Институте гигиены. Давайте послушаем звонок какой-нибудь. Алло, алло.
— Алло, здравствуйте.
— Здравствуйте. Говорите, говорите, говорите.
— Здравствуйте, Виктор. Разрешите мне рассказать Вам небольшое эротическое шоу, в котором я участвовала. Мне 72 года, я совершенно прилична.
— Так, давайте.
— Застекленный холл в отделении одной из московских городских больниц. Дополнительные кровати заняты пациентами-женщинами, у стены стоят два работающих холодильника, которыми пользуются в любое время суток как мужчины, так и женщины. Сцена первая. Входит медсестра…
— Простите, пожалуйста, простите. Я думал, что это будет короткая зарисовка. Это тяготеет немножечко просто к уже… пьесе. Мысль понятная, и мысль… вряд ли кто-нибудь ее не разделит, да, о том, в каком состоянии все у нас там… весь социальный сектор. Мы, собственно, об этом говорили. Денег нет ни на что, вот кроме таких государственно-важных вещей, как Карл Шранц на прокладку горнолыжных трасс в Сочи. Много вопросов про Касьянова, про его уход из «Другой России». Диана, студентка, спрашивает: «Амбиции взяли верх у Касьянова?» Значит, не знаю насчет амбиций, это вопрос такой психологический. Тут очень важно понять и зафиксировать, на чем разошлись. Не то, что они разошлись — это понятно, на чем разошлись Касьянов и «Другая Россия»? Касьянов предлагал решить вопрос об избрании единого кандидата от оппозиции келейно внутри «Другой России», а Каспаров и, как ни смешно, Лимонов предлагали воспользоваться общепринятой в мире практикой, которая называется праймериз, да? Определить правила этого праймериза на конференции и дать региональным конференциям выдвинуть кандидатов, в октябре на съезде по ясным правилам тайным голосованием определить победителя. Михаил Михайлович Касьянов, не скажу, побоялся — это уже оценка, не пошел на такой вариант. Видимо, не был уверен в победе. Он предлагал келейный вариант: чтобы они там внутри решили, что это будет он, и дальше… Но дальше-то тогда не понятно, чего мы хотим от Кремля, почему мы так иронизируем над темой преемника. Точно так же собрались, между собой решили, кто у нас будет президентом. Если Михаил Михайлович или кто-либо другой не готов выиграть выборы среди, там, тысячи — двух тысяч кандидатов демократического съезда, для победы на выборах нужно, там, десятка два как минимум, там, три лучше, миллиона голосов избирателей — ну, значит так. Ирина спрашивает: «Раскол Касьянова и „Другой России“ — правда ли, что это спланированный сценарий Кремля?» Ирина, я у Суркова со свечкой не стоял, будем комментировать факты и придерживаться здравого смысла. Вот на этот счет две картинки для сравнения я вам подготовил. Значит, два месяца назад Касьянов, член «Другой России», пытался выступить в Твери. Там, Ирина, в честь этого последовательно закрыли университет и пару библиотек. Вот не нашлось помещения в Твери для Касьянова, так и не выступил. А на этой неделе целый съезд партии — оппозиционной, заметьте — в Нижнем Новгороде, как по маслу все организационные проблемы решены мгновенно, без всякого противодействия, гостиница четыре звезды, там, пароход для журналистов, ни ОМОНа, ни ремонта, ни перекрытия улиц. Что там еще у нас было? Праздник детского рисунка был, трубы прорывало — в общем, все нормально прошло, ничего не прорвало, все состоялось. Вот с чего бы такая ласка со стороны власти? Это уже думайте сами. Я думаю, как говорил Вини Пух, что это «ж-ж-ж» неспроста. Давайте еще, еще звонок. Алло.
— Добрый вечер Виктор Анатольевич.
— Добрый вечер.
— Очень бы хотелось нетленку, о которой говорил в предисловии к Вашей книге Дмитрий Быков. Не хотите ли Вы сочинить сына Ивана Чонкина внука Швейка, который с 2000-го года странствует по нашей России. А сюжеты — это вот то, что в «Плавленых сырках».
— Ну, понимаете, какая штука, мне очень приятно, так сказать, вставать по алфавиту в этот ряд с Гашеком и Войновичем, точнее, Войновичем и Гашеком, если уж по алфавиту, но все-таки публицистика и литература — немножечко разные вещи. Я стараюсь писать, подбирая тщательно слова, но все-таки для литературы требуется несколько другой подход к материалу. Я не думаю, что тут… даже материал «Плавленого сырка» не должен, не должен становиться литературой. Я думаю, что я… не сомневаюсь, что я что-нибудь напишу, в том числе насчет того, что происходит, произошло на наших с Вами глазах в последние 15–20 лет, но вряд ли это будет строиться на материалах «Плавленого сырка». Еще вот есть тема, я так отошел немножко от темы экстремизма и борьбы с экстремизмом, тут на этой неделе очень интересная… смех и грех, что называется: задержали, наконец, скинхеда Марцинкевича известного, самого известного московского скинхеда по прозвищу Тесак. Значит, он много лет открыто носил свастику, торговал в Интернете съемками избиения кавказцев, нес прилюдно уголовную нацистскую ересь. В феврале он сделал это при большом количестве свидетелей в клубе «Белингва», про это весь ЖЖ был полон, как известно. Прокуратуре потребовалось полгода, чтобы решиться на его задержание. Вот напомню, что с Каспаровым на Пушкинской площади как-то разобрались в минуту. Тесака — полгода думали, брать или не брать. А он просто — «хайль, Гитлер» и все дела. Значит, брали Тесака, данные Интерфакса перечисляю: сотрудники центра «Т», отряд милиции особого назначения МВД «Рысь», сотрудники управления по борьбе с организованной преступностью, сотрудники ФСБ. Вот вся эта дивизия брала Тесака. Слушайте, нужен один участковый милиционер, который придет по месту жительства, поманит пальчиком и уведет его в отделение милиции, больше не нужно. Не надо из Тесака делать национального героя. А дальше уже начался вообще грех, конечно, полный, потому что, взяв Тесака, к нему по традиции, значит, не пустили адвоката и не кормили несколько дней. Понимаете, фашист в Освенциме — это, конечно, сильная картинка, но государство, называющее себя демократическим, которое ведет себя при этом по-фашистски, оно признается в том, что фашист победил. Вот в данном случае Тесак, с которым государство начало вести себя по-фашистски, он победил. Вот вынужден констатировать этот занимательный факт. Давайте звонок. Алло, алло. Давайте, говорите.
— Здравствуйте.
— Добрый день.
— Я в эфире сейчас, да?
— Да, да.
— Меня зовут Сергеев (неразборчиво) Юрьевич, я живу в городе Санкт-Петербурге.
— Да.
— Как это ни удивительно, вот насчет ФСБ, я хотел рассказать такую историю. Я вот в свое время, будучи в нетрезвом состоянии, написал в Интернете, что хочу, как говорится, убить Путина.
— Так.
— И вот сейчас я лежу на полу и умираю. Во мне, в моем теле оказался отравляющее вещество, так называемый абразив, разъедающий…
— Сергей… Я прошу прощения, что я прервал звонок. Значит, это тема не для звонка мне, это тема для немедленного — если Вы это всерьез, и в данном случае отвечаете за свои слова, в отличие от того периода Вашей жизни, когда Вы писали в Интернете про убийство Путина, — то надо звонить в милицию, если нет — надо звонить, значит, по другому телефону — 03. Одно из двух, одно из двух. Еще два письма. Кривицкий Антон, программист: «Не кажется ли Вам, — спрашивает Антон, — что запуганный Гайдар, — он цитирует меня, мою прошлую программу, — и осужденные Вами в последней передаче Караулов и Соловьев просто делают максимально дозволенное на сегодня. Не такие уж они наивные, чтоб верить в сказку о добром царе и злых боярах. В советские времена, — пишет Антон, — Щекочихин и Ваксберг тоже критиковали отдельные недостатки, и всем было понятно, и никто их не осуждал». Антон, ну, дилемма не новая, так сказать, Джордано Бруно и Галилей. Я не думаю только, что это имеет отношение к Караулову и Соловьеву. Да, можно делать все возможное в рамках системы, можно пытаться улучшить систему. В 70-х — я не знаю, сколько Вам лет, но… в 70-е, если Вы постарше, то помните, выбор приличного человека был между диссидентством и попытками очеловечить систему в рамках самой системы. Известно, что нельзя требовать от людей, там, героизма, поэтому я с уважением отношусь к тем, кто пытался что-то делать в рамках системы. Отличие сегодняшнего времени от 70-х в том, что сегодня есть возможность не допустить обратного сваливания в ту систему, вот, в андроповское царство. Надо пытаться, по-моему, по крайней мере, делать именно это. В любом случае, параллель между Щекочихиным и Карауловым-Соловьевым я оставляю на Вашей совести. По-моему, это — совершенно немыслимая параллель, одно к другому просто не имеет никакого отношения. Разный состав… разные составы души. Очень много писем, вопросов про Сочи. Мнения в диапазоне от гордости за страну, радости от того, что у россиян цитирую: «появился общий повод для радости» и до того, что, опять-таки, цитирую, ВВП опять сотворил очередную жирную кормушку для свиты, да и для себя, любимого. Вот, перед моей программой была реплика Антона Ореха, мы тут с Антоном внятно разошлись по этому вопросу… Ну, вот мне кажется, что есть очень важный момент, который нельзя все-таки упускать. Речь даже не о воровстве, я о нем только что говорил в программе, ну, это дело очевидное и понятное. Но мне кажется, трогательная, вот, наша искренняя радость и радость членов российской делегации, тоже, кстати, вполне искренняя, о чем замечательно написал в «Коммерсанте» Андрей Колесников, о том, что они в какой-то момент стали вдруг людьми, нормальными. Что в этот момент, действительно, у них была радость за выигрыш России, а не пиление бабок в глазах. Это замечательно. Редкий случай, им надо пользоваться, его надо похвалить. Но мне кажется, вот эта вся искренняя радость не должна от нас заслонять политическую часть произошедшего. Кто постарше, опять-таки, искренне радовались московской олимпиаде. Я сам сидел на трибунах, радовался. Вот теперь, по здравом размышлении, я считаю, что бойкот той олимпиады был делом правильным. Потому что нельзя проводить олимпиаду в стране, которая ведет оккупационную войну. И при всей жесткости этого сравнительного ряда, я скажу: вспомним миллионы искренних немцев, которые искренне радовались берлинской олимпиаде 36-го года. Это тоже был замечательный праздник спорта, Джесси Оуэнс, всякое такое… Участие в этой олимпиаде было ошибкой демократических европейских стран и Америки. Нельзя проводить олимпиаду в стране, где работают концлагеря. Ну, кажется, это понятно. И сколько бы ни говорили, в том числе Антон, что спорт, там, вне политики… Ничего не вне политики. Олимпиада — мощнейшее пиаровское оружие, его надо давать не во всякие руки. Возвращаясь в Сочи, я не знаю, какой будет наша страна к 2014-му году, тут может все сойтись, и очень славно. Но вот той России, которая есть сейчас, давать олимпиаду, по моему личному мнению, не следовало. Не следует давать олимпиаду стране, где убивают оппозиционных журналистов и сползают вниз в рейтинге всех гражданских свобод. Это плохой знак и дурной тон. Давайте, мы еще успеем звонок, давайте. Алло. Алло. Не получилось.