Или опровержение.
Именно за этим старшина и отправлялся.
Они исходили из того, что параллельный мир должен быть похож на наш — а это значит, что в нем есть поселок Рыбхоз, а в поселке — библиотека. В нашем мире библиотекарем в ней была Зина Григорьева — комсомолка и активистка, присланная из Москвы для борьбы с безграмотностью. Девушка оказалась весьма энергичной, организовала на базе заводского дома культуры курсы чтения и письма для колхозников, регулярно проводила культурные мероприятия по отработанной схеме: сначала политинформация, а после нее танцы под гармошку — и никаких драк и алкоголя! Дело шло непросто, особенно по части драк после выпивки, но упорство Зины, направляющей буйную энергию молодости в цивилизованное русло, все же понемногу давало результат.
Есть ли в параллельном мире такая же Зина? Старшина надеялся, что да. Если библиотека сохранилась при немцах хоть в каком-то виде, то можно было надеяться найти там газеты.
Обсудили и другую возможность — если в параллельном мире обнаружился двойник Троцкого, то, может быть, там есть и двойник старшины? Не будет ли проще уговорить его перейти в наш мир и рассказать все, как есть? Поразмыслив, этот путь решили отвергнуть. Во-первых, наличие двойников исторических личностей отнюдь не означало, что в параллельном мире есть двойники всех людей. Кроме того, поверят ли в НКДВ показаниям двойника? Не сочтут ли, что тот тоже участвует в троцкистском заговоре? Последний аргумент оказался решающим, так что решили действовать через газеты.
Старшина, соблюдая осторожность, вышел на проселочную дорогу и бодро зашагал в сторону поселка. За спиной у старшины была небольшая котомка с личными вещами — по легенде, если кто спросит, он собирался в Москву на заработки. Вскоре показались первые дома, и у Куваева защемило сердце — они были очень похожи на те, что он знал с самого детства, но только выглядели победнее. Невольно закралась мысль — а может, все же есть здесь его двойник? Если да, то как он живет под немцами? Приспособился, или борется, уйдя в партизаны? Тут же резануло — а если в партизанах, то воюет с именем Троцкого? И что будет с ним после освобождения?
Старшина прогнал эти мысли — сейчас не время для них, об этом будем думать позже. Народу в поселке было мало — девять утра, все на работе. Немцев старшина тоже не видел — возможно, здесь они не стояли. Куваев ждал, что ближе к центру поселка дома будут побогаче, но оказалось не так: избы постепенно уступали места длинным баракам, сложенным из почерневших бревен. Наверное, их построили немцы, решил старшина. Но где же библиотека, если она вообще здесь была?
Куваев дошел до площади, где в его мире стояло двухэтажное здание сельсовета, а рядом — дом культуры, место энергичных усилий Зины по воспитанию нового человека. Вместо этого на утопающий в грязи перекресток поселковых дорог глядел одноэтажный бревенчатый дом с надписью на немецком и русском «комендатура». У крыльца дома стояли несколько человек и чего-то ждали. Старшина подошел и встал вместе со всеми. Оказалось, все ждут, когда комендатура откроется, чтобы получить разные справки — без них полицаи будут цепляться.
— А у тебя, сынок, что за дело? — спросила бойкая старушка, считающая себя знатоком новых порядков и готовая все объяснить, даже когда ее не просят.
Найти старые советские газеты, мелькнула мысль. Но, если так сказать, то, боюсь, из села этого я не выйду.
— Зину Григорьеву ищу, — рискнул старшина, — не знаете, где она живет?
— Зинка-то? — оживилась старушка. — Да вон там. — Она указала на один из длинных бараков, мимо которых только что прошел старшина. — Раньше девка-то бойкая была, а теперь притихла, при новой-то власти, — в голосе старушки послышались нотки злорадства, — как немцы пришли, крепко ее прижали, всю дурь комсомольскую выбили. Теперь прачкой работает. А на что она тебе?
— Привет от родственника передать, — буркнул старшина, не найдя лучшего ответа.
Барак, на который показала старушка, выглядел так же уныло, как и другие в селе: крыльцо с покосившимися ступенями, полуоткрытая дверь со сломанным замком. У мальчишек, игравших в ножики возле крыльца, старшина спросил, где живет Зинаида. Последняя комната слева, сказали ему.
Вдоль всего барака шел длинный, едва освещенный коридор. Пахло кислыми щами и туалетом. Двери в комнаты по обеим сторонам коридора были закрыты — видимо, жильцы ушли на работу. В конце коридора послышался шум упавшей на пол посуды, раздался грубоватый мужской голос с приказной интонацией. Старшина открыл дверь в ту комнату, которую ему указали. Толстый высокий полицай со спущенными брюками прижал в углу женщину, упиравшуюся ему в грудь. Форменный сюртук с полицейской бляхой лежал, брошенный, на кровати, а на полу в луже воды валялась алюминиевая кружка.
— Ну, чего тебе? — спросил полицай, обернувшись к вошедшему.
Старшина стоял неподвижно, потому что едва владел собой, сдерживая из последних сил мгновенно вскипевший гнев. Недовольное выражение на мясистом лице полицая сменилось недоумением — он если и не понял, то почувствовал состояние Куваева. То и дело глядя на старшину, остававшегося неподвижным, полицай поднял спущенные брюки, умял в них опадающее хозяйство и с трудом застегнул ремень. Надев сюртук, повернулся к женщине и, ухмыляясь, сказал, проведя рукой по ее ягодицам. Та дернулась.
— Комсомольская кровь горяча… жди, завтра зайду. И белье постирай, заберу.
Тяжело ступая, он двинулся к выходу.
— А ты кто такой? — спросил полицай.
— Иван… — начал, хрипя, старшина, и прокашлявшись, уточнил: — Иван Куваев.
На лице полицая отразился мгновенный испуг. Он схватился за кобуру, и старшина наконец-то дал волю чувствам, без замаха, но сильно ударив кулаком в сильно выпирающий кадык. Полицай схватился за горло, и, хрипя и задыхаясь, упал на пол. Женщина смотрела на него со смешанным чувством брезгливости и страха.
— Тряпка есть? — спросил старшина. Достав из котомки веревку, он перевернул полицая на живот и связал ему руки за спиной.
Женщина молча подала дурно пахнущий кусок ветоши, который старшина запихал в рот полицаю. Тот принялся отчаянно сопеть носом.
— Ты Зина? — спросил старшина, закончив возню с кляпом.
Она кивнула.
— Значит ты — тот самый Куваев. — Судя по голосу, она уже взяла себя в руки, хотя и глядела с тревогой на лежащего полицая. — И что мне прикажешь делать, когда ты уйдешь? Развязать его и ублажить, чтобы он ничего не сказал?
— Пойдем со мной, — предложил старшина.
Зина глядела на него из угла, словно ее туда поставили, наказав за провинность.
— В партизанский отряд? — спросила она. — А что, товарищ Кошелев уже берет к себе правоцентристских уклонистов? Или товарищ Троцкий смягчился к своим врагам?
— Товарищ Троцкий далеко, а я здесь, — сказал старшина и добавил: — обещаю, что тебе ничего не будет.
А смогу ли я выполнить обещание, когда переправлю ее к нам, мелькнула мысль. Надеюсь, что да.
Полицай, видимо поняв, что убивать его не собираются, что-то угрожающе промычал и кинул бешеный взгляд на Зину.
— Нет, ну никак не уймется, — пробормотал старшина, коротким ударом вырубил его и вытащил кляп — чтобы полицай не задохнулся, пока лежит в отключке.
Зина подошла ближе и пристально посмотрела на Ивана. Она была очень похожа на ту, что он знал раньше, еще до войны. Эта Зина казалась старше, ее лицо осунулось, прямой нос заострился, а выразительные глаза стали еще больше. Ключицы поднимались к худым плечам от основания длинной шеи.
— Ты странный, — сказала она, — словно нездешний.
— До войны ты работала в библиотеке? — спросил старшина.
— Да.
— У тебя сохранились старые газеты?
Зина недоуменно посмотрела на него.
— Немецкие?
— Советские.
— Советские газеты хранить запрещено, — сказала Зина, — а зачем они тебе?
— Долго объяснять. Может, что-то осталось в библиотеке?
Зина, ничего не ответив, повернулась к окну и посмотрела в него. По ту сторону улицу тянулись унылые бараки. Застонал полицай — он приходил в себя. Решившись, она быстро открыла ящик стола, достала оттуда документы и сложила в сумочку.
— Пойдем, — сказала Зина, бросив презрительный взгляд на полицая, — сюда я больше не вернусь.
В здании библиотеки теперь располагался вербовочный пункт для отправки в Германию. Готовым уехать рекламные плакаты обещали сытую жизнь в немецких семьях и кров над головой. Подтвердить это было некому — еще никто из тех, кто поверил плакатам, не вернулся назад.
Как обычно, в пункте была только одна служащая — предполагалось, что она должна оформлять желающих отправится в Германию. Иван сделал вид, что проявил интерес к рекламным объявлениям, и служащая набросилась на него в надежде хотя бы за эту неделю завербовать работника. Пока старшина отвлекал женщину, Зина прошла внутрь помещения: она знала его как свои пять пальцев. Минут через пять она вышла со связкой газет, перевязанной шпагатом. Иван встал так, чтобы заслонить ее спиной. Когда Зина вышла, он, взяв для порядка бланк гастарбайтера, последовал за ней.
— «Правда» с тридцать пятого по тридцать восьмой, — сказала Зина, — остальное сожгли зимой, в печке. Топить было нечем.
Старшина взял у нее связку, быстро ее проглядел, отогнув сгибы. Затем, скрыв потрясения от того, что успел прочитать, сложил газеты в котомку и закинул за спину.
— А теперь пойдем, — распорядился он, — и прошу тебя — чтобы ты не увидела, слушай меня и делай, что я говорю…
Глава 28. БОРЬБА ИДЕОЛОГИЙ
Для изучения газет, доставленных из параллельного мира, в девятом управлении НКВД создали специальную группу, работавшую в условиях абсолютной секретности. Задача группы заключалась в том, чтобы составить краткую справку по альтернативной истории СССР, основанную на выпусках газеты «Правда» с тридцать пятого по тридцать восьмой год. Возглавлял граппу профессор Круглов, работавший на кафедре отечественной истории МГУ.