Не успела она подумать о Василии, как Марфа подвинулась к ней ближе и спросила, заглядывая в глаза:
— Что же, Грунечка, вы, должно быть, скоро заберете до себя моего квартиранта?
— Я не знаю, Марфа Пантелеевна, про что вы говорите, — смутилась Груня.
— Ну как же! Вся станица говорит про это: дескать, Грунечка Прохорова замуж за инспектора выходит. Вы ж гуляете с Василь Кириллычем, люди говорят… А чего вам! Он человек славный и вас любит… И домик уже для него из города привезли. Хороший, говорят, домик, разборный. Вот и поселитесь вы с Василь Кириллычем в этом домике…
— Давай вставать, Марфуша, — перебила Макеева, оглядываясь, — а то наши хлопцы уже третий раз загон обходят, не догоним…
Они поднялись и пошли навстречу приближающимся лобогрейкам.
Груня тоже поднялась.
Отсюда, с вершины холма, ей хорошо были видны дымок трактора у молотилки, золотящиеся под солнцем скирды соломы, ползущие по степи арбы, далекие женщины-вязальщицы, которые растянулись до самого леса, и все, что двигалось и работало на холме в этот жаркий, пахнущий хлебом день.
И Груня, глядя на все это и вдыхая полной грудью повеявший от реки ветерок, почувствовала, как вдруг исчезает куда-то усталость и все ее тело наполняется волнующей, радостной силой, неразрывно слитой с веселой многородящей землей, с зелеными деревьями, с ясным небом, с людьми, работающими на горячем, палимом яростным солнцем холме.
Перед вечером колхозный обоз возвращался из районной станицы, где находился элеватор. Бригадир транспортной бригады Иван Дятлов, которому было поручено сдавать пшеницу, ехал на передней телеге. Остальные двенадцать подвод растянулись по степи километра на полтора. Особенно отставали две последние подводы. На них ехали продавец сельпо Трифон и Егор Талалаев. У Трифона были в запряжке здоровенные быки сельпо, у Егора — молодые и сытые шлюзовские быки.
Иван Дятлов, высокий парень в полинялом, наброшенном на плечи кителе, оглянулся и тревожно закричал ехавшему за ним следом старому колхознику Устину Слесареву:
— Чего-то у нас Егор и Тришка больно отстают! Оно бы можно сегодня еще один конец сделать, а они гдей-то ворон ловят!
— У Трифона, кажись, переднее колесо рассыпается, — отозвался Слесарев. — Он еще возле элеватора жалился, что спицы, мол, летят одна за другой.
— Чего он там брешет? — раздраженно отмахнулся Иван. — Какие спицы? Я каждую возилку с утра проверял, на всех колесах спицы были целые.
— Не знаю, Ваня. Жалился Трифон на переднее левое.
— А Егор?
— У Егора вроде бороздный бык захромал, ногу, кажись, натрудил.
Иван сердито сплюнул и улегся в длинном тележном ящике.
— Помощники, чтоб им черти так помогали! Одно название только!
Между тем Трифон и Егор отставали не потому, что не могли поспеть за колхозным обозом, а потому, что намеренно придерживали быков, останавливая их через каждые сто шагов.
— Нехай едут! — буркнул Егор, провожая взглядом последнюю скрывающуюся из глаз подводу.
— А ежели кто вернется проверить, чего будем говорить? — спросил Трифон.
— Мы не станем их дожидаться, доедем до поворота и свернем в лес, — сказал Егор. — Уже смеркает, и нам самая пора!
Они добрались до балки и, понукая быков, повернули влево, на заросшую бурьяном лесную дорогу.
Вечерело. Тонкий серпик молодого месяца светился над иссиня-темной чащобой прибрежного леса. В глубокой крутой балке, поросшей вербой и карагачем, тихонько журчала вода. Где-то в лесном озерце призывно крякала дикая утка. Через дорогу, боязливо подняв уши, пробежали два зайца.
— Чтоб вы подохли, проклятые! — выругался Трифон.
— Чего ты там? — отозвался из темноты Егор.
— Зайцы дорогу перебежали — это, говорят, не к добру.
Егор засмеялся:
— Пущай бабы всяким россказням верят, а мы поедем!
Трифон соскочил на землю, закинул налыгач своих быков на задок передней телеги и, забежав вперед, присел рядом с Егором.
— А как же с неводом будет? — спросил Трифон.
— Невод Анисья обещалась загодя перекинуть в лес. Твой братишка ей поможет…
— Ну а ежли нас хватятся на полевом стане?
— Скажем, что товарищ из района перестрел нас и приказал гнать быков до пристани, чтоб запчасти в мэтээс перебросить.
Замысел Егора Талалаева был дерзок и прост: под самым носом у второй рыболовецкой бригады, которая работала на тоне Таловой, засыпать невод, вытащить его быками, забрать весь улов, ночью же отправить рыбу на хутор Атаманский, а там погрузить на пароход и отвезти в город.
Тот участок, на котором Егор думал ловить, располагался в двухстах метрах ниже Таловой тони, на самой излучине, и туда еще с вечера должны были прийти Авдей Гаврилович с племянницей Анисьей и Семка, брат Трифона, чтобы помочь в засыпке невода.
Все сложилось так, как предполагал Егор: они с Трифоном без труда нашли под железной оградой заброшенной часовни спрятанный Анисьей невод, взвалили его на телегу, спокойно объехали горящие на тоне костры и остановили быков у самой излучины. Анисья и Семка уже ждали, лежа на берегу под вербой.
Труднее всего было доставить на место баркас, с которого Егор собирался засыпать невод. За это взялся Авдей Гаврилович. Дождавшись темноты, он сел на баркас и отправился прямо на тоню Таловую. Как и ожидал паромщик, Зубов оказался на тоне. Он сидел с рыбаками у костра и слушал веселый рассказ балагура Федота о чьей-то неудачной свадьбе.
Авдей Гаврилович остановил баркас у самого костра, вышел, как будто ему надо было прикурить, посидел для приличия и вздохнул, умильно поглядывая на Зубова:
— Охо-хо! Вот, товарищ инспектор, Федот про свадьбу гутарит, а мне надо на районную пристань за кирпичом ехать. Еще вниз, бог даст, выгребу, а каким способом буду возвертаться, и сам не знаю. Может, вы бы мой баркасик до своей моторки прицепили и пособили бы старику кирпич доставить?
— Сегодня не могу, Авдей Гаврилыч, — сказал Зубов. — В пятницу я поеду в район, если можете ждать, я возьму ваш баркас на буксир.
Паромщик в раздумье почесал затылок.
— Оно бы можно было подождать, да время не терпит. Видно, доведется самому грести до кирпичного завода, а там просить кого-нибудь покрепче, чтобы пособили.
Демонстративно вздыхая, Авдей Гаврилович поплелся к баркасу, уселся поудобнее, покряхтел и, медленно ворочая тяжелые весла, погнал баркас вниз и вскоре исчез в темноте.
— Ничего, этот дедок сдюжает, — хмыкнул Федот, — он только прикидывается хлипким, а сам, ежели надо, черта за собой потянет. У них вся талалаевская порода такая.
— Куда уж там ему тянуть! — засмеялся Зубов. — Он еле ноги волочит…
Зубову, конечно, и в голову не могло прийти, что немощный паромщик Авдей Гаврилович Талалаев, еле поднимающий весла, отправился не в станицу, а на браконьерский лов.
Авдей Гаврилович спокойно довел баркас до излучины, где его ждали Егор, Анисья и братья Трифон и Семка Жучковы, а неподалеку, на поляне, были видны костры на тоне и вокруг них — черные фигуры отдыхающих ловцов.
— Чего они там, много наловили? — осведомился Егор.
— Не знаю, я в ихние баркасы не заглядал, — смиренно ответил Авдей Гаврилович. — Должно быть, много, потому что хлопцы-рыбаки дюже веселые…
— И Зубов там?
— Там.
Егор, разуваясь, мотнул головой в сторону леса:
— А я бычат выпряг, нехай попасутся, а то приморились. Надо бы их подогнать поближе, чтоб, случаем, не ушли.
Семка Жучков пошел загонять быков, а Егор с Трифоном стали укладывать на баркас невод. Голые, в одних трусах, они топтались вокруг покачивающегося на воде баркаса, сопели и переговаривались друг с другом свистящим шепотом.
Через четверть часа они уселись в баркас и начали засыпку. Под взмахами весел чуть слышно поскрипывали кочетки, с мягким шелестом исчезал в темной воде невод, за бортами тихонько плескались волны. Мириадами светляков мерцали на небе звезды. В эту ночь ни один человек не помешал волчкам; подцепив дышла к бежному урезу, они запрягли быков, вытащили невод на песчаный берег и до утра отвезли улов на хутор Атаманский, где жила овдовевшая в войну двоюродная сестра Егора Анисья. Там они перебрали рыбу по сортам, потом уложили ее в плетеные корзины и точно определили улов: восемьдесят с лишним пудов чехони, судака, леща и сазана, не считая рыбьей мелочи.
— Вот как надо ловить, — самодовольно сказал Егор, — а то вы детскими игрушками баловались, только народ смешили.
Утром Анисья и Семка засолили часть рыбы в четырех бочках, а остальную погрузили на пароход и повезли в город, на базар. Трифон и Егор, тщательно отмыв и почистив песком тележные ящики, вернулись на полевой стан только к полудню, когда транспортная бригада Ивана Дятлова в третий раз повезла зерно на элеватор.
— Где ж это вы блукали? — накинулся на Егора председатель колхоза Бугров. — Чем такая помощь, так лучше валите подобру-поздорову, а то мы на вас надеемся, а вы, окромя вреда, ничего не сделали.
— Мы тут ни при чем, — огрызнулся Егор, — нас перестрел уполномоченный с области и погнал аж до районной пристани перевозить запчасти до комбайнов.
— Какие запчасти?
— Откель же я знаю? Запчасти — и все, в ящиках запечатанные.
— Куда ж вы их возили?
— Аж до Атаманской балки, а там, за балкой, все эти ящики перегрузили на трехтонку.
Егор нагло смотрел в глаза Бугрову и говорил так спокойно, что председатель поверил и раздраженно махнул рукой:
— Ладно! Грузите зерно с третьего тока и везите на элеватор, надо кончать хлебопоставки…
И Егор с Трифоном как ни в чем не бывало отправились на ток, нагрузили пахнущие рыбой тележные ящики зерном и поехали на элеватор.
Захар Петрович Бугров торопился закончить сдачу хлеба, потому что в эти жаркие, летние дни вся область со всеми надречными и глубокими степными районами уже вызвала на соревнование Украину, Ставропольщину и Кубань и сдавала государству миллионы пудов чистейшей пшеницы только что снятого урожая.