Йоханна похожа на свою бабушку Марийку: ее точеное хрустальное лицо разбивается на маленькие фигурные обломки, их много в закромах Юлиана, эти осколки, их массу клюют голубки с кровавыми глазами, и яйца этих птиц, красные, похожи на пяточки новорожденного.
Люка, Люка, Lüka – примеряет на себя младенец имя предка, но оно, как круглый камень, катится с его лба, пока нежное семейное прозвище не впускает имя в свою созревшую карету.
2001.
Geh un mach die Fensterlahde uf, Johanna!
Быть наедине с собой в многолюдье.
«Nimm, nimm, Schätzchen, ich habe dieses Buch extra für Dich besorgt. Der Titel lautet «Deutschland hin und zurück», der Autor ist auch Russlanddeutscher. Damit wirst du ruhiger. Lies, es berührt und beruhigt dich»73, – Юлиан, истый дух Германии, продолжает влюблять Йоханну в свою страну. Для нее диковина, диво этот робкий мальчик с белыми прямыми волосами. Книгу Венделина Мангольда она теперь всегда носит с собой. Автор ее любит вокзалы, переплетения путей, его стрела «Augsburg – Würzburg» пронизывает и родной для Юлиана Бонн.
Йоханна стоит на римском фундаменте Германии, всюду Трир, рыжий, осенний Трир. Плиний Старший знал эти места. Взлохмаченный, робкий, Юлиан везет ее в Люксембург, сумеречный город на их глазах постепенно уходит в темноту ступенями крепостных стен: первой гаснет верхняя часть каскада, затем тьма ползет книзу. Йоханне зябко, они снова забираются в машину Юлиана и едут в Германию.
«Geh un mach die Fensterlahde uf, Johanna!»74 – слышит девушка сквозь сон. Это кричит бабушка. Но ставень нигде нет. Йоханна, еще не открыв глаза, ищет руками ставни, Юлиан улыбается, притягивает ее голову к себе, целует волосы. Вечером они расстаются. Ей на конференцию в Гисен, а он занят, не уйти с работы.
Незнакомый город для Йоханны начинается с особой формы отдыха – быть наедине с собой в многолюдье. Она одна. Новые люди рядом как дно в мелком водоеме, к которому можно прикоснуться, а можно просто плыть, не заботясь о безопасности. Быть может, дна давно не достать, и они не ответят на ее приветствие? Увы, остаться одной значительно сложнее, чем общаться. Но и значительно интереснее. Йоханна надеялась, что выходных с Юлианом ей хватит надолго, можно будет пить и пить их драгоценные капли. Но, увы, уже через десять часов после расставания она сильно тоскует по нему, часто смотрит в мобильный, благо Юлиан щедр на сообщения и не играет с ней в молчание.
В воскресенье Гисен погружен в целительную тишину (казалось, жителей здесь почти нет, ни звука, лишь колокольный звон внезапно охватывает город с высокой башни), но с понедельника оживает. Он не игрушечный, как некоторые другие немецкие города. Прогулки по Гисену словно создают вокруг человека воздушную подушку. Город небольшой и понятный. С чистым воздухом. Со своим пешеходным Арбатом. Неожиданный. То встретится железный мост, то тоннель, а в нем узкая речка, поросшие мхом ступени. То городская скульптура обступит тебя, как группка живых людей. То фонтан стеной струй упадет перед тобой с моста ночью.
2001.
Соборы и башни не принадлежат здесь городу.
Красная гусеничка городского трамвая.
Но сказочных чудес от Гисена не ждешь. Телефон замолкает. Нет, все его функции работают, только Юлиан офлайн. Может, дело в городе? Другое дело – Фульда, с ее стреловидными, летящими в небо соборами, они здесь словно на цыпочках. Когда утром на город опускается туман, дома и площади еще видно, а самый высокий собор похож на висящий над городом призрак. В Фульде Юлиан всегда был рядом. Был он рядом с Йоханной и в Халле. Соборы и башни не принадлежат здесь городу. Они нездешние. Город и эти высокие пришельцы откликаются на разный зов. Халле скорее голос, чем слух; а его храмы – слух. Тиканье сердца для слабовидящих на светофоре, шуршание под ногами неожиданного мелкого щебня перед рестораном, Flammkuchen75 в руках шумного официанта – это Халле. А колокольный звон, рассыпавшийся ввысь, а не на землю, и ты с задранной к небу головой – это их Gehör76 и твой Ruf77, окликай и будешь услышан, ведь ты внутри органа слуха, среди золотых молоточков и наковаленок, тебя слышат как никогда. Красная гусеничка городского трамвая настороженно изогнулась у подножия башни.
…Эта общая их дрожь, когда Юлиан встречает ее после разлуки, в аэропорту, на вокзале, в метро, улыбается, сразу берет за руку и быстро ведет за собой, а Йоханна идет, влекома, за ним, за ним, за ним, на край земли. Он, высокий, резко останавливается, поворачивает ее к себе и жадно смотрит в лицо, она тоже робко разглядывает его выпуклые веки, губы изысканного рисунка. Его руки уже легонько блуждают по ее телу, но владеет он ею лишь у себя дома, в своем царстве, сейчас они переступят порог этого рая. Пока же он поправляет на ней шарф, уголки ее губ радостные, ее рыжие волосы рассыпались по плечам, они оба говорят что-то веселое друг другу на ухо, наверное, она делает много ошибок в немецком, но как они сладки для него. Ее робость при нем столь взволнованна и красноречива, да, да, Юлиану нравится ее робость, ее высоко дышащая грудь, опущенные глаза, руки, прикрывающие нежную кожу. В своей постели он осторожно целует ее шею, гладит пальцами ее лопатки; кусочек обоев перед глазами Йоханны похож для нее на золотистое солнышко, внутренний ландшафт освещен.
Вечером Йоханна едет в Вецлар, старая часть которого, начиная с моста XII века, – типичная германская сказка. Многовековые строения, мощенные крупным камнем мостовые, гербы на стенах домов. Йоханне не по себе. Дом Лотты, в которую был влюблен молодой Гёте, живший неподалеку. Чашка горячего шоколада в кафе у гигантского собора. Привольное течение внутренней реки.
2001.
Вертикальный самолет стоит в ангаре.
Мяч луны возвращен зрелому небу.
Этот собор доращивался в разные эпохи, он разного роста, цвета. Смотрит на Йоханну снизу вверх. Его огромное оголтелое существо лежит на вертикальной прозрачности неба. Йоханна наклоняет голову к своему плечу, с ее виска, как с горки, скатываются и ударяются о землю наковальня и молот. За минуту она теряет слух, в уши, как гвозди, входят плотные конусы воды.
По очереди, как водится среди влюбленных, они с Юлианом месили ногами глину тишины, серое яблоко пузырилось под их стопами, текло уставшее вино. Когда один прекращал танец, другой его начинал.
Но теперь нет на свете города, в который она бы уехала и вдруг встретила его на улице – наспех прилетевшего к ней, ошалевшего от драгоценной пропажи, со взволнованным сердцем. Йоханна не слышит. Люди еще не воздвигли этот город, Бог его не придумал. Можно много раз выходить ночью на площади и берега разных городов, но, увы, никто не купил билета на ночной рейс, ничье нетерпение не мешает любящему уснуть, вертикальный самолет стоит в ангаре.
Йоханна на чашке весов в руках Юлиана – лишь крошечная золотая гирька, она не перевесит другой, грубой силы камня на шее, возле которой он сам, его родственники, друзья, домашние животные и деньги.
Он больше и не прикасается к ней. Его мимика, обращенная к ней, теперь не полна смущения, изумленной радости, узнавания. Раньше, чуть оставшись наедине, они с разбега обнимали друг друга, яростно изучая пальцами и губами любимые пейзажи. Их лица и тела не знали границ друг друга. Юлиан и Йоханна радостно улыбались друг другу в лицо, и пальчики ее были частью его лица, и он целовал ее горло.
Мужчина в белой рубашке и черных брюках бежит ей навстречу, полоски его легкого черного галстука борются с напором воздуха, он пытается освободиться от галстука. На причале одинокий контрабасист. Бегущий слышит. Юлиан не отталкивает Йоханну, но бежит сквозь нее, как птица летит сквозь небо.
Тряпичная луна в руках девушки и мужчины, они раздирают ее на куски. Но он твердый свет, а она процесс. Их нет больше вместе. Мяч луны возвращен зрелому небу.
2013.
В ней Божья искорка.
Он царственно забывает обо всех, кроме себя.
Будто кто-то возвышенный заглядывает внутрь Анны. Он успокаивает ее, похлопывая изнутри своими умозрительными ладонями.
– Пришли мне свое фото. Как ты сейчас одета?
– Я сегодня позавтракала фотографией творога. Потом на фотке такси доехала до Лубянки. Лубянка тоже была на фотоснимке.
Анна чувствует, как Олег, слушая ее в телефонной трубке, улыбается. Он назначает ей встречу. Сама не зная зачем, она соглашается. Эти встречи ничего не дают, у нее не возникает ощущения родства с ним. Анна садится в машину Олега, поднимая край своей длинной шубы. Она смотрит на мужчину, с которым неделю назад уже почти простилась, и в ее зеленом взгляде он читает изумление. Он теперь видит ее воочию, он тоже понимает, что они чужие, и тоже сам себе удивляется. В свои сорок Анна выглядит на двадцать пять – двадцать восемь. Но дело не в этом. В ней Божья искорка, от этой девочки уйдешь, а потом будешь всеми силами возвращать. Анна родилась со звездой внизу живота. Звездочка загорается избирательно, очень редко, ее восход может увидеть желанный мужчина, у которого духовное и физическое, увы, не спорят друг с другом.
Анна в ранней молодости приобрела внутреннюю свободу, а поскольку эта свобода – часть ее самой, отнять ее невозможно. Мужчина для Анны воздух, но не знает, что она умеет не дышать.
В квартире Олега Анна осторожно оглядывается. Она отбрасывает непослушные волосы, в ней растет протест.
Олег хочет раздеть ее и увидеть в самом низу ее живота, слева, нарисованную маленькую золотистую подко