– Вы мешаете господину Паппельмейстеру! – гневно одернула его Вера.
– Это что-то новое! Флейты, кларнеты! – восхитился Паппельмейстер.
– Браво, браво! Я так взволнована!
– Так это недурно, Поппи?
– Ах, великолепно! Соло арфы… вторые скрипки!
– Я всегда говорил, что он гений! – заявил Мендель.
– Ему нечему учиться в Германии, скорее он ее научит! – воскликнул дирижер.
– Американская симфония, не так ли? – уточнил Квинси.
– Именно! – ответил Паппельмейстер.
– Приму в одну из своих программ.
– Это будет исполняться в мраморном зале с видом на Гудзон? – спросила Вера.
– Разумеется. Перед пятьюстами лучшими людьми Америки.
– О, благодарю вас! Это уже слава! – воскликнул Мендель.
– И деньги! Не забывайте: деньги! – добавил Квинси.
Не помнящий себя от радости Мендель скрылся на кухне. Через минуту вернулся вместе с Давидом. Тот упирался, но на сей раз уступил.
– Ах, мистер Квиксано, я так рада!
– Молодой человек, вас услышит утонченная публика в лучшем моем зале!
– Почему вы молчите? – обратилась Вера к Давиду.
– Не знаю, как благодарить вас, – пробормотал Давид.
– Не меня, мистера Девенпорта!
– Большая честь познакомиться с мистером Паппельмейстером! – сказал Давид.
– Но это устроил мистер Девенпорт! – с тревогой возразила Вера.
– Прежде чем я приму благодеяние, я хочу лучше узнать благодетеля.
– Я к вашим услугам, молодой человек!
– Я знаю, сэр, вы не зарабатываете тех денег, которые тратите.
– Что-что? – изумился Квинси.
– Давид хотел сказать, что вы не занимаетесь бизнесом, – сгладила Вера.
– Верно ли, сэр, что вы поглощены развлечениями? Так пишут газеты!
– Довольно, Давид! – вскрикнула Вера и взглянула на ошалевшего Менделя.
– Интересно знать, что люди читают обо мне!
– Правда, что вы венчались на воздушном шаре?
– Чистая правда! Женитьба в светском обществе!
– В Америке вы лишь два месяца в году ради развлечения богатых европейцев…
– И ради вашей славы, почтенный. Вашу дребедень услышат принцы и герцоги.
– Вы устраиваете венецианские каналы во дворце, и гости едят в гондолах!
– Вера, как жаль, что вы тогда отклонили мое предложение, – сказал Квинси.
– А в это время в Нью-Йорке дети умирают от голода! – прокричал Давид.
– Что, простите? – не понял Квинси.
– Такого сорта люди будут слушать мою симфонию? – не сдержал гнева Давид.
– Хватит, Давид! – взорвался Мендель.
– Я не стану вашей новой затеей, мистер Девенпорт! Ни я, ни моя симфония!
– Неблагодарный! – взревел Квинси.
– Меценатство душит свободу художника!
– Сирый неудачник!
– Не для таких, как вы, предназначена моя музыка! Вы убиваете мою Америку!
– Его Америка! Жалкий еврей-иммигрант!
– Да, я еврей! Но ваших отцов-основателей вдохновлял наш Ветхий Завет!
– Вера, вы не говорили мне, что ваш еврей-сочинитель еще и социалист!
– Слава Америки обязана евреям-иммигрантам больше, чем вашей когорте!
– С меня довольно, я ухожу!
– Примите мои извинения, мистер Девенпорт, – пролепетала Вера.
– Будьте снисходительны, он еще только мальчик! – взмолился Мендель.
– Моя Америка отторгнет вас! – пророчески страстно провозгласил Давид.
На протяжении всей перепалки господин Паппельмейстер молчал и слушал. Последние слова Давида произвели на него возбуждающее действие.
– Да здравствует Квиксано! – не думая о последствиях, выкрикнул дирижер.
– Поппи! Вы уволены!
5. Ты не наш
Благословенная Америка дала кров и вдохновение Давиду Квиксано, молодому музыканту-самоучке, бежавшему из Российской империи от кошмара Кишиневского погрома.
Его дядя Мендель Квиксано и с ним заодно юная русская иммигрантка Вера Ревендаль одержимы желанием отправить Давида в Германию учиться композиции.
Талантливый дебютант сочинил симфонию во славу свободного Нового Света. Великий дирижер Паппельмейстер превознес до небес новаторское произведение.
Богатый Нью-Йоркский меценат Квинси Девенпорт собрался было снабдить юное дарование деньгами на учебу, но социалистические взгляды молодого русского еврея удержали щедрую руку толстосума и юдофоба.
Паппельмейстер, дирижировавший частным оркестром Квинси Девенпорта, был уволен своим капризным нанимателем за то, что в словесной перепалке, возникшей между Квинси и Давидом, взял сторону музыканта.
– Мисс Ревендаль, я ухожу. Вы со мной? – воскликнул Квинси.
– Ах, мистер Девенпорт, – нерешительно пробормотала Вера.
– Это вы, мисс Ревендаль, привели меня в этот еврейский дом! Так вы идете?
– Примите мои извинения…
– Оставайтесь со своим евреем! – потеряв терпение, заявил Квинси и вышел.
– Господин Паппельмейстер, из-за меня вы лишились места, – повинился Давид.
– Но сберег душу. До скорого свидания, – сказал дирижер и откланялся.
– Все пропало, Давид! – вскричала Вера, когда они остались вдвоем.
– Мне отвратительны благодеяния богатых снобов! – упрямо заявил Давид.
– Я тоже не люблю светское общество, но вы отбросили лестницу к успеху…
– Знаю, вы желаете мне добра, но я не согласен быть у них в долгу.
– Они могли открыть дорогу вашей музыке…
– Для них Европа – дворец искусств. Но стены дворца испачканы кровью мучеников.
– Довольно об этом. Я не помогла вам. Значит, нет более причины встречаться…
– Наказываете меня? Обижены неблагодарностью? Я причинил вред лишь себе.
– Не видеть вас – наказание для меня самой! – призналась Вера и вспыхнула.
– О, мисс Ревендаль! Это правда? Это слишком невозможно!
– Прощайте…
– Обещайте, что не навсегда! – взмолился Давид и порывисто взял Веру за руку.
– Обещаю, Давид, – прошептала Вера, взволнованная прикосновением.
– Вера, дорогая!
– Мой дорогой, мой дорогой, – вырвалось у нее, и вот уж она в его объятиях.
– Это сон! Могу ли я нравиться тебе? Ты паришь высоко-высоко…
– Как простодушен ты, Давид! Твой талант возносит тебя к звездам!
– Это ты возвышаешь меня!
– Возвышаю? Меня учили унижать твой народ! – сказала она, гладя Давида по волосам.
– Таковы русские, – вздохнул Давид.
– Особенно мы, аристократы.
– Ты аристократка?
– Мой отец – барон Ревендаль. Но у меня своя жизнь.
– Значит, он не разлучит нас?
– Никто и ничто не разлучит нас! – неколебимо заявила мисс Ревендаль.
За дверью послышались шаги. Это вернулся Мендель, который тщетно пытался убедить Квинси не отказываться от благородного замысла. Давид и Вера разомкнули объятия. Вера бросилась к выходу, столкнулась с Менделем и выскользнула наружу.
– Вот и мисс Ревендаль покинула нас. Ты отвадил всех друзей, Давид.
– Не всех, дорогой дядя, не всех!
– Отчего ты сияешь, как новенький цент? Не вижу повода.
– Я счастлив!
– Счастлив?
– Вера любит меня!
– Вера?
– Мисс Ревендаль.
– Ты сошел с ума!
– Ангел сошел с небес!
– Но ведь ты еврей!
– А она – дочь барона!
– Вот видишь! Ты не можешь жениться на ней!
– Жизнь сильнее твоих догм!
– Догмы? Голос крови вопиет сквозь поколения!
– Америка – это котел, сплавляющий народы.
– Другие народы – да, наш – нет!
– Разделение рас – горький плод их тщеславия.
– Наш народ сотворен не для сходства, а для несходства с другими народами.
– Гордыня и мечты, жертвы и обычаи – все наше обезличится в глыбе новой расы!
– Еврей побывал в тысяче котлов, но не плавился, а лишь крепчал!
– Крепчал в котлах ненависти, но плавит людские сердца огонь любви!
– Мы не стали испанцами в Испании, турками в Турции, голландцами в Голландии!
– Мы должны смотреть вперед!
– Мы и назад должны смотреть!
– И увидим Кишинев, погромы, злобные лица убийц!
– Успокойся, Давид!
– Новая кожа не нарастет на клейме прошлого, но безумно не уповать на будущее!
– Это твои упования безумны. Еврея здесь ненавидят, как везде!
– Я верю в Америку, я верю, что Америка верит в нас!
– Избавь меня от болтовни. Иди и женись на шиксе!
– Уходить? Ты гонишь меня?
– Если останешься – разобьешь сердце моей матери. Ты отрекся от веры отцов!
– А вера сынов? Что с нею?
– Жизнь ответит. Я скрою от матери. Не хочу, чтоб оплакивала тебя, как умершего.
– Я должен уйти. Мой мир шире.
– Иди. Ты не наш…
6. Житья от них нет
Сведшие дружбу в Нью-Йорке Давид Квиксано и Вера Ревендаль – еврей и русская аристократка – оба эмигрировали из Российской империи в Америку, оба молоды и преисполнены благородных помыслов, оба, с трудом веря глазам и ушам своим, счастливые и изумленные, обнаружили однажды, что любят друг друга.
Российское прошлое талантливого музыканта Давида омрачено гибелью его семьи в Кишиневском еврейском погроме. Активная деятельница русского землячества антимонархистка Вера скрывалась за океаном от царских властей.
Американский миллионер Квинси Девенпорт, имевший виды на Веру, привез в Нью-Йорк ее отца барона Ревендаля и его вторую жену. Барон, бескорыстный и самоотреченный приверженец царя, страстно желал помириться с дочерью-революционеркой. Квинси, в свою очередь, надеялся извлечь пользу из намечавшегося консенсуса меж поколениями Ревендалей.
Гостиная мисс Ревендаль в доме землячества украшена цветами и репродукциями картин. Открыто пианино, на нем ноты. Мебель простая и изящная.
В отсутствие хозяйки служитель сопроводил в ее гостиную трех визитеров. Это Квинси Девенпорт и барон Ревендаль с супругой. Барон высок ростом, костюм его безупречен, как и английский язык в его устах. Строевая выправка и манеры военного аристократа добавляли штрихи к портрету верноподданного и высокопоставленного служаки. Баронесса много моложе мужа, ее наряд и украшения одновременно шикарны и грубы.