танкистами. В этих условиях батальонное начальство, получив приказ на выдвижение по тревоге, решило обойтись без формальностей, понадеявшись на опыт взводного.
И оно не прогадало. Спустя два часа тридцатьчетверки Алехина уже двигались по Советской улице поселка Монино. Выбрав удобное место для остановки, капитан доложил ротному о выполнении приказа, и послал своего заместителя, лейтенанта Федорченко, налаживать связь с местными властями на предмет жилья и питания. За три года армейской службы капитан как следует усвоил — на тыловые службы надейся, а сам не плошай.
Видимо, началось, подумал Саша, глядя на взвод тридцатьчетверок, выстроившихся вдоль обочины Советской улицы, рядом с тенистым сквером. Танки появились буквально несколько минут назад — собираясь на работу, Саша слышал звук танковых моторов. Нет сомнений, что это только авангард, скоро прибудут и другие части. Вот только… Штирнер тоже наверняка узнает об этом. Что тогда он предпримет? Не поймет ли, что его игра раскрыта?
Похоже, Владимира беспокоила та же проблема. Весь день его не было видно, на Советскую, 27 он вернулся затемно, часам к десяти. Саша давно уже был дома. Слухи о прибывающих в Монино советских танках еще не успели распространиться среди немецких ученых, так как весь день они провели на работе, а за пределы военного городка выходить не могли. Но это был лишь вопрос времени — завтра вольнонаемные расскажут своим коллегам, что видели на улице.
Саша штудировал монографии по физике плазмы, Василий колдовал у себя в «подпольной» фотолаборатории, когда дверь открылась и на пороге появился Владимир. Вид у него был сосредоточенный. Без лишних слов Владимир уселся за стол, за которым занимался Саша и распорядился:
— Прерви-ка занятия. Есть срочный разговор.
Саша закрыл учебник и тетрадь и отложил их в сторону.
— Видел, что делается на улице? — спросил Владимир.
— Танки, — лаконично ответил Саша.
Владимир кивнул.
— Вот именно. Наверняка Штирнер узнает, что улицы Монино забиты «исами» и тридцатьчетверками. Я думаю, он сложит два и два и догадается, в чем дело.
— Операция начинается? — спросил Саша.
Владимир усмехнулся.
— Как видишь.
— Но когда именно? И как можно заранее запланировать операцию, если ее начало зависит от Штирнера? Мы же не знаем, когда точно он собирается открыть коридор в тот мир!
— Это уже не совсем так, — ответил Владимир, — наверху приняли кое-какие решения на этот счет. И нам их нужно выполнять.
Саша удивленно посмотрел на начальника.
— Какие именно решения?
Владимир встал со стула и прошелся по комнате, поскрипывая досками. Из открытого люка донеслось недовольное бурчание Василия — видимо, сверху из-под досок сыпалась пыль. Владимир был слишком занят другим, чтобы обращать на это внимание.
— Центр затеял игру, довольно рискованную, но с шансом на успех. Мы подтолкнем Штирнера к тому, чтобы открыть коридор в нужном нам месте и в нужный момент.
— Как именно?
— Ему надо придумать, как вывезти собранную установку в то место, где удобно пробить коридор, вблизи какого-нибудь шоссе, чтобы немецкие танки прямиком покатились на Москву, верно?
— Да.
— Вот в этом мы и поможем. Завтра в ремонтный цех заявится делегация с физического факультета МГУ и заявит свои права на установку — якобы вакуумная камера является уникальным оборудованием, переданным Физическому институту под конкретный проект, а теперь пришло время это оборудование вернуть настоящему владельцу. В ходе открытой и бурной дискуссии, которая произойдет на глазах у Штирнера, ученых из института припрут к стенке, так что они с понурым видом будут вынуждены признать свою неправоту. От тебя активного участия в дискуссии не требуется, надо только поддакивать время от времени на стороне физфака.
— Интересно, — пробормотал Саша, — такая ситуация открывает новые возможности…
— Вот именно, — подтвердил Владимир. — Будет принято промежуточное решение, что установку отправят на временный лабораторный пункт физфака МГУ, который, по счастливому стечению обстоятельств, окажется в здании у выезда на Горьковское шоссе. Будет также сказано, что у господина Штирнера будет два дня, чтобы вернуть вакуумную камеру в надлежащее состояние, а потом ее передадут владельцу.
— Гениально, — воскликнул Саша.
— Таким образом, у него будет два дня на то, чтобы открыть коридор. И откроет его он там, где будет удобно нам, где мы будем готовы.
— Блестящий план, — сказал Саша.
— Несомненные плюсы у него есть, — сдержанно согласился Владимир. — Но есть и риски.
— Какие?
— Штирнер может догадаться, — предположил Владимир, — и как он поведет себя в этом случае, предсказать сложно.
— А какие есть варианты?
Владимир усмехнулся.
— Основных варианта два: открыть коридор или не открывать коридор.
Саша задумался. Он вспомнил свою работу со Штирнером, как тот методично и сосредоточенно доводил до ума установку по генерации плазмы. Немец обладал удивительным хладнокровием — даже когда случались неудачи, он никогда не выказывал досады, просто принимая очередное препятствие как нечто должное, как то, что следует преодолеть и стать сильнее и умнее, чем раньше. Так ведет себя человек, полностью подчинивший свою жизнь идее. Штирнер был именно таким человеком — фанатиком до мозга костей.
— Он не отступится.
— Правда? Почему ты так думаешь?
Пока Саша высказывал свои соображения, Владимир достал портсигар, выбил сигарету и закурил, откинувшись на спинку стула. Когда Саша закончил, он некоторое время молчал, а затем произнес:
— Я согласен с тобой. Штирнер пойдет до конца. Если мы предложим поиграть, то он согласится.
— Он согласится на все, чтобы запустить установку.
Владимир кивнул.
— Хорошо. Мы решили, что коридор в параллельный мир будет открыт, если дать Штирнеру возможность действовать, и откроется он там, где мы поместим установку. Теперь вопрос — а когда нам выгодно, чтобы он это сделал?
Саша пожал плечами.
— Наверное, когда мы будем готовы. Когда неподалеку от коридора соберут танковый кулак, способный сокрушить немцев. Я так понимаю, именно это сейчас и происходит.
— Да, примерно это и происходит… — сказал Владимир задумчиво. — Ладно, вот еще один важный вопрос. Пожалуй, самый важный. По крайней мере, для тебя.
— Какой же?
— Ты должен быть вместе с ним. Все время.
Саша удивленно посмотрел на Владимира.
— Ну да, я так и думал. Мы же так и договаривались. Почему вы сейчас говорите об этом, как о чем-то особенном?
— Он узнает, что мы собираем танковый кулак. Значит, мы догадываемся, что здесь немцы могут нанести удар. Значит, мы догадываемся и о его роли в этом. Понял?
— Он решит, что в последний момент я ему помешаю.
— Именно, — подтвердил Владимир. — И он может попытаться тебя устранить. Как раз в последний момент.
Саша усмехнулся.
— Ну, я все же взял уроки стрельбы, как вы велели, помните?
— И как успехи?
— На троечку. Но с десяти шагов я не промахнусь.
— Если тебе дадут выстрелить. А, скорее всего, нет.
Владимир взял табуретку, подошел к Саше и сел напротив.
— Там будет еще один еще один человек — в помещении, где мы поставим установку. Он будет за ширмой, его задача — твоя безопасность. Оружие будет у него. А с твоей стороны никакой самодеятельности быть не должно, ты понял? Это приказ.
— Есть, — машинально ответил Саша.
— На этом все. Ложись спать, надо как следует отдохнуть. Спектакль прямо завтра с утра.
Попрощавшись, Владимир ушел. Саша еще долго лежал с закрытыми глазами, но без сна. «Его задача — твоя безопасность», вертелись в голове слова, сказанные Владимиром. Да только как человек за ширмой определит, когда Штирнер решит убрать своего двуликого помощника? Он же не видит выражение его лица, он никогда не говорил с ним, не знает его повадок. И не убьет ли он Штирнера слишком рано, так что мы не сможем сами открыть коридор, когда понадобится? Вопросы, вопросы… Пожалуй, это был первый раз, когда Саша был настолько не согласен с приказом. Но делать нечего, надо выполнять. Надо доверить свою жизнь чужому человеку. Да, но с другой стороны — он профессионал, не как ты — любитель, настрелявший пару-тройку обойм за всю жизнь, оружие в его руках надежнее, чем в твоих…
С такими мыслями Саша постепенно провалился в беспокойный сон.
Утром следующего дня в ремонтном цеху все случилось так, как и предсказывал Владимир. Придя, как обычно, в восемь часов на работу, Штирнер и Саша обнаружили, как их установку обступили незнакомые люди. Один из них безцеремонно открыл дверь вакуумной камеры и громко возмущался тем, что там наделали. Двое других осматривали камеру по периметру — видимо, прикидывая, как наиболее безопасным образом отсоединить окутавшие ее провода. Возглавлял всю эту команду импозантный толстяк лет пятидесяти в парусиновых туфлях, рубашке навыпуск с короткими рукавами, и светлых отлично выглаженных брюках. Толстяк, завидя вошедших, тут же повернулся к ним и скрестил руки на груди, давая понять, что готов к бою за свою собственность.
Бой, собственно, был довольно коротким. Саша, следуя полученной от Владимира инструкции, предложил толстяку пройти в управление, где был телефон. Там и разыгралась основная сцена комедии — в основном для секретарш и случайных людей, оказавшихся рядом — именно они и должны были разнести слухи об очередном скандале между университетскими и академическими физиками. По телефону Саша связался со своим «научным руководителем», которого ни разу в жизни не видел, и передал трубочку толстяку. После пятнадцатиминутного разговора в довольно открытой манере толстяк молча передал трубку Саше, и его научный руководитель, скрипя сердце, признал правоту оппонента. Детали договоренности сообщит Аркадий Петрович — так, оказывается звали толстяка.
Принял ли Штирнер всю эту комедию за чистую монету? Его лицо, как обычно, ничего не выражало. Впрочем, по собственной легенде немца оно и не должно было ничего выражать — ведь он просто наемный рабочий, честно и профессионально выполняющий свою работу, и если начальники между собой что-то не поделили, то это никак его не касается. Так все и было — до момента погрузки установки на полуторку с открытым кузовом, которую толстяк нашел для перевозки в условленное место. Саша стоял наверху, в кузове и следил, чтобы ребра камеры не бились о борта, а Штирнер наблюдал за тем же самым, только снизу. Когда вакуумная камера уже почти встала на заготовленное место, Саша посмотрел на немца, собираясь сказать, что все в порядке, и встретил ответный взгляд — жесткий и пронзительный. Взгляд этот длился мгновение, не больше, но Саше хватило, чтобы догадаться — Штирнер все понял.