Внутренняя Териберская губа лежит от мыса того же имени на юг в 4½ милях. Она подобна чаше, имеющей в окружности три мили с лишком. Южный ее берег песчанен и низмен; от него к югу на некоторое расстояние простирается ровная, возвышенная площадь, покрытая песчаной осокой и редким кустарником; далее видны высокие каменные горы, окружающие всю губу; на западном берегу крутизны подходят к самой воде; на восточном чередуются они с низменностями.
В Териберской губе есть для парусных судов два якорных места в бухтах, вдавшихся в восточный и западный берега, из которых первая называется Корабельной, вторая Лодейной. Оба места безопасны и покойны, хотя и не весьма просторны. В обеих бухтах глубина от 5 до 16 сажен, грунт в Корабельной – ил с песком, в Лодейной – крупный и мелкий песок. Между ними глубина весьма стремительно увеличивается до 20, 30 и 40 сажен. Та же глубина везде посередине губы, но саженях в 100 от южного берега уменьшается вдруг до 4 сажен. В Корабельной бухте есть подводный камень, в большие отливы иногда осыхающий, на котором в малую воду всегда видна трава. Он лежит от ближайшего северного берега бухты в 230 саженях, от восточного плеча реки Териберки в 650 саженях на NO 55° и на NW 43° в 235 саженях от низменного голого островка, лежащего в 90 саженях от юго-восточного берега губы. Это есть единственная опасность по всей губе.
Териберская губа видна с моря на большом расстоянии. Песчаный южный берег ее резко отличается от крупных скал, видимых справа и слева. Чтобы войти в губу, до́лжно, рассмотрев эту песчаную низменность, править прямо на нее. От Териберского мыса, оставив его к О в одной версте, курс будет StO. Пройдя этим курсом мили три, поравняешься с низменным Жилым мысом, который оставляется к западу; от него до устья губы еще около одной мили. Вход, имеющий ширины около одной версты и глубины 50 сажен, совершенно безопасен. К обоим берегам можно подходить вплоть. Желая остановиться в Корабельной бухте, нужно подойти к восточной стороне входа на 100 сажен и плыть в этом расстоянии параллельно берегу. Когда растворится бухта, глубина весьма стремительно уменьшится от 30 до 12 и 9 сажен, и тут можно класть якорь когда угодно.
Глубина будет 6½ сажен, грунт – ил с песком, расстояние до ближайшего берега 100 сажен, до подводного камня 150 сажен. Можно пройти еще с полкабельтова далее в губу, так что оба берега входа створятся; но в этом нет никакой надобности, ибо и на первом месте волнения быть не может как по малой глубине, так и потому, что валы отражаются внешними берегами. Хотя течения здесь почти нечувствительны, но из-за крутизны дна следует непременно ложиться фертоинг, кладя якоря О и W. От подводного камня нужно брать только ту предосторожность, чтобы не удаляться от северного берега более сказанного расстояния, чему особенно большие суда должны следовать, потому что и в пределах якорного места есть небольшое пространство, где в малую воду не более 22 футов глубины бывает. Впрочем, приближение к подводному камню обозначится всегда безошибочно переменой грунта с песком и илом на камень.
Чтобы стать на якорь в Лодейной бухте, нужно от мыса Жилова лечь вдоль W стороны входа также не далее 100 сажен от берега. Пройдя побольше мили на юг, увидишь низменный, постепенно возвышающийся, поросший кустарником берег, окружающий эту бухту. Вскоре отделится довольно высокий, выдающийся к югу мыс, образующий северную оконечность бухты. От этого мыса на SSO или на StO в 110–150 саженях находится якорное место; глубина 6–3 сажени, грунт – мелкий или крупный песок. Место это закрыто более, чем в губе Корабельной, но в замену того грунт не столь надежен. По той же причине, как там, следует и здесь ложиться фертоинг, располагая якоря по тем же румбам.
Кроме этих двух мест, в Териберской губе нельзя нигде лежать на якоре. Под южным берегом глубина и грунт тому не препятствуют, но зато с моря нет совершенно никакой защиты.
Река Териберка впадает в юго-западный угол Териберской губы. Устье ее открыто к NO, общее направление ее русла от SSO к NNW. Правый берег ее с южным берегом залива образует вышеописанную песчаную равнину, с левого берега поднимаются высокие и крутые каменные горы, разделенные в некоторых местах песчаными разлогами. Устье реки преграждено баром, в котором только 9 футов воды, далее в реку глубже. В северный берег в 2 кабельтовых от устья вдается небольшая бухта, в которой наименьшая глубина 22 фута, грунт – песок с илом, пеленг становища SO 62°. Войдя в полную воду, могут здесь суда весьма удобно исправлять повреждения свои. Чтобы войти в реку, до́лжно держаться вплоть к левому, отрубистому и приглубому берегу. Водой наливаться весьма удобно, особенно же при полной воде, из ручья, стекающего с горы на левом берегу Териберки, против становища. Вода чиста, холодна и вкусна.
Течения в реке Териберке в обе стороны бывают весьма быстры, но в бухтах Корабельной и Лодейной едва ощутительны, во входе они довольно приметны и следуют положению его.
Склонение компаса найдено около 2½°. Я говорю около, потому что необыкновенное различие выводов не позволяет сказать в этом отношении ничего положительного. Заметив с самого начала различие это, умножили мы нарочно наблюдения, но двух раз сряду не получали одинакового склонения. Оно менялось от 1½О до 3½W. Может быть, горы, окружающие Териберскую губу, содержат в себе железо, служившее причиной этой неправильности компасов, которую я не умею объяснить иначе, поскольку все наблюдения производились со всевозможной старательностью.
При самом устье реки Териберки на правом берегу находится рыбачье становище, одно из обширнейших по всему берегу Лапландии. В него собираются до 80 человек промышленников, большей частью из Сумы.
Поморы (под этим названием разумеют вообще жителей берегов Белого моря) выходят на ладьях из мест своих обыкновенно около Николина дня, раньше или позже, смотря по весне. Выходом располагают так, чтобы не встретить в море льдов, которых очень боятся. На каждой ладье бывает от 12 до 20 человек, из которых каждые четверо имеют шняку[142]. Они ходят всегда в то же становище, если что-нибудь важное не заставит переменить его.
Промышленники, придя в становище, исправляют свои шняки, которые обыкновенно оставляют тут на зиму, и начинают промыслы, состоящие единственно в морской рыбе: треске, палтусине (или палтасине) и пикшуе (или пикше). Семги они не ловят. Вся речная рыба есть достояние лопарей. Лов рыбы производится следующим образом: белые веревки, немного потоньше стеклиня[143], связываются конец с концом до длины 2000 сажен. По всей длине веревки через каждые 2 и 3 сажени ввязываются короткие кончики потолще длинной веревки, к которым присоединяются крючки; снаряд этот называется ярус. К обоим концам яруса и к середине его привязываются якорки или камни, крайние побольше, средние поменьше, к которым прикрепляются на веревках, длиной равных глубине моря, поплавки (кубасы) с голиками (махавки).
Наживив каждый крючок целой песчанкой, растягивают ярус и спускают на дно, и если время хорошо, держатся на кубасах одну воду, т. е. шесть часов, потом выбирают ярус, снимают попавшуюся рыбу, наживляют снова крючки и снова выметывают ярус. Для отдыха уезжают в становище, оставляя в море ярусы, к которым возвращаются через одну воду, отыскивая их по створам приметных мест. Навык сделал их в этом весьма искусными. Некоторые находят безошибочно то место, где кубас, затопляемый иногда сильным течением, должен в тихую воду вынырнуть, и весьма спокойно и в полной уверенности его тут ожидают. За треской отъезжают они от берега на 5 и 6 верст, за палтасом [палтусом] же, для которого и ярусы делаются толще, верст на 20 и за 30, так что берег едва становится виден, но и тут всегда находят свои кубасы. Можно вообразить, с какими трудностями и еще более опасностями сопряжен этот промысел, производимый в открытых лодках в суровом полярном море!
Промышленную рыбу солят, смотря по обстоятельствам, в то же время или через несколько часов. Когда выезд был трудный, поедят они сначала, сходят в баню и отдохнут; между тем рыба остается подверженной разрушительному действию солнечного зноя или сырого воздуха и принимает немало порчи, которой соление истребить не может. От этого неприятный запах соленой трески и от этого чрезвычайное различие в доброте рыбы, привезенной в Архангельск в одно и то же время и даже в том же судне. Которая скорее была присолена, та менее и испортилась. Вредит ей также нечистая соль, промышленниками употребляемая, и небрежность при солении. Очистив внутренность и отняв голову, кладут просто в трюм ладьи ряд рыбы, пересыпают его солью, кладут другой ряд и так далее, пока наполнится трюм.
Таким образом хорошая рыба смешивается с дурной, и все приправляется всякого рода нечистотами, попадающими в трюм. Мудрено ли после этого, что 8 сентября, когда в первый раз открываются все эти вместилища гниения, во всем Архангельске нельзя отворить окошка, что все малые протоки (в Соломбале) несколько дней сряду наполнены бывают вместо воды как будто тресковым отваром оттого только, что рыбу эту в них полощут! Архангельские хозяйки отбирают обыкновенно лучшую, т. е. наименее испортившуюся рыбу, перемывают ее и пересаливают, отчего она, хотя и не совершенно теряет свой запах, однако же делается весьма вкусной.
Внутренности рыб, под общим названием максы, складываются в чаны, киснут, бродят и доставляют тресковое сало. Головы складываются на открытом воздухе в костры, таким образом провяливаются и после продаются в Архангельске дешевой ценой.
Поморы, добыв полный груз ладьи, возвращаются восвояси, заходят к городу, куда собираются все к 8 сентября, продают рыбу, покупают что нужно для своего обихода и на зиму возвращаются домой, чтобы весной приняться опять за прежнее. Зимой жители западнейших мест – Кеми, Сумы и прочих промышляют навагу. Для этого выезжают за несколько верст в море на собаках и сквозь проруби на удочки ловят ее множество, в чем способствует им чрезвычайная прожорливость этой рыбы. Рассказывают даже (за верность этого я, однако же, не ручаюсь), что случается иногда вытаскивать по 3 и