковать позиции немецких и румынских войск. К утру под контролем вермахта остался только комплекс вокзальных зданий.

Его немцы держали крепко — дальше отступать было некуда. Штаб Моделя прорабатывал план эвакуации в Рыбинск по северной железной дороге, однако из этого ничего не вышло: эшелон наткнулся на засаду в районе платформы «300 км» и вернулся назад.

Немцы дрались в окружении больше недели. Первое время атакующим досаждала немецкая авиация, однако уже на второй день Говоров разместил в городе уцелевшие после боя за Щедрино зенитки, и «юнкерсы» понесли первые потери. А потом произошло знаменательное — в небе появились истребители Восточного Союза: их перегнали под Ярославль через полевой аэродром в Мантурово, на полдороге между Кировым и Костромой. Безраздельному господству люфтваффе в воздухе пришел конец.

Остатки немецких войск капитулировали 22 августа. Пленных провели по улицам города. Возглавлял колонну Модель вместе со своим штабом. Шли молча, глядя прямо перед собой, под охраной красноармейцев. Эксцессов не было. Содержали пленных в их бывших казармах.

Двадцать пятого августа в Ярославль прибыл Тухачевский для переговоров с генералом Говоровым. Победа над немцами далась высокой ценой — танковые подразделения, принявшие участие в сражении, были обескровлены, безвозвратно потеряв более двух третей машин. Представители штабов командующих работали день и ночь, чтобы определить первоочередные меры по укреплению коридора между Москвой и Восточным Союзом. Разгром группы Моделя дал передышку, но не приходилось сомневаться в том, что Германия предпримет новую попытку захватить Москву, и к этому надо было готовиться. Кроме того, «дорогу жизни» нужно было защитить от возможной атаки с юга — Киров по-прежнему оставался под властью немцев, и в ближайшее время сил для освобождения города у армии Восточного Союза не будет — все войска потребуются для защиты «дороги жизни» и Москвы.

Партизанские формирования, возглавляемые Орловским, свели в бригаду, получившую звание гвардейской за освобождение Ярославля. Старый партизан горел желанием двинуться дальше, на север, освобождать Рыбинск. Он тут же предложил Говорову и Тухачевский план операции — как всегда, дерзкий и рискованный, вызвавший горячие споры в штабах.

На третий день переговоров Говорова и Тухачевского в Ярославль прилетел Троцкий. Вместе с командующими Председатель Партии принял парад войск на Центральной площади. Верхний этаж здания обкома партии, разрушенный бомбардировками и пожаром, наглядно демонстрировал всю тяжесть боев. Троцкий выступил с пламенной речью перед войсками и гражданским населением. Никогда еще Центральная площадь Ярославля не видела столько народу. Председатель отдал должное героизму войск, возглавляемых генералом Говоровым, бойцам армии Восточного Союза и местному населению, взявшему в руки оружие ради освобождения родного города.

После парада Троцкий пригласил Говорова к себе на переговоры с глазу на глаз. Первым делом Председатель еще раз отдал должное умелому военному таланту генерала, а затем спросил его о дальнейших планах.

Говоров, за последние два месяца поневоле втянутый в политику, понял подтекст этого вопроса и ответил так, чтобы Троцкий ясно понял — политических амбиций у него нет.

Председатель Партии, выслушав генерала, подошел к окну и посмотрел на площадь. Хотя парад уже закончился, она по-прежнему была полна народу — люди соскучились по свободному общению без надзора оккупантов.

— Значит, вы считаете приоритетом оборону Москвы и укрепление дороги жизни. Верно я вас понял, товарищ генерал? — спросил он.