Днем, как и вчера, стояла ясная погода, чем тут же воспользовалась немецкая авиация. Пока что в Переславле единственной защитой от нее были пулеметы танков ИС2 и ИС3. «Юнкерсы», опасаясь их, не снижались ниже четырехсот метров, что заметно уменьшало точность бомбометания, поэтому эффект от налетов имел в основном беспокоящий характер.
В эту ночь атакующая группировка впервые собиралась использовать тактику ночных атак, предложенную Говоровым. Два последних дня в штабе шла интенсивная работа — искали местных жителей, готовых стать проводниками для наступающих войск. Таким нашлось немало — в основном они были из партизанских отрядов. Оказалось, позиции румынских войск, в том числе артиллерийские, были им хорошо известны, что настраивало на позитивный лад.
Войска двинулись поздно вечером, когда стемнело. Тут же стало ясно, что задумка удалась не в полной мере: для предотвращения столкновений танкам то и дело приходилось включать фары, что полностью демаскировало их. Однако с выключенными фарами стало еще хуже — водитель ехал фактически наугад, ориентируясь на указания командира, смотревшего из открытого люка. То и дело приходилось тормозить, скорость движения колонн резко упала, а расход топлива и износ двигателя в режиме, кода его постоянно дергали, выросли. Фактически наступающим было не до противника — обеспечить бы собственное движение без небоевых потерь…
И все же тактика ночного наступления принесла некоторый успех — главным образом в силу неожиданности такого хода. Румынские солдаты, и, что еще важнее, артиллеристы спали. Разбуженные ревом советских танков, они не успевали открыть огонь — в чем Крутов убедился лично, когда головной танк первой роты буквально уперся в зенитку, охранявшую перекресток у деревни Ивановское. Вероятно, если бы фары не были включены, они проехали бы мимо — или получили бы снарядом в бок практически в упор, — а так на повороте световой конус выхватил длинный ствол. Зенитку расстреляли в упор и двинулись дальше, оставив пехоту разбираться с вражескими артиллеристами, если те уцелели.
К рассвету выступающие вымотались, как после полноценного боя, хотя стрелять пришлось совсем немного. Впереди показалось гладь озера Неро и через несколько минут танки уже катили по пригородам Ростова Великого. Румынских войск здесь не было. Виднелись следы долго пребывания вражеских войск: немецкие и румынские флаги, неисправная техника, брошенная при поспешном отступлении, вещи, разбросанные у домов, еще недавно занятые офицерами. Некоторые не успели сбежать — Крутов заметил группу пленных под охраной двух бойцов; румыны ошарашенно смотрели на колонны светских танков. Майор усмехнулся — их можно понять, жили не тужили четыре года, война откатилась далеко на восток, да вот вернулась с другой стороны, откуда совсем не ждали.
Ростов заняли без сопротивления. Крутов не испытывал особой эйфории по этому поводу — вероятно командование противника стягивает все войска к Ярославлю, чтобы там дать бой. Что ж, в этом был смысл: после двухсоткилометрового броска наступающие будут измотаны, а тыловые службы неизбежно отстанут, что скажется на обеспечении войск. Быстрое продвижение уже стоило майору трех танков: одной «двушки» и двух «трешек» — вышла из строя коробка передач. Разумеется, машины отремонтируют, и они вернутся в строй, но когда? Фактор времени в этом наступлении играл очень большую роль, и оно, время, работало на немцев, принимая во внимание общее превосходство немецкой группировки, сосредоточенной в центральном районе. Если румыны и переброшенные в Ярославль немецкие части смогут навязать оборонительные бои, судьба наступления окажется под вопросом.
Ладно, это будет завтра, подумал Крутов, или даже послезавтра, а сейчас можно порадоваться тому, что освобожден еще один советский город. Или, точнее сказать, город Восточного Союза, поправил он сам себя.
Пока войска генерала Говорова продвигались к Ярославлю, маршал Тухачевский начал наступление с востока, от занятой на правом берегу реки Вятки части Кирова. Как и ожидалось, основное внимание немцы уделили обороне левобережных районов Кирова, составляющих основную часть города. Тухачевский, предсказавший значительную роль крупных танковых соединений в будущих войнах, получил возможность проверить свои выводы на практике.
Танкоград Восточного Союза, так же, как и его аналог в СССР, освоил производство тяжелых танков, только назывались они не ИС, а «Лев» — в пику немецким «Тиграм» — ну, и еще по одной причине. Именно эти танки и были основной ударной силой Тухачевского.
Чтобы еще больше ввести заблуждение немецкое командование, наступление в обход Кирова началось артподготовкой по позициям вермахта в левобережных районах. Под прикрытием этой канонады ударные части, сметя небольшие заслоны в Мурыгино, двинулись по дороге на город Орлов. Примерно через три часа после начала артподготовки немцы сообразили, что лобового штурма левобережной части Кирова не будет. В это же время аэроразведка донесла о продвижении значительных танковых сил Восточного Союза в обход столицы области.
Этот момент был одним из поворотных; если бы немецкое командование разгадало подлинную цель операции — соединение с войсками Говорова, — возможно, все пошло бы по-другому. Однако генерал-майор Фриц Кремер, командующий северным флангом восточной группы войск вермахта, решил, что Тухачевский задумал окружение Кирова: вполне разумная мысль с учетом того, что лобовой удар неизбежно повлек бы большие потери. Вместо того, чтобы укрепить позиции возле Орлова, Кремер, наоборот, отвел часть войск на левый берег для предотвращения якобы намечаемой русскими переправы через Вятку и создания там плацдарма.
Из-за этой ошибки к концу первого дня наступления передовые части Тухачевского достигли пригорода Орлова. Стоящие там две пехотные роты, усиленные противотанковыми пушками, имели приказ сдерживать наступление до тех пор, пока не будет организована оборона на левом берегу: немцы с этой задачей прекрасно справились, доставив немало хлопот атакующим; два «Льва» они уничтожили, и еще несколько вывели из строя — это были самые серьезные потери за первый день наступления. В штабе Тухачевского уже ломали голову, какие меры принять для взлома неожиданно крепкой обороны, как вдруг немцы сами отошли на левый берег, оставив город согласно приказу Кремера. Командир батальона, оборонявшего Орлов, выполнил приказ скрипя сердце — только получив повторное подтверждение из штаба генерал-майора.
Уход немцев обнаружила полковая разведка ближе к ночи — тогда же выявили и новые позиции немцев на левом берегу. Не теряя времени, танковые подразделения вошли в город, заняв позиции на правом берегу. Немцы вели редкий беспокоящий огонь, наши отвечали тем же. Утром следующего дня, оставив прикрытие, танковые колонны двинулись дальше, на Котельнич. Кремер напрасно ждал весь день попыток русских переправиться на левый берег, и где-то к середине дня осознал свою ошибку. Но было поздно — части Восточного Союза закрепились в городе и выбить их имеющимися силами не представлялось возможным.
Только к концу дня, получив очередные данные аэроразведки, Кремер сложил два и два и понял, наконец, замысел Тухачевского. Все немецкие гарнизоны от Котельнича до Костромы — там заканчивалась зона ответственности Кремера — получили приказ занять оборону и предотвратить продвижение войск Восточного Союза на запад. Одновременно Кремер доложил в штаб Восточного фронта, что своими силами справиться с ситуацией не может, и запросил подкреплений.
Глава 62.НОВАЯ НАДЕЖДА
Саша и профессор Громов вновь занимались тем, что у них получалось лучше всего — на кончике пера пытались проникнуть в тайны природы. Уравнения академика Сырина, учитывающие дополнительный параметр — время — оказались еще сложнее тех, что они решали раньше. Те результаты, которые академик рассказал на заседании комиссии в присутствии генерала Синицына, были приближенными, полученными с использованием многих допущений и упрощений — да, вполне разумных, но все же. Генерал же требовал конкретные числа, основываясь на которых, можно было бы составить план помощи группировке Красной армии, сражавшейся вместе с Восточным Союзом против вермахта.
По части чисел главным был Саша. Вместе с Громовым он обсудил схему расчета уравнений Сырина. Профессор полностью одобрил его предложения, сказав, что в этой области математики он уже разбирается лучше него.
Саша жонглировал логарифмической линейкой, пока Громов корпел над уравнениями. Работали они, как и остальные члены комиссии, в одном из подмосковных домов отдыха, принадлежавших НКВД. Распорядок дня был такой: после завтрака все собирались в актовом зале для обсуждения результатов работы и планов на день. Этот семинар длился час или два, в зависимости от ситуации. Затем все расходились работать по группам. После обеда — короткий отдых, а затем вновь работа в группе. Перед ужином вновь в актовом зале обсуждали текущие вопросы, там же академик Сырин заместитель главы комиссии, готовил ежедневный доклад председателю комиссии — Президенту Академии Сергею Ваилову, — и генералу Синицыну.
Саша погряз в своих расчетах, в которых ему никто помочь не мог. Если бы у них было больше времени, то он бы смог использовать мощности машинно-счетной станции, имевшийся в КБ-45, но, поскольку на всю работу генерал Синицын отвел только неделю, это потеряло смысл: затраты времени на запись заданий в требуемом формате, набор и инструктаж групп расчетчиков, а потом еще обработка результатов оказались слишком велики. Так что Саша обходился собственными силами, постоянно щелкая логарифмической линейкой и листая таблицы Брадиса. Впрочем, от последнего он избавился, когда с подсказки Громова расшил тонкую книжечку и развесил листы на стене — как раз одной хватило.
На второй день после того, как комиссия обосновалась в доме отдыха, к Саше зашел Громов. Это было после вечернего семинара. Саша просил его отпустить с этого мероприятия, так как вопросы вычислительной математики все равно на нем не обсуждались, но Сырин не разрешил, сказав, что «настоящий ученый не должен замыкаться только на своей работе». Так что Саша добросовестно высиживал это вечерний час, используя его как отдых от своих утомительных упражнений с линейкой и таблицами.