Стихи брату
Мария Козлова, родилась в 1981 в Москве. Поэт, переводчик, к. ф. н. Лауреат литературного конкурса Литературного института им. А. М. Горького «ЛИТ-конкурс: стихи и проза» в номинации «Поэзия. Изданное» (2015 г.).
Публикации:
Поэзия: «Стихи брату», М., 2017; Альманах «Кипарисовый ларец» 2010, 2012; «Сибирские огни», 2017, № 10.
Эссе и рецензии: «Символ веры» (о стихотворении Георгия Иванова «Свободен путь под Фермопилами») – «Крещатик» 2015, 3(69); «Общее дело» (Вальдемар Вебер, 101 километр и далее везде) – «Знамя», 2016, 9; «Как сделан “Князь” Богомолова» (https://syg.ma/@mariakozlova/kak-sdielan-kniaz-boghomolova).
Переводы: из Верлена – «Проклятые поэты», М., Эксмо, 2015; Из Леконта де Лиля – «Леконт де Лиль», М., «Водолей», 2016.
1
Сквозная тень от паутины,
Забыта книга на столе,
И дождь идет, и георгины
Всё ниже клонятся к земле.
Полночи шорохи и скрипы,
И вот записаны вчерне
Мои, похожие на всхлипы,
Слова, которых жалко мне.
О жизни тленной и прекрасной,
Как тень от ветки на лице.
Такой одной, такой напрасной
В начале, присно и в конце.
2
Н. Е.
Вздыхает музыка, качая
Гамак под липами в саду,
Так выразительно скучая,
Пока я взгляд не отведу.
Смотри, мой брат, какая осень,
Какие звезды нам молчат,
Как свет горчит и ветки сосен
В окно полночное стучат.
Я всё сегодня забываю
И одному тебе пою,
Как будто яблоко срываю
И вместо сердца отдаю.
А ночь, как девочка глухая,
Как строчка в облаке цитат,
В пустом саду стоит, вздыхая,
Наедине с тобою, брат.
Смотреть то холодно, то жарко,
И пахнет яблоком гамак,
И тихо так, что плакать жалко,
И жалко так, что тихо так.
3
Лизе Болычевой
Светлой памяти скорый и дальний,
Ненадежный за окнами свет,
Всеми стеклами плачет вокзальный,
В полчаса захмелевший буфет.
С Богом, милый! Со скоростью звука
За волной уплывает волна.
Что за глупое слово «разлука»:
Раз – и лопнула в сердце струна.
Это будет потом, а сначала
Всё плывет, и перрон, и вокзал.
«Как березу меня укачало», —
На прощание что ли сказал.
Словом, едем. Из дома, из детства,
Из забытого за ночь навек
Захолустья замысливший бегством
Расцветающий в сердце побег.
Что там дальше? Не слышу, не вижу,
Я прощаюсь с тобой навсегда,
Зазвенели то выше, то ниже
Телеграфных столбов провода.
Это жизнь отзывается где-то,
И чужая больней, чем своя.
Ну, поехали. Дай сигарету.
До свидания, юность моя.
4
Оставь мне, что ли, покурить.
Здесь так темно, что слов не слышно,
Как будто ночь под утро вышла
О том о сём поговорить.
Как ток проводят провода,
Как тишина на стекла дышит, —
Я слышу то, чего не слышит
Никто, нигде и никогда.
Как по щеке бежит вода,
Как в легких дым стоит вчерашний,
Как там, внутри, черно и страшно,
И бродит кровь туда-сюда.
Вот там, где все слова тихи,
Где только всполохи и вздохи,
Растут миры, летят эпохи
И за ночь пишутся стихи.
5
Я же знаю, что скажешь сейчас ты,
Посмотри, как пестры и остры
Эти звезды? Да нет, эти астры,
Эти тусклые звуков костры.
Тишина, если вычеркнуть ноты,
Из сплошной состоит чепухи:
Из каких-нибудь «где ты» и «что ты»,
Как слова, из которых стихи.
Я же слышу, как мы исчезаем,
В каждом слове болим и горим.
Ты же в принципе неосязаем,
То есть, попросту, неоспорим.
Может, вовсе и не было нас тут,
Только тускло шептались огни.
Но слова никогда не погаснут,
И останутся только они.
Ольга АндрееваГород-перекрёсток
Поэт, член Союза российских писателей, Союза писателей 21 века и Южнорусского союза писателей. Родилась в 1963 г. в Николаеве. Училась в Днепропетровске, ф-т «Мосты и тоннели» окончила в 1985 г. Живет в Ростове-на-Дону. Работает проектировщиком автодорог. Автор восьми книг стихотворений: «В случайной точке» (2003), «Эволюция ветра» (2003), «Аритмия» (2003), «Вещь не в себе» (2007), «Оставаясь водой» (2010), «Равноденствие» (2012), «Лестница тавров» (2013), «На глобусе Ростова» (2016), «На птичьих правах» (2018). Публиковалась в журналах «Дети Ра», «Нева», «Новая Юность», «Зинзивер», «Новый Континент», «Крещатик», Prosodia, «Зарубежные задворки», «Аргамак», «День и ночь» (Красноярск), «Дон и Кубань» (Ростов-на-Дону) и др., в альманахе «45 параллель» (Москва). Лауреат и дипломант нескольких поэтических конкурсов. Приз симпатий Кубка мира по русской поэзии – 2018 г., второе место в интернет-конкурсе «Эмигрантская лира», 2019 год.
«Контрабасистка с рыжим контрабасом…»
Контрабасистка с рыжим контрабасом
и огненным сияньем в волосах
мелькает – баттерфляем, кролем, брассом,
лучами, заплутавшими в лесах
непуганых, открывших не напрасно,
что выше прочих благ – уметь и сметь,
портал из зала – в мир широкий, праздный —
щипковый твой смычковый инструмент.
Пока я в круге, Вий меня не видит —
но всё же слышит и внушает страх,
что я не сохранюсь в бумажном виде,
а только электронка и астрал,
не стоит путать автора с героем,
у автора геройского – на час,
вот только ветер инструмент настроит —
твою тоску замаскирует джаз,
отполирует, растворит, отпустит,
опустошит, потом распотрошит,
всё это вряд ли объяснит акустик,
но знают можжевельник и самшит,
седьмой планетой Маленького принца
окажется твой страх, твой бред и быт.
Ведь я не дятел. Я другая птица.
Мне нравится летать, а не долбить.
Старочеркасские терцеты
Дышите ровно. Без меня.
Я выйду за пределы дня
сквозь луч стены, что вам казался плотью.
Нет ничего плотнее шор
на оба глаза. Порошок
их растворим в осенней позолоте.
Не потревожу интернет.
На телефоне денег нет —
не созвонимся. Встретимся в астрале.
Тревогу дня, горячку лба —
на колокольню, к голубям,
к ворчливым гнёздам в лестничной спирали.
Здесь нет ни мыслей, ни лица.
Мир хижинам – и мир дворцам,
вьюнкам, ромашкам, розам, гиацинтам.
Автобус без меня уйдёт,
останусь мокнуть под дождём,
как рудимент уехавшего цирка.
Уйду, дороги не спросив,
и кто-то, выйдя из такси,
пройдёт по мне сканирующим взглядом.
Так ничего и не поймёт,
поскольку всё наоборот:
щи – постные, а жемчуг – то, что надо.
У предвечернего окна,
по горло, до краёв полна
идиотизмом деревенской жизни,
займусь прополкой запятых
и ловлей рыбок золотых
в тетради школьной в голубую жилку.
«Ростов туманный, мягкий, незнакомый…»
Ростов туманный, мягкий, незнакомый,
фатин к лицу ему, хоть не по летам,
и органза. Свернув за угол дома,
не вовремя становишься поэтом —
проговорить бы мир на жёсткой прозе,
не приукрасить – вымолвить мой город,
не корчись, улица,
грубей и проще
скажу, углы срезая Пифагору.
Эклектик-город. Город-перекрёсток
Шелкового пути с Чумацким шляхом,
ты так усерден в том, чего не просят,
перешибаешь ёрничаньем пафос.
Ломай меня, кроши своей огранкой,
не обойди, я там, внутри – сияю.
Ты убедил с душевной перебранкой —
не безопасна хата та, что с краю —
я в эти куклы больше не играю.
«Это чёрное дерево робко пугает…»
Это чёрное дерево робко пугает,
растопырив навстречу свои пятерни,
мир боится людей, и трава под ногами
больше не распрямляется, чёрные пни
неуютны, и горестны длинные плети,
ничего, кроме графики серой травы,
и шипы на липучках впиваются в плечи, —
а ведь где-то по-прежнему тает ковыль
в осязаемом воздухе, ландыши-флаги
над поляной взвиваются – где компромисс?
Сколько подлости видели эти коряги,
как им больно – а вдруг они были людьми?
Булава, и каштан, и пехотная мина…
Кто продолжит логический ряд? Но не ты.
Ты – с последней претензией выползешь к миру —
и опять отхлебнёшь от его красоты.
Чуть заметный зелёный пушок вверх по склону
лишь слегка оттенит почерневшие кроны.
«Завариваю буквы в стакане…»
Завариваю буквы в стакане —
глядишь, и выйдет крепкий напиток.
Языческие джунгли желаний
светлеют, проясняются… старость?
У возраста свои перспективы
рискованного стихосложенья.
Языческой богини Халявы —
у нас её зовут вдохновеньем —
печальный, как увядший подсолнух,
не ждёт осенний полдень прозрачный,
слова-чаинки в нём невесомы,
дождём заварен пепел табачный.
Крым
Полуостров раздора лежит, как дитя в колыбели,
в рваных марлях рассветов, в нежнейших молочных туманах,
беззащитен и ясен под небом, а вольные страны
всё не знают – чьё это дитя, на разрыв его делят…
Мать лишь та, что жалеет – да что-то никто не жалеет,
кроме бога, а бога здесь много, как в море креветок,
клёв диктует течение, а не наживка – тем злее
в море катер – но море волнует не катер, а ветер…
Море просит о мире – Анапу, Стамбул, Мариуполь,
и Одессу, и каждый лиман Краснодарского края, —
краем розовым, голос его не уходит на убыль,
нерастраченной вечностью эти валторны играют,
и не льстит, и не мстит, и прощенья у смертных не просит,
просто – миром сияет, любовью, нетронутым светом,
все мы вышли из моря, раздора оно не выносит,
влажной взвесью балует, жалеет, дарит напоследок…
«Лети, поэма…»
Лети, поэма,
мы застоялись
в дурацкой пробке.
Гостеприимной
луны тоннеля
мы избежали.
Совсем забыли —
у нас есть крылья.
Мы слишком робки…
В лесу с волками
есть просто камни —
не всё – скрижали.
Я мало знаю,
но мыслю ясно,
но плохо помню.
Но гасну долго,
остаться в прошлом —
при жизни пошло.
Что колосилось —
ушло на силос —
гуляет поле.
Я не сумела
настолько смело,
насколько можно.
Глаза боятся,
а руки-крюки,
а стих наивен,
заносит слово
культурным слоем
тоскливый ливень.
По Гонсалвесу
Я стряхну баркасы, баржи и лодки
и сверну зеркальный ковёр реки,
я пройду по дну, прочищая глотки
родников – от ила. Сквозь позвонки
отложений донных пробился остов
каравеллы древней – пускай плывёт!
И кораллу, что образует остров,
дам лекарство, и вновь разверну ковёр…
А свобода всё не приходит. Где-то,
где скользит байдарка по Чусовой,
есть моей души золотое лето.
Но к нему не пустит меня конвой.
Как из детства, вкус недозрелой вишни,
всё случится скоро – но ждать нельзя,
до китайской пасхи я буду лишней,
утлой щепкой вниз по реке скользя…
«управляем каждый третий…»
управляем каждый третий —
я, наверное, вторая,
но с поправками – на ветер,
несговорчивость баранью,
на слабо и на обиды,
недоверчивость и страхи,
утром – церковь, днём – коррида,
вечером – …делить на страты
звуки строки, смс-ки
с дребезжащим тембром блюза,
бессистемно, неуместно,
медленно – так шар до лузы
не докатится, иссякнет
и впадёт в свою нирвану,
где китайским артефактом
капает вода из крана.
Чувствую себя не очень —
сквозь песок ли, через воду,
через этот хвост павлиний —
не расслышать, душат маски.
Там, внутри подкорки, точно —
я бессмертна и свободна,
там ликует мой Эль Ниньо
тихопсихоокеанский.