Насколько можно судить по наружности, основная порода острова, как и других высоких островов сего моря, – базальт. Подобно им, он окружен коралловым рифом, по которому разбросаны коралловые же острова разной величины; но в порте Дурного Приема и несколько далее к востоку есть под берегом и высокие острова. Весь остров покрыт зеленью, но, кажется, не столь густой, как остров Юалан; на подветренной, то есть на южной и западной, стороне мангровые и другие в воде растущие деревья составляют непроницаемую опушку.
Жилищ, скрытых по большей части лесом, видно по берегу весьма мало; но дым, подымавшийся во многих местах, и обширные кокосовые рощи свидетельствуют о хорошей населенности острова, особенно в северной части; юго-западная кажется наименее населенной. К нам выезжало в разное время до 500 взрослых мужчин, и, судя по тому, все население острова, с женами и детьми, может простираться до 2000 душ. На группе Пагенема мы видели людей, но постоянно ли или временно только тут живущих, не могу решить. Во всяком случае число их весьма ограничено.
Немногие дома, которые случилось видеть, были совершенно отличны от юаланских, не имея таких, как те, возвышений по концам крыши, но более походили на шалаши, как у жителей низменных Каролинских островов.
Пыйнипетцы разительным образом отличаются как от юаланцев, так и от каролинцев, впоследствии нами виденных. Наружностью походят они гораздо более на народы папуасского племени. Лица широкие и плоские, нос широкий и сплющенный, губы толстые; волосы у некоторых курчавые, большие, на выкате глаза, выражающие зверство и недоверчивость. Веселость их выражается буйством и неистовством. Всегдашний сардонический смех с бегающими в то же время по сторонам глазами не придает им приятность. Я не видал ни одного спокойно-веселого лица. Что возьмут рукой, то с каким-то судорожным движением и, кажется, с твердым намерением не разжать руки, покуда есть возможность.
Цвет тела их представляет переход от каштанового к оливковому. Роста выше среднего, статны, кажется сильны, всякое движение их показывает решительность и ловкость.
Одежда их состоит в коротком, пестром переднике из травы или расщепленной и высушенной коры бананового дерева, который, привязываясь к поясу, висит до половины лядвеи, подобно тому, как у обитателей Радака. На плечи накидывают кусок ткани из коры тутового дерева[222]; иногда посредине его есть прореха, через которую он надевается на голову, совершенно подобно южно-американскому пончо и плащам, употребляемым на западных островах этого архипелага. Пояс, подобный известному маро островов Полинезии и отличающийся от юаланского толла тем, что не имеет мешочка, кроится из ткани, выделываемой из банановых волокон. Волосы, не завязанные и не завитые, остаются всклокоченными в беспорядке. На голову повязывается, подобно повязкам наших девушек, кусок ткани из той же коры длиной аршин или полтора и шириной около двух вершков, служащий им пращой. Знакомство с нами начинали они часто тем, что снимали с головы убор этот и нам дарили. Украшения, носимые на шее и в ушах, мало отличаются от употребляемых на других островах. В узорах на теле замечается гораздо более разнообразия, замысловатости и вкуса, чем у юаланцев. То же можно сказать и об узорах на их тканях, которые в самом деле весьма красивы.
Лодки их бывают разных величин. Большие вмещают до 14 человек. Они выдолблены из одного дерева и не имеют наделок по бортам, отчего вода в них беспрестанно плещет, и они всякую минуту должны ее отливать. Ходят вперед обоими концами одинаково. Коромысло имеют, как и все лодки этого моря, но они отличаются от всех мне известных тем, что носят паруса без мачт.
По всему видно, что они кораблей до нас не видывали или, по крайней мере, в сношениях с ними не были, и одно из лучших тому доказательств то, что они никогда не привозили с собой плодов. Мы не нашли у них ни одного куска железа, польза которого, однако, им известна. Вант-путенсы[223] и рулевые цепи их прельщали, и они не раз пробовали на них свою силу.
Мы имели уже случай говорить о плясках и пении, или, лучше сказать, неистовом крике, с какими они всегда подъезжали к судну. И то и другое относится, кажется, к обрядам дружеской встречи, как и махание куском красной ткани или древесной коры. Последняя заменяет зеленую ветвь, употребляемую на других островах этого моря. Пляска их не имеет никакой грации или правильности. Некоторые надевают для этого на пальцы куски кокосовых листьев, так что они составляют как будто продолжение пальцев вершка на три или на четыре и при скором движении производят треск.
Другие, подняв весло кверху, вертят его с необычайной скоростью.
Удивительно было бы, если бы при беспокойном нраве этого народа война осталась им неизвестной. Следы ран, которые мы видели на многих, и употребление тритонова рога доказывают, что они воюют, но, вероятно, только между собой, ибо не имеют соседей, которые могли бы с ними меряться. Мы нашли у них только два рода оружия: пращу и копье. Последнее – тонкая жердочка, около 5 футов длиной, на которую насажена рыбья кость. Оно не может, кажется, наносить слишком тяжелых ран. Вероятно, что то же орудие употребляют они и для укола рыбы.
Все виденное нами не оставило в нас сомнения, что пыйнипетцы принадлежат к породе людей, отличной от тех, которые населяют все прочие острова этого архипелага, но мы недостаточно их узнали, чтобы сделать какое-нибудь заключение или догадку о настоящем их отечестве. Они показались нам похожими на папуасов. Ближайшая земля, населенная этим племенем, Новая Ирландия, лежит отсюда не далее 700 итальянских миль – расстояние гораздо меньше того, на какое обитатели низменных Каролинских островов простирают обыкновенные свои поездки.
О произведениях острова Пыйнипета мы также ничего сказать не можем; но, вероятно, они немного отличаются от произведений острова Юалан. Климат, кажется, столь же сырой, как там, судя по большому количеству дождей в краткое наше пребывание у этого острова.
Мы нашли здесь животное, существование которого в Каролинском архипелаге отвергалось, – собаку. Может быть, и она вместе с жителями – пришелец из других стран. Та, которую мы приобрели, была породы, совершенно отличной от всех европейских; она была величиной с таксу и на нее более походила, чем на других. Широкий лоб, острые уши, длинный и большей частью опущенный хвост придавали ей такой же характер дикости и недоверчивости, каким отличались хозяева ее. Шерсть на ней была короткая, жесткая, белая с черными пятнами. Мы получили ее щенком, по-видимому, не более 3 недель от роду; но и тогда была она так дика, что несколько дней не выходила из-под пушечного станка и беспрестанно ворчала. Впоследствии она к нам привыкла, но хитрой злости своей не оставляла и ко всякому чужому старалась подкрасться сзади и укусить за ноги. Она почти никогда не лаяла, но иногда выла. В Порте Лойда ее раз свезли на берег, и она сейчас же кинулась бежать в лес и человеку, который ее старался поймать, искусала руки. По прибытии нашем в Кронштадт она также воспользовалась первым случаем, чтобы убежать, и пропала.
Мы правили к северу, чтобы прийти на параллель острова Св. Августина, поиски которого прерваны были открытием и описью островов Сенявина. В следующий день (8 января), достигнув широты 7°18', легли мы к W и искали его в этом направлении, но без успеха, до долготы 203°. Не допуская, чтобы он мог лежать еще западнее, обратились мы отсюда опять к югу, но впоследствии, определив долготу островов Лос-Валиентес, на которой основана долгота Св. Августина, нашли в ней погрешность, позволяющую думать, что мы нашли бы его, если бы продолжили путь свой еще несколько далее к западу.
Остров Пыйнипет виден был до вечера 8 числа, когда скрылся в пасмурной дали, на расстоянии 40 миль с лишком.
Теперь намерение мое было осмотреть острова, открытые испанскими и английскими мореходами между 5¼° и 5¾° широты. Между параллелями 7° и 8° было, может статься, больше надежды сделать совершенно новые открытия; но я считал важнее и полезнее заняться подробным исследованием и описанием островов, хотя и давно открытых, но известных по одному только имени, и то еще не настоящему, чем терять время, гоняясь, быть может без всякого успеха, за новыми открытиями.
До 11 января продолжали мы идти на SO, не встречая ничего замечательного, кроме восточного течения, стремившегося почти прямо против ветра. Остров Пыйнипет опять был виден ясно на NO и скрылся не прежде 10 января вечером в расстоянии 55 миль. В полдень 11 числа, находясь точно на параллели островов Лос-Валиентес[224] (широта 5°36', долгота 201°40'), спустились мы к западу, но не прежде полудня следующего дня увидели их с салинга, а во втором часу были уже вплотную к ним.
Мы прошли сначала вдоль рифа, образующего южную сторону группы, высматривая в нем отверстие, означенное на плане Томпсона, помещенном в Атласе капитана Фрейсине, но тщетно: риф продолжался сплошной стеной до самого островка, образующего SW угол группы. Малейшее в нем разделение не могло бы от нас укрыться, потому что мы держались к нему весьма близко. К западному острову подошли мы уже в сумерки. Нам казалось, что мы различаем на берегу людей; тем с большим нетерпением ожидали мы рассвета (13 числа), с наступлением которого подошли вплотную к островам и увидели на берегу человек до тридцати жителей, которые знаками манили нас к себе, вынужденные этим ограничиться, ибо не имели ни одной лодки, – случай, едва ли бывалый по всем островам Южного моря.
Хижинки их, по-видимому весьма бедные, стояли вместе в тени кокосовых пальм. Хотя сильные повсюду буруны мало подавали надежды выйти здесь на берег, однако Ратманов и Мертенс отправились на гичке с поручением стараться непременно войти в сношения с жителями, узнать название их земли и пр. Они воротились около полудня без успеха. Море так сильно везде разбивалось, что без явной опасности невозможно было рискнуть пристать. Жители, столпившись на берегу и частью даже в воде, криком и знаками звали их к себе, показывали кокосовые орехи, махали зелеными ветвями и пр. Люди наши, с св