— Каким же образом? — спросил старшина.
— Во время операции вы познакомились с местной жительницей… — посетитель заглянул в папку, которую он принес с собой, — Зиной Григорьевой, верно?
Старшина подтвердил.
— До оккупации она работала библиотекарем, — Анатолий вновь сверился со своей папкой, — и принимала активное участие в организации культурно-массовых мероприятий.
Иван начал догадываться, куда клонит посетитель. Анатолий отложил папку и проникновенно посмотрел на своего собеседника.
— Понимаете, Иван, мы должны рассказать местным жителям о нашей с вами замечательной стране. О том, как мы построили социализм, как разгромили самую мощную армию в мире. Очень важно, чтобы люди на освобожденных территориях осознали преимущества нашего строя. Мы должны показать страну, возглавляемую великим Сталиным.
Неплохо, подумал старшина. Значит, партийные дуболомы решили взять нахрапом, наломали дров, и теперь решили играть тоньше. Что ж, без признания ошибок их не исправить.
— Я уже поговорил с Зиной, — сообщил Анатолий, — и она любезно согласилась вернуться к работе, которой занималась до войны. Разумеется, библиотечный фонд будет существенно обновлен, чтобы рассказать людям о жизни в СССР. Будут проведены тематические вечера — об индустриализации, великих пятилетках, о революционных преобразованиях на селе, о том, как живут колхозники…
— А я вам зачем? — прервал его Иван.
Тот чуть заметно поморщился от такой невежливости.
— Вы тоже примите участие в этой работе. Живые рассказы о том, как мы победили в войне, уверен, вызовут большой интерес.
— Война, прежде всего, это тяжелый и монотонный труд, — сказал Иван, вспомнив, как всем отделением вытаскивали из апрельской грязи завязшую по самые оси телегу, — и не особо интересный.
Дипломат бросил на него взгляд.
— Да, я знаю, мне уже говорили это, — ответил он, — но всегда можно найти и сказать что-нибудь… в том ключе, что именно наша партия и ее великий вождь вдохновляли народ на тяжелый труд.
— Знаете, я, пожалуй, пас, — снова прервал его Иван.
Анатолий вздохнул.
— Понимаете, это не совсем обычное предложение, — сказал он, вновь заглянув в папку. — мне сообщили, что вы виновны в тяжком преступлении. Кажется, речь идет об убийстве. Эти обвинения будут сняты, если вы проявите себя достойно на новой работе.
Иван усмехнулся.
— Проявить себя достойно, — повторил он, — знаете, я уже проявил себя достойно на фронте. А вы проявили себя достойно?
Анатолий сделал печальное лицо.
— Иван, я хочу вам помочь, — сказал он, — сотрудничество пойдет на пользу всем нам. Наверное, я выбрал не совсем верные выражения, и прошу меня извинить…
Иван кивнул.
— Извинения приняты.
— …но есть еще одно обстоятельство, — продолжил Анатолий. — Я слышал, во время операции вы предотвратили изнасилование Зинаиды надзирателем, коллаборантом из числа местных жителей. Насколько я знаю, девушка высоко ценит ваш поступок.
Иван застыл. Анатолий вновь углубился в папку.
— У меня сказано, что этот надзиратель на самом деле сотрудничал с партизанами и сообщал им о перемещении немецких войск, а выполнение им определенных обязанностей было прикрытием настоящей деятельности. Это подтверждено показаниями двух свидетелей. Благодаря этим показаниям бывший надзиратель освобожден от ответственности, представлен к правительственной награде и сейчас вернулся в родную деревню. Он выразил готовность сотрудничать с нами и работать вместе с Зинаидой, хотя она об этом пока не знает. Но я лично считаю, что вы нам подходите больше.
Анатолий посмотрел на Ивана.
— Я подумал, это может быть важно для вас.
Старшина сидел, уставившись в пол. Посетитель достал из папки бумагу и протянул ее Ивану. Это был договор о найме в подразделение номер семь министерства иностранных дел на должность младшего советника. Срок договора — пять лет. Остальные пункты Иван читать не стал.
— Ручка есть? — спросил он.
Анатолий с готовностью протянул. Иван придвинул к себе контракт.
— Знаете, — сказал он, — в разведшколе нас учили, что любой предмет может быть оружием. Вот, например, ручка, — он повертел ее в руке, — если точным ударом загнать ее в нос, то она достанет до мозга. Так можно убить.
Анатолий вскочил со стула и отпрянул к стене. Иван, усмехнувшись, подписал договор и положил его на стол.
— Держите. Так и быть, поработаю на вас.
Коридор в освобожденный поселок Рыбхоз давно уже был налажен, по нему двигались войска, переправляясь на отвоеванный у немцев плацдарм. Операция «Освобождение» продолжалась, на площадке перед входом к коридор ревели тяжелые танки кантемировской дивизии, полуторки с грузами, на обочине отдыхала пехота, ожидая очереди на переход. Военные регулировщики сбились с ног, управляя потоками техники и людей.
В кабине одной из полуторок, ожидавших разрешение на проход по коридору, сидели Зина и Иван. В кузове, прикрытые брезентом, лежали книги, свернутые в трубу плакаты, наградные вымпелы с профилем Сталина, выпуски газеты «Правда», начиная с самых первых, тома собрание речей вождя, и, конечно, «Краткий курс истории ВКП(б)». Зина, которую на правах первого человека из параллельного мира, перешедшего в СССР, прокатили по сталинской Москве и показали все самое лучшее, возвращалась в родной поселок с энтузиазмом, готовая рассказывать об увиденном. Девушка засыпала Ивана вопросами, на которые он старался отвечать так, чтобы не погасить ее энтузиазм.
Наконец, регулировщик дал знак, что можно проезжать. Коридор они преодолели за минуту, причем Зина вертела головой во все стороны, удивляясь цилиндрическим гладким стенам, переливающимися всеми цветами радуги. Иван уже насмотрелся на эти чудеса, его больше волновала пробка на выезде. Кроме того, единственная дорога, ведущая в поселок, была в хлам разбита тяжелой бронетехникой, так что приходилось все время вертеть баранкой, чтобы не угодить в яму. Двигались медленно, то и дело останавливаясь и пропуская военные колонны.
В поселок они въехали уже глубоким вечером, когда начало темнеть. Решили, что полуторку разгрузят завтра с утра, сегодня еще надо было устроиться на месте. Зина вернулась в свою комнату в бараке, где Иван впервые ее увидел, а старшина получил в ней такую же комнату, только ближе к выходу — она освободилась, когда занимавший ее коллаборант сбежал с отступающими немцами.
Разложив свои вещи по местам в новом жилище и умывшись с дороги, Иван заглянув к Зине, чтобы обсудить завтрашний день. Девушка, довольная тем, что после четырехлетнего перерыва возвращается к любимой работе, желала подготовить библиотеку к работе как можно быстрее. Иван, ничего не смысливший в библиотечном деле, изъявил полную готовность быть на подхвате — выносить мусор, таскать книги, чинить полки. «Клеить формуляры?» — добавила в этот список Зина, но Иван отказался — эта работа слишком тонкая, сказал он.
— Послушай, — сказала она, когда планы на завтрашний день определились, — меня вот что волнует. Там, в твоем мире, должна быть вторая «я», такая же Зина Григорьева, ведь так?
— Возможно, — уклончиво ответил старшина, — моего дубля вот здесь нет, например. Наверное, дублируются только те, кто важен для истории страны в целом. Хотя кто знает…
— Да, наверное, ты прав, — сказала Зина, волнуясь. — Я пыталась это выяснить, но все было некогда, сначала меня возили по Москве, а потом сразу отправили сюда… Я так и не успела заскочить в тот, другой Рыбхоз, а было бы так интересно!
— Может, еще заскочишь, — ответил Иван, — как-нибудь потом.
И лучше с этим не торопиться, подумал он, потому что другую Зину Григорьеву арестовали в тридцать восьмом за антисоветскую пропаганду — кто-то нашел в библиотеке в общем доступе экземпляр «Правды» со статьей Троцкого «Уроки Октября» и тут же донес. Пик репрессий уже прошел, поэтому той Зине дали только пять лет лагерей и еще поражение в правах на столько же. Отсидев, в родной поселок она не вернулась.
Пожелав спокойной ночи, Иван вышел из барака. На сегодня у него оставалось последнее дело — поболтать кое с кем. Отыскав нужную избу, Иван постучал в дверь. «Кто?» — спросили из-за двери, и старшина узнал голос — да, адресом он не ошибся. «Надо поговорить», — ответил Иван. По ту сторону двери ненадолго замешкались — похоже, тоже узнали голос.
Дверь открылась. При слабом свете лампочки, горевшей глубоко в избе, Иван заметил фингал на скуле бывшего полицая.
— Значит, ты, оказывается, герой, — сказал старшина, — извини, не знал.
— Тебе чего? — огрызнулся тот.
— Полезешь к ней еще раз, врежу, — пообещал Иван, — ясно тебе?
Тот усмехнулся.
— А что, у тебя самого на Зинку планы? — спросил он.
Старшина поразмыслил, а не врезать ли прямо сейчас, не откладывая дело в долгий ящик. Видимо, эти размышления отразились на его лице, потому что бывший полицай отступил вглубь дома.
— Боря, кто там? — раздался женский голос.
— Да так, знакомый, — ответил тот.
— Так пригласи!
— А он уже уходит, — ответил Борис, глядя на старшину.
— Я тебя предупредил, — сказал Иван, и, не прощаясь, пошел прочь. Он чувствовал усталость — день выдался длинным и беспокойным. И завтрашний будет таким же — а значит, надо как следует выспаться. Когда он вернулся в барак, в окне Зины было уже темно — видимо, она решила так же.
Глава 37. АГИТАЦИЯ И ПРОПАГАНДА
Заседание ГКО прошло в Кремле и продлилось до самой ночи. Возвращаясь с него, Берия не переставал думать, что Коба опять перехитрил всех. Просто потрясающе! Ходили слухи, что после конференции в Ялте у него случился инсульт с поражением мозга, но, судя по тому, что произошло сегодня, эти слухи распустил сам Коба, чтобы увидеть, кто на них клюнет. Слава богу, хозяин Лубянки повел себя осмотрительно, и не поддался на провокацию.
План хорош, признал Берия. Как он и предполагал, это клоуны — Хрущев и Маленков — первым делом предложили убрать Троцкого, думая угодить этим Сталину. Остальные, как болванчики, согласно кивали — разумеется, не им же исполнять! Выслушав всех и закурив трубку, Сталин предложил высказаться Берии. Тот, поглядывая на справку, составленную Судоплатовым, объяснил все трудности операции. Он долго колебался, стоит ли озвучивать сроки — три месяца! — и все же решился. За столом повисла мертвая тишина — все прекрасно понимали, что такого времени у них нет. Коба встал, прошелся за спинами у сидящих, как он делал раньше — говорили, привычка заходить со спины у него осталась со времен ссылки в Туруханском крае, где он жил среди воров и бандитов — остановился возле Берии и сказал: