пол. Внутри устанавливали вопрос.
– Устанавливали? – восхитился гласень.
– Да. Скоро увидите сами. Это похоже на сложные многоярусные весы. На каждом уровне – коромысло с двумя необязательно равными по длине плечами, оканчивающимися ладонями чаш. В чаши укладывались шары. Один из них, отрицание перемен, опускают лорды равновесия. Второй, его противовес, опускают в чашу лорды – настройщики душ.
– И потом? – заинтересовался Фарнор, пока не понимающий даже, как выглядит вопрос.
– Поют, используя всю силу голосов. Шаткое равновесие начинает колебаться, чаши приходят в движение. Тогда храм запечатывают и уходят. Надолго. В общем-то по древнему закону узнать настоящий ответ может лишь один из настройщиков душ, почти забывший о храме и случайно оказавшийся возле него.
– Значит, тебя следует именовать лорда Арина, – предположил Нагиал.
– Леди, так правильнее. Я уложила камень в третий ярус весов. В ту часть вопроса, которая предполагает возможность объединения людей и ампари перед ликом общей угрозы, – вздохнула Аэри.
– И ты немало сделала в этом направлении помимо укладки камня, – с уважением отметил Нагиал. – Скажи, а как мы разберем ответ?
– Это просто, – грустно отозвалась леди. – Сами поймете, когда мы откроем двери храма.
Дальше ехали молча. Солнце то высвечивало скальный коридор, то погружало его во мрак, отрезанное очередным поворотом. Ветерок со свистом обтекал каменные бока, то усиливаясь, то стихая до шепота. И тогда торопливые снежинки удивленно замирали в воздухе и принимались неуверенно крутиться, озираясь и выбирая наилучшее место для посадки…
Нагиал дождался очередного момента тишины и негромко пропел несколько звуков полуденного гимна. Отданные скалам в звучании, они не угасли и породили целый вихрь откликов. Как утверждала Арина, можно обновить свои силы, отдавая от всей души. Гласень помнил совет и сейчас как раз пробовал его воплотить.
– Это мне? – удивилась леди, торопливо снимая перчатки и подставляя ладони странному, многозвучному потоку эха. – Спасибо, очень красиво и удачно. Сам видишь, как изменился цвет силы?
– Не совсем отчетливо, – смутился гласень.
– Это оттого, что ты посылал в сомнении, – улыбнулась Аэри. – Сперва пел полный канон. Затем добавил от себя, так показалось точнее. Канон у вас белый, то есть теоретически белый. Но этот цвет и звук не существуют в природе. Они – слияние иных цветов, их превращение. К нам вернулось ставшее красотой эха лишь то, что ты добавил от себя. Попробуй еще раз. И не обесцвечивай голос.
Нагиал покосился на женщину. Трудно с ней. Иногда до полного непонимания или озлобления. "Попробуй"! Да он и так старался во всю силу. Раскрашивал гимн, забыв о правилах. Хотел ее порадовать, а оказалось – бесцветно!
Аэри придержала коня, догадавшись по тяжелому дыханию гласеня о его переживаниях.
– Твой дар куда больше, чем ты сам позволяешь себе увидеть. Не надо думать о каноне. О силе голоса – тоже не надо. И о том, что ты гласень и тебя учили. Просто закрой глаза и сосредоточься, или наоборот – открой и выбери себе снежинку для наблюдения. Спой мне этот полдень. Не какой-то там чужой, отраженный в канонах и отгоревший сотню зим назад. Свой, этот. Как Ёрра нашел тропу, как мы хотим узнать ответ и как ты пожалел старую вампиршу, у которой болит спина. И что рассердился на меня – тоже.
Нагиал кивнул, прикрыл глаза. Сколько ни твердит ему Арина о свободе звучания, поверить невозможно. Вдруг он оскорбит Адалора или, хуже того, воззовет к Роллу? Ведь канон зачем-то существует! Правда, вампирша ехидно намекала, что весь канон – лишь неполная и плохо переведенная на язык людей часть основ знаний о звуке, присущих ее расе. Прочее либо затерялось, либо осталось непрочитанным. Полная основа как раз и предполагает искусство превращения в звук собственного настроения. И позже, на втором этапе – его изменения. А на третьем – создания… Если поверить Арине до конца, то придется принять и это. Что в ее народе имеются более высокие ступени школы звучания. Именно они дают контроль над людскими массами. Храм же восполняет свою безграмотность особой формой сводов.
Как не верить, если проповеди в семивратном столичном храме куда проще в исполнении и находят больший отклик в душах чад Адалора.
Нагиал так рьяно впился взглядом в снежинку, что та, как ему показалось, вздрогнула и сжалась. Полдень… Настроение у него тревожное, хоть за Ёрру и порадовался от души. Мыслей в голове мало, звучание выйдет коротким и блеклым.
К удивлению гласеня, эхо вернулось богатое и сильно измененное. Леди рассмеялась:
– Вот видишь, когда ты не боишься самого себя и не ищешь за каждым кустом хвост притаившегося Ролла, то можешь и отсылать, и изменять звук, не прилагая ни капли силы. Сегодня я довольна тобой.
– Почему вернулся иной звук?
– Потому что это мы и зовем, в самом общем случае, ответом. Ты полагал, что сомнения твои оправданны, но, судя по звучанию, они ложные. Рассеялись. И вернулась только гордость за Ёрру.
– Не понимаю.
– Но уже делаешь, – отметила Аэри. – Хочешь, я тебе спою полдень и даже добавлю вопрос?
– Что ты спросишь?
– Жив ли он. – Голос Аэри сорвался.
В каменный лабиринт метнулось несколько разрозненных звуков и, к общему удивлению, вернулись сильным многоголосым эхом.
– Ты про одного спрашивала? – усомнился зрец.
– Уже и не знаю. В ответе что-то такое намешано, – нахмурилась Аэри. – Люди, ампари… И еще невесть кто. Никогда не слышала о таких. Знаете, сегодня я больше не рискну задавать вопросы. И запомните, кстати: у нас не принято спрашивать часто. Нехорошо это. Лучше именно отдавать настроение и принимать отклик.
Храм открылся внезапно. Тропа обогнула высокую острую скалу и упала вниз, в ровную чашу каменной долины. Фарнор разочарованно вздохнул. Он ожидал увидеть большое величественное сооружение. С колоннами, узорами, а то и – куда денешься от въевшихся за долгие годы представлений – со здоровенной статуей гнусного Ролла. А здесь что? Невзрачная, в три роста конного, башенка. Круглая, никак не украшенная, серая, с остренькой черепичной крышей… Ни единого окна, ни единой щели. Только ворота, массивные, плотно закрытые.
Расчистить площадку перед ними от каменного крошева, дернины и мусора удалось быстро. Засов предусмотрительный сотник сперва промазал запасенным заранее маслом, затем подергал и пошевелил. Наконец мягко отодвинул, удивляясь тому, как легко скользит и как ладно пригнан этот не работавший сто кип механизм. Дверь открылась тоже без особого усилия.
Аэри подобрала камень, примерилась и разбила им глиняную емкость у стены. Оттуда в желоб потекло масло. Фарнор споро отыскал в вещах кремень, раздул паклю и бросил в желоб.
– Можно входить, – тихо сказала Аэри, глядя в пол. – Только я не знаю, хочу ли прочесть ответ. Вообще-то мы задаем вопрос и затем стараемся сами исправить то, что плохо. Я вот людей учу. Вас.
– Идем. – Ёрра обнял вампиршу за плечи и повел в храм. – Я в такой темноте не вижу ничего. Мне и не страшно. Подумаешь, ответ! Можно еще раз спросить, время-то прошло немалое, все переменилось.
– Не понимаю, – удивилась Аэри, глядя на то, что она описала как многоярусные весы. – Я говорила, что прочесть ответ легко, но я ошибалась…
Нагиал изучал чужой храм заинтересованно. Нагнулся, ощупал полированный каменный пол, покрытый толстым ковром слежавшейся пыли. Разгреб ее, пытаясь рассмотреть рисунок. Подошел к центру единственного помещения храма, изучая углубление, полусферу. Оказалась, в ней находится свободно, без всякой фиксации, вставленная ножка нижнего коромысла. Два шара лежат в ладонях – большой светлый в каменной чаше на коротком плече и малый темный – в лотке на длинном. В коромысле, с некоторым смещением относительно нижней ниши в полу, выбрано новое сферическое углубление. В него упирается очередная ножка, более тонкая, несущая свое коромысло – второй ярус. Над ним – третий, снова со смещением. И как такое может стоять, не падая? Выглядит исключительно шатко, а ведь не шелохнется! Самое невероятное, что все три белые шара сведены в одну линию.
– По-моему, вы сделали все, чтобы не получить положительного ответа, – усмехнулся Нагиал. – Как оно до сих пор не рухнуло…
– Если бы рухнуло, а шары укатились за желоб с маслом, это и считалось бы полным отрицанием, – задумчиво отозвалась Аэри, обходя сооружение в третий раз. – Не понимаю! Они словно приклеенные стоят. Отчетливо указывают на полное и окончательное решение. Тройное. Мы с вами будем жить в мире. Демоны уйдут. И вот – мир станет больше. Это совсем уже невозможно! Мы ведь просто указали нижним ярусом, что скоро намереваемся покинуть Дарлу, что уходим за море, смирились с утратой родины, и это данность. А шар занял положение, означающее новые горизонты. Хотя их нет.
– Угодить упырю нельзя, верное присловье, – прогудел Ёрра. – Что тебя беспокоит? Все удачно, глаже ровного! Но ты кипишь, как варево под крышкой.
– Ответ называется! – расстроилась Аэри. – Я и тогда говорила: ни к чему богов беспокоить. Все равно без пользы… Но здесь и здесь, как я понимаю, содержится намек на внешнюю помощь. Нет, я не могу это толковать. Идемте.
– Не может, а толкует преизрядно, – снова не смолчал Ёрра. – Я тоже рассмотрел. Хорошее место. И стрелочки сходятся на свете Адалора, белом и чистом. Все будет успешно. Поехали, Фарнор. Занятно мы прогулялись.
– Завтра вернусь и зарисую, – пообещал самому себе Нагиал. – Необычно выглядит. Глядишь, еще пригодится Гармониуму.
– Вместе съездим, – как о решенном, коротко подтвердил Фарнор.
Аэри не обратила на слова сотника особого внимания, еще раз пристально всматриваясь в положение камней. Сомневаться в столь удивительном ответе нельзя. Но принять его еще сложнее. Ампари ушли, малочисленные и утомленные войнами, непониманием и предательством. Люди утратили часть знаний и единство, находятся на грани внутреннего конфликта. Демоны вот-вот вернутся в мир, лишенный защиты. Ее сыновья на грани гибели… Где же надежда?