— Помните, Зубов, я вам г-говорил как-то, что мне очень не хочется умирать. Я говорил это п-потому, что только сейчас стала сбываться моя д-давняя-д-давняя мечта. Я ведь уже стар, мой друг, очень стар… Жизнь мотала меня по всем рекам страны, и я видел, как год за годом исчезает рыба. Т-только после революции п-пришло то новое, о котором я мечтал. Свободный человек стал т-творцом. Вот вы говорите о том, что п-плотины замкнут рыбу в ограниченных квадратах реки. А вы знаете, к-как будет выглядеть наше рыбное хозяйство в б-ближайшие годы?
Опершись на локоть, Илья Афанасьевич приблизил к Василию морщинистое, небритое лицо:
— Рыба п-полетит у нас по воздуху в любое место. Мы п-приспособим сотни специальных гидросамолетов для т-транспоргировки оплодотворенной икры, м-мальков, чистопородных п-производителей. Мы выведем на рыбоводных заводах самые лучшие виды осетра, б-белуги, сазана, леща, стерляди, лосося, форели. Мы будем спланировать в своем хозяйстве все, вплоть до сроков созревания икры. Вы ведь знаете о м-методе гипофизарных инъекций? Надеюсь, вы понимаете, что это значит для нас? Вы знаете, что советские ихтиологи уже акклиматизировали в Каспийском море те виды рыб, которых на К-каспии не было от сотворения мира? Вы, надеюсь, читали о том, что в д-дельте Волги уже созданы п-прекрасные лещевые рыбхозы, имеющие п-промысловое значение? Вы знаете, д-друг мой, что все это значит? Это значит, что мы п-преображаем лик земли и воды и п-повелеваем ими на благо человека…
Илья Афанасьевич достал из кармана круглую коробку из-под зернистой икры, скрутил, просыпая табак, коротенькую папиросу, вставил ее в мундштук и заговорил, искоса поглядывая на Василия:
— Знаете, Зубов, я открою вам один секрет. Т-такое уж у меня сегодня настроение — в-выдавать свои тайны.
Он пыхнул клубами дыма и спросил Василия:
— Вы не удивились тому, что я т-так долго сижу в Голубовской? Экспедиция моя закончилась, мы п-переправили за плотину двести б-белуг, а я сижу…..
— Мне казалось, что вы, Илья Афанасьевич, ждете известий с верховьев, — несмело сказал Зубов, — и что вы хотите посмотреть, как белуга ведет себя за шлюзом.
Щетинин кивнул:
— Это т-так… Но это еще не все… Д-дело в том, что я изучаю тут зерновые и огородные культуры п-полеводческого колхоза.
— Что? — удивился Василий. — Зачем?
— Я вам скажу з-зачем…
И старик стал говорить глухо, торжественно, точно давал кому-то великую клятву. При этом он, казалось, не обращал на Зубова никакого внимания, а смотрел вдаль, туда, где за станицей желтело бескрайнее, выжженое солнцем займище.
— В недалеком б-будущем труд рыбака и земледельца можно и д-должно сблизить, — сказал Щетинин. — Через два-три года мы начнем строить рыбхозы. Это б-будут огромные, в тысячу гектаров, участки на займище, обнесенные д-довольно высоким земляным валом. В-вода будет подаваться туда по особым каналам, образуя п-постоянное течение. Но нам эта в-вода понадобится только весной, когда наши рыбхозы будут заполнены мальками. П-после того как мы вместе с водой выпустим в реку подросших мальков, участки рыбхоза останутся свободными до следующего напуска воды и нерестующей рыбы, то есть до следующей весны. Вот тут-то и м-могут начать свою работу к-колхозники-земледельцы. К-как мне кажется, они могут п-помочь нам создать рыбную кормовую базу. Они посеют на участках рыбхозов те культуры, которые насытят почву нужными для рыбы веществами. Они, конечно, вырастят на увлажненных участках п-прекрасный урожай овощей и с-соберут его для своего колхоза…
Щетинин повернулся к Зубову:
— Возможно, они назовут т-такие участки водяным паром, а? Как вы думаете? Есть в земледелии ч-черный пар, есть з-зеленый пар, а теперь еще будет в-водяной пар. Хорошо, правда? В-водяной пар! Ну так вот: урожай п-полеводы соберут, а б-будущей рыбе обеспечат щедро насыщенную азотистыми веществами почву. Кроме того, рыба нуждается и в зеленых кормах. Значит, тут можно п-продумать систему высева на в-водяных парах п-полезных нам многолетних трав. Полеводы будут кормить этими травами животных, а мы будем кормить рыбу. П-потом когда-нибудь п-придут молодые агрономы, которые, может быть, создадут теорию комплексного земледелия и рыбоводства на искусственно орошаемых пойменных участках. Эти молодые ученые, к-которых мне уже не придется увидеть, назовут себя не агрономами, а, пожалуй, агроихтиологами… Вот я и работаю сейчас над этим вопросом, — тихо закончил Щетинин, — в этом и заключается м-мой секрет.
Он выбил из мундштука погасшую папиросу и обронил устало:
— А умирать, конечно, не хочется. Умирать как будто еще рано.
Волнуясь, Василий коснулся руки старика:
— Вам тем более умирать нельзя, Илья Афанасьевич! То, что вы задумали, — это… должно держать вас на земле, честное слово!
— Да, — согласился профессор, — сейчас надо думать о жизни…
Идея водяного пара для комплексного рыбоводно-земледельческого хозяйства настолько захватила Щетинина, что дом старого Малявочки, у которого профессор снимал комнату, превратился в штаб-квартиру, где каждый вечер собирались люди.
Чаще других у Щетинина бывали председатель Голубовского полеводческого колхоза Бугров и усатый агроном МТС Литвинов. Черный, как негр, обожженный степным солнцем Литвинов почтительно слушая профессора, кричал сочным басом Бугрову:
— Птичку надо разводить, Захар Петрович, водоплавающую птичку: гусей, уток! Слышишь? Надо, чтобы птичка тысячами плодилась в новых водоемах и доход колхозу приносила!
— А малька эта наша птичка не станет уничтожать? — сомневался Бугров. — А то, может статься, мы одно разведем, а другое изведем.
Литвинов пренебрежительно отмахивался:
— Не бойся! Мы твоим гусям и утям особые корма в рыбхозе подберем, начнем культивировать в наших водоемах такую растительность, чтоб и рыбке и птичке сгодилась.
— Ассортимент самых дешевых и питательных кормов нам еще предстоит изучить, — строго говорил Щетинин, — а для этого надо исследовать желудки избранной нами для разведения рыбы, побеседовать с женщинами-птичницами, понаблюдать за кормами гусей и уток в закрытом водоеме озерного типа…
И они почти каждый вечер чертили, планировали, составляли разные схемы, расспрашивали вызванных Бугровым птичниц, беседовали со старыми рыбаками.
Дед Малявочка важно, как будто он уже вершил судьбы будущего рыбхоза, встречал вечерних гостей у ворот, выносил им стулья, сам степенно усаживался рядом с профессором на ступеньке крыльца, молча слушал полеводов, а когда разговор касался рыбы, покашливал и начинал очередной длинный рассказ о повадках сулы, леща или сазана.
Полеводы и рыбаки вначале отнеслись к щетининской затее недоверчиво, как к ненужному новшеству, а потом увлеклись и, обсуждая невиданный тип нового комплексного хозяйства, дополняли разработанный профессором проект ценными предложениями и советами.
— Ты ж там про китайскую породу утей запиши, — наказывала Щетинину старая птичница Куприянова, — они весом поболе гуся будут, их самая выгода разводить…
Раз в рыбхозе вода будет подаваться в любое время, значит, можно кругом рисовые или же капустные плантации насадить, — мечтали огородницы, — а то, гляди, и хлопок можно спробовать или же другую поливную культуру.
— На таком участке все чисто можно развести, — кивали головами старики, — тут, по всему видать, замах широкий предвидится…
Когда люди расходились по домам, а профессор еще писал что-то карандашом в записной книжке, дед Малявочка сладко зевал и говорил задумчиво:
— Вот, Афанасьич, семьдесят годов живу на белом свете, а такого нигде не видел. Внуку моему министр золотые часы дарует, Архип Антропов, которого я мальцом знал, партией в станице руководствует… на што бабы и те, скажи ты на милость, понятие про политику имеют и предложения свои ученым, вроде тебя, подают, да так, будто завтра они сами с министром или же с генералом за руку будут здоровкаться… А отчего бы это все?
И, не дожидаясь ответа от Щетинина, дед отвечал сам себе:
— По всему видать, народ у нас другой стал… иначий стал народ… А молодые — те и вовсе на крыльях летят, никто за ними не угонится. То одно сдумают, то другое, и кажен хозяином себя полагает… Оно и справедливо: у нас ить кажен трудящий уважение от народа имеет… Такой, стало быть, у нас строй, ничего не скажешь…
Рыбаки начали строительство рыбоводного завода накануне жатвы. Полеводческий колхоз выделил рыбколхозу из своих земельных фондов самый лучший и удобный участок на крутом берегу реки и рядом с виноградниками. Уже в середине июня тут началась работа: для закладки фундамента рыбаки подвезли сто двадцать подвод дикого камня, Мосолов с бухгалтером и завхозом ездили на катере в город и оттуда притащили на буксире паузок, загруженный отличным строительным лесом. Правда, Кузьме Федоровичу пришлось немало похлопотать, прежде чем он получил наряд на лес, гвозди, цемент и стекло; рыбоводный завод не был включен в план, и потому контора Рыболовпотребсоюза вначале наотрез отказалась выдать Мосолову стройматериалы. Однако Кузьма Федорович побывал в обкоме партии, и секретарь обкома при нем позвонил в Облплан и дал указание обеспечить строительство голубовского рыбоводного завода всеми необходимыми материалами из резервных фондов.
Расспросив Кузьму Федоровича о колхозе, секретарь обкома встал из-за стола, прошелся по кабинету и сказал задумчиво:
— Конечно, ваш колхозный рыбозавод не может стать единственным и основным мероприятием по воспроизводству рыбных запасов. Дело не только в заводе. Главное в наших условиях — это твердое регулирование рыболовства, охрана запасов и активное спасение молоди промысловых пород рыбы.
Секретарь остановился у кресла, в котором сидел Кузьма Федорович, и спросил неожиданно:
— Правильно я говорю, товарищ Мосолов?
— По-моему, правильно, — смутился Кузьма Федорович. — Я тоже говорил нашему инспектору, что нечего с этим заводом огород городить, потому что пользы от него будет как от козла молока, а он…