Плавленый сырок — страница 21 из 342

Православный цвет Руси!

Все ребята в полном сборе —

Хоть иконы выноси!

Вся коммерция — под Богом,

Только праведников нет.

Моисей вот от налогов

Укрывался сорок лет.

Яйца Фаберже прекрасны

И по-прежнему в цене!

С молотом в стране неясно,

Но серпы еще вполне…


Плавленый сырок: 13.02.2004

Здравствуйте! В эфире — программа «Плавленый сырок» и я, Виктор Шендерович. Вот ведь, доложу я вам, жизнь: сидишь, прикованный к алфавиту, как австрийский пулеметчик, с мрачной рожей шутки придумываешь, а действительность — раз, и получай готовое произведение… Недаром просил Николай Васильевич Александра Сергеевича: сюжета, ради всего святого, сюжета! На минувшей неделе Пушкина не потребовалось: сюжет состоялся сам, настоящий, даже, можно сказать, детективный… Речь конечно, об Иване Петровиче Рыбкине. Что тут сказать? Пропажа на четверо суток кандидата в президенты — это, конечно, экзотика даже по нашим меркам. Это, братцы, какая-то просто Латинская Америка. Африка это, габон самый натуральный! Конечно, всякое бывает… И жена может поднадоесть, и Киев город хороший, но зарегистрироваться в президенты России и исчезнуть на четверо суток и заподозрить неладное в том, что тебя ищут… Чтобы человек с мыслительным аппаратом такой силы был спикером и секретарем Совета Безопасности — это на моей памяти впервые. Как вы считаете? Вот и я говорю: странно. И ведь вроде не пьет… А говорит, вернувшись, не то чтобы как пьяный, но… Все слова по отдельности понятны, а совокупного смысла — с гулькин нос. И глаза отводит, как булгаковский Варенуха после встречи с нечистой силой… Несчастный ведущий нашей радиостанции чуть сам с ума не сошел!

ВЕДУЩИЙ. Не было похищения, не было никаких насильственных действий в отношении вас?

И. РЫБКИН. Это не мне квалифицировать, что было, и как было, и что кончилось.

ВЕДУЩИЙ. Подождите, Иван Петрович, вы же в сознании были, извините.

И. РЫБКИН. В сознании. Но я еще раз говорю: то, что со мной происходило, не хочу давать квалификацию. По тому, что происходило в первой части, мне все понятно. Что происходило во второй части, для меня просто удивительно. Просто удивительно.

Обычные люди подбирают слова для того, чтобы точнее выразить мысль. Иван Петрович говорил так, чтобы ничего не сказать — говорил о чем угодно, кроме того, о чем его спрашивали. И настежь открывал шлюзы нашей фантазии, ибо чем хороша Россия, так это возможностью сделать былью самую страшную сказку! Ну, например.

ГОЛОС. Поздний зимний вечер. Звонок телефона. Иван Петрович? Вы меня не знаете, я хочу показать вам документы. Это не телефонный разговор, я стою внизу, шестые синие «Жигули», жду. Через час «Жигули» с обколотым Иваном Петровичем подъезжают к самолету в каком-нибудь подмосковном Чкаловском, еще через три его, немного пришедшего в себя, в ночном украинском лесу, подводят к могиле журналиста Гонгадзе и спрашивают: Иван Петрович, вам все еще не нравится Путин?

Нет, чур меня, чур! Наверно, все-таки, это было не так… А, допустим, вот так…

ГОЛОС. Поздний зимний вечер. Звонок телефона. Иван Петрович? Вы меня не знаете, ваш телефон дал мне такой-то, у меня есть для вас интересное предложение. Через час они сидят за хорошо сервированным столом в закрытом московском клубе. Иван Петрович, говорит человек, между нами говоря, март на носу, перспектив после марта у вас нет никаких, репутации тоже нет — так, может, гульнем напоследок? Скажите, столько вам платит Береза? Не надо ничего говорить, напишите цифру. Ага. Теперь дорисуйте к ней, скажем, нолик. Нет, один нолик, Иван Петрович, один! Очень хорошо. Теперь давайте договоримся, что вы пьяница и бытовой разложенец. А что вам терять? Жене потом все объясните, нолики покажете, а пока — отключите-ка телефончик и потеряйтесь на пару-тройку суток.

М-да… А может, черт его знает, и не было никакого звонка, а просто: приходит Иван Петрович домой и вдруг понимает, что все это достало его по самое не могу, что жизнь проходит, а счастья нет, что от работы говорящим лондонским попугаем психика расшаталась окончательно, а персонально Бориса Абрамыча он больше не может слышать ни секунды. Он оставляет жене пиджак, деньги и фрукты, отрубает мобилу — и рвет когти на вокзал; и уезжает к такой-то матери городов русских, и немедленно нахрюкивается до полной несознанки, и приходит в себя только на четвертый день, и вернувшись, говорит, что такого беспредела он не видел нигде. В общем, все что угодно могло быть (кроме, разумеется, того, о чем рассказывал Рыбкин). Включая то, что он начал потом рассказывать из Лондона через свою пресс-службу. Как бы то ни было, в сухом остатке получилась очень простая история. Первый и единственный кандидат, который начал транслировать плохие слова про дорогого Владимира Владимировича, как-то очень кстати и почти мгновенно оказался то ли трусом, то ли моральным разложенцем — и уж точно: дураком. Вот, кстати, как имя пригодилось… Одним из первых все правильно понял поэт-правдоруб Игорь Иртеньев.

Ну, скажу, Иван Петрович,

Удивил ты, брат, меня,

Где же ты, Иван Петрович,

Пропадал четыре дня?

Что же ты, Иван Петрович,

Поднял на уши страну?

Как же ты, Иван Петрович,

Напугал свою жену!

За тебя, Иван Петрович,

Я напрасно глотку драл,

Думал я, Иван Петрович,

Светоч ты и либерал.

Никакой, Иван Петрович,

Ты теперь не демократ,

Ты, теперь, Иван Петрович,

Педофил и казнокрад.

С кем теперь, Иван Петрович,

Нам на выборы идти?

Ведь с тобой, Иван Петрович,

Нам уже не по пути.

Мы с тобой, Иван Петрович,

Распростились навсегда,

Нам теперь товарищ Путин

Путеводная звезда!

В порядке постскриптума ко всей этой истории — несколько слов о свете этой звезды. Свет, надо сказать, довольно всепроникающий. Уже через стены проходит. Вскоре после того, как нашелся Иван Петрович, Первый канал выдал в эфир замечательный сюжет. Это была прослушка разговора кандидата в президенты Рыбкина со своим шофером. Внимание — вопрос! Как вы думаете, откуда у Первого канала такая пленка? Свой вариант ответа запечатайте в конверт, на конверте напишите: в Страссбургский суд по правам человека — и съешьте его.

Приключения кандидата Рыбкина несколько отвлекли общественность от противоположного фланга, где никто не исчезал, а напротив, появилось за две последние недели много лишнего… Это я про блок «Родина». Начиналось все хорошо. Первым делом Глазьев с Рогозиным пошли в пивную, к народу (Бабурина за закусью послали, Геращенко денег дал), и встали вдвоем у столика, и начали думу думать, как народу в его беде помочь. И народ, посмотрев, как они стоя пиво пьют, за них, разумеется, проголосовал как за себя. И были Глазьев с Рогозиным верными товарищами неразлей вода целых полтора месяца после выборов. Но если у человека настоящая честность в характере имеется, ее надолго не спрячешь.

В конце января в Москве прошел учредительный съезд Народно-патриотического союза Родина. Новый Союз возглавил сопредседатель одноименного народно-патриотического блока Сергей Глазьев. Другой сопредседатель блока, Дмитрий Рогозин, в этот момент находился в Страсбурге, и о планах Глазьева ничего не знал.

Ну! сказано же было у классика: человека легче всего съесть, когда он болен или в отъезде. Потому что дружба дружбой, но ото всей гоп-компании на выборы пойдет на них кто-то один — и напиарится на годы вперед!

Короче, на месте Глазьева так поступил бы каждый — разумеется из тех, для кого патриотизм — профессия, а Родина — торговый бренд. Впрочем, в ту субботу деление простейших не закончилось…

В минувший вторник съезд партии «Народная воля», входящей в блок «Родина», принял решение о том, что если две другие блокообразующие партии не поддержат кандидатуру Глазьева на выборах президента, то Бабурин и Глазьев создадут собственную партию «Родина». Как сообщило издание «Газета», если такое случится, это будет уже третья «Родина» внутри блока. Депутат-«родинец» Павлов оценил создавшуюся ситуацию как бардак.

Насчет «бардака» — я бы не стал приукрашивать ситуацию. Бардак — место, конечно, грязноватое, но живое, а тут просто толчея у распределителя: Родина одна, а профессиональных патриотов — обком на горкоме сидит, и отделом ЦК ВЛКСМ погоняет… И каждому хочется застолбить этот прилавок за собой. Потому что 9 % электората, полученные в декабре, под кремлевские гарантии, в совместное пользование, надо же конвертировать, а пути конвертации у патриотов разошлись: Глазьев решил отвязаться от Кремля и поработать зюгановым, Рогозину, наоборот, как раз в качестве гонорара за раскол КПРФ обещали пост министра иностранных дел, а третий сопредседатель «Родины», глава «Народной воли» Бабурин в этом раскладе имеет хорошие виды на блокирующий пакет патриотических акций. Поэтому — с одной стороны, заявил, что на выборах поддерживает Путина, а с другой стороны, на съезде собственной партии, при голосовании по вопросу о поддержке Глазьева, против тоже на всякий случай не проголосовал, воздержался, умница… А нормальные россияне в ответ на перспективу образования очередной закавыченной Родины застыли, надо сказать, в полном недоумении. Одним из первых отмерз и заговорил поэт-правдоруб Игорь Иртеньев.

О, родина, ты свыше мне дана,

Но пусть меня общественность осудит,

Ты у меня такая не одна:

Сейчас вас две, а дальше больше будет.

Стою я у родимого плетня,

Любуюсь, соответственно, пейзажем…

Запутали вы, «Родины», меня,

Заколебали даже, прямо скажем.

Давно уже со счета сбился я,