Танцующий Заратустра
Михаил Колесов – охотник, рыбак, оленевод. Кочует по северу Якутии. О себе говорит мало, не хочет тратить (не лучший глагол! – ВК) слова на свою биографию и свое поэтическое творчество. Я выбрал у него по крохам: «…Беспощадные были времена. У нас репрессировали шаманов и их родственников. Выбили на корню. Моего деда по материнской линии тоже репрессировали как сына шамана. Им пришлось зимой откочевать за пятьсот километров с малыми детьми подальше от преследователей, с приговором к бесплатной работе на государство. Но выжили, народили кучу детей, подняли на ноги. А деда в семидесятых застрелили пьяные партийные чиновники в тайге, трое их было. Все убийцы погибли в течение года… Я вообще затерялся в своих горах… С медведями рыбачим, мы утром, они вечером…
Моему младшему сыну пятнадцать лет, и он тоже пишет стихи. Иногда. Я удивляюсь вашему поколению, совершенно новому взгляду на окружающий мир. Если ваше поколение выдержит грядущие испытания этой жизни, вы построите, найдете и сохраните много хорошего, прекрасного на этой Земле». Мне этот поэт очень нравится, не только потому, что он в какой-то степени – мой земляк по Якутии!
Динозавр геологии
«Миха, налей мне чаю… или чего-нибудь другого?»
Упрямо-узловатое полено
Перед упрямо-крепким стариком,
Стоит закручен, закален ветрами.
Машите сколько влезет топором!
Но дядя-Вова знает в бедах толк,
На северах, работа тоже волк.
Нехитрый быт улажен, утвержден
Привычный мангазеевский уклад,
И на антенне лозунг водружен,
Геологоразведочный сезон,
Начался без излишней суеты…
Но дед еще не снял свои унты.
В своем «вигваме», как индеец Джо,
Он чинит переметную суму,
Похожую на книгу перемен,
Исписанную вдоль и поперек
Названьями тайги и лагерей,
Забытыми маршрутами полей.
И не узнать когда все началось,
Что гонит нас хоть что-нибудь искать,
Где в этой жизни быть нам довелось,
Чего еще придется повидать.
Я знаю… в дяди Вовину тетрадь
Записан безымянный стих о том,
Что человек всю жизнь с таким трудом,
Как птица, возвращается в свой дом.
Россия
Белая история России —
Зимние столетия и снега,
Благовест и крестное знамение,
и печаль и слава на века.
Красная история России —
Пятилетки, стройки, лагеря.
Неохотно в сердце ностальгией
Гаснет пионерская заря.
Синяя история России —
Смутные лихие времена,
И в метаниях воровской стихии
В душах просыпается война.
Вечная история России —
Жертвенность, жестокость, доброта,
Верится, что будет в нашем мире
Замысел и божья красота.
Танцующие люди
Улыбается солнцу малыш,
На Земле продолжается жизнь,
Всюду радость и горе,
Мир и война.
Где-то села обедать семья,
Где-то в мусоре роется голод
И находит спасительный хлеб…
А ирландцы танцуют степ.
В бывших доках танцуют степ,
Каблуками вбивая в пыль
Серых демонов мести и зла,
Чтоб любовь появиться могла.
В мире всюду танцуют люди.
На просторах закатных саванн
Красной свечкой танцует масай
И с прыжками щекочет копьём
Безмятежное брюхо небес,
Чтоб росла здесь трава для коров,
В молодёжи бесстрашие львов
Перешло с молоком матерей
И тропа приводила гостей.
В мире всюду танцуют люди.
В изумрудном раю островов
Там, где счастьем искрится прибой,
Танца «хакка»[2] свирепый узор
Разукрашенный маори ткёт,
Соплеменников к бою зовёт,
Потрясая палицей в такт.
Пусть трепещет безжалостный враг.
Сила джунглей бушует в сердцах,
И неведом воинам страх.
В мире всюду танцуют люди.
На краю индевелой страны
На призыв долгожданной весны
Собирались мои родичи
После долгой полярной ночи,
Становились в солнечный круг
И снега оседали вокруг,
Снова «сээдьэ»* эвенов ведёт,
К заповедным кочевьям зовёт.
Всюду в мире танцуют люди.
Полинезии и Сибири.
Мой путь
На ладонях зимы…
Белая тундра,
Догорает вдали
Россыпь звездных огней.
Тишина и мороз,
Раннее утро,
Только стелется в даль
Дыханье моих оленей.
Закружился вокруг
Белый бубен дорог,
И танцующий снег
Приближает рассвет,
И олени летят,
Ускоряя свой бег,
До полярной звезды
Их протянется след.
На ветвистых рогах
Розовый иней,
Скоро день разогреет
Застывшую кровь.
Хоть разлука пути
Провела через вечность,
В моем сердце как пуночка[3]
Бьется любовь.
На листьях кровь. Девяностые
На пустынных улицах задержалась ночь.
Может, до рассвета я дожил,
И охрипший кто-то захотел помочь,
Нищий-ветер мне сухие листья предложил.
Благодарность ветру я шепчу,
Я уже не встану, дорогой.
Скоро я на небо улечу,
Радостно, как блудный сын, домой.
На пустынных улицах не видать людей,
Все они одни в своих домах.
Не сберёг я в жизни искренних друзей,
Может быть, их встречу в облаках.
За судьбу не плачу, не виню,
Просто в этот раз не повезло.
Песенку последнюю спою
Вечному безмолвию назло.
Я на листьях бережно разложу дары,
Кровь и душу, и последний стих.
И при свете новой, утренней поры
Улыбнётся осень для других.
Принесёт им ветер красоту
Радостной и ласковой судьбы.
И удача принесёт мечту…
Ну а мне… хотя б глоток воды.
Время
Смотри! Это ребёнок,
Он так отощал, что кажется —
Это скелет.
Смотри! Эта девушка,
Она пьяна,
А весны в её сердце нет.
Смотри! Этот парень
С железом в руках,
Он думает – сердце сталь.
Смотри! Чья-то бабушка
С кружкой в руках,
А рядом гудит магистраль.
Смотри, это кровь
На усталой земле,
Человеческая судьба.
Смотри, черный ветер
Поднялся во мгле,
И с цепи сорвалась война.
Смотри, это небо,
Привыкшее ждать
Проклятий или молитв.
А рядом спит ангел,
Его не поднять,
Пока ещё кто-нибудь жив.
Смотри, это ты
Заблудился в снегах,
Пути не сумевший открыть.
Смотри, твоё время
Пошло на часах,
Где тикает – Быть и Не быть.
Танцующий Заратустра
Дрожит тишина…
Пляшут красные блики на скалах,
Силуэты людей и зверей,
Играя движеньем теней,
Горит священный костёр.
Свирепую истину
С ладоней ночи
Принял мудрец Заратустра,
Пустился немедленно в пляс.
Два вихря-дервиша с ним,
Песчаные руки
Воздев к враждебному небу,
Обжигают надеждой сердца,
Танцуют как пламя,
Поклоняясь
Живому огню…
Безымяный апостол
Парень, не жди снисхожденья
От жизни на этой Земле,
Проклятье с начала рожденья
Висит над тобою во мгле.
Отныне быть вечно виновным
В надеждах и бедах людей,
И снова снимать осторожно
Христовы ладони с гвоздей.
Парень, не ведай сомнений,
Яви миру горькую весть,
Что ангелы вянут в забвеньи,
А демонов злобных не счесть.
Что всё, даже смерть, продаётся,
Что ядом разводится кровь,
А в песнях о скуке поётся
И прячется где-то любовь.
А люди воздвигнут кумира
И слабых покинут в пути,
За гранью последнего мира
Не смогут покой обрести.
Страна снегов
В нашей белой и чистой России
Безмятежная воля снегов,
И стоят купола золотые
Под живой тишиной облаков.
Здесь как в детстве пасхальным узором
В жизни росписью сказка и явь,
И мечта, размахнувшись простором,
С ветерком по полям пронеслась.
Здесь путями тернистыми Время
Возвращает скитальца домой,
Где заветное держит деревня,
А за печкой живет домовой.
Здесь по-прежнему топят дровами
И играют в лапту и снежки,
И о вечной загадке России
Задушевно молчат старики.
Мне снилось – я был снег
Мне снилось – я был снег…
Пушистый, невесомый,
я осыпался с утренних небес
сквозь эхо чистоты на лик Земли,
в предзимье одиночества, у гор,
скрывая в сердце радостный простор.
Мне снилось – я был снег…
Холодный, равнодушный,
я не поднялся к Млечному пути
с тяжелых холодов, и вой пурги
срывал с моих ладоней, словно дым,
негромкое тепло твоих следов
под злобный смех безжалостных богов.
Мне снилось – я был снег…
Усталый и веселый, я улыбался
солнечным ветрам,
весенней вышине шептал стихи,
искрился и мечтал у ног любви,
и верил в красоту и мир, я жил
и девушкам подснежники дарил.
Мне снилось – я был снег…
я таял, навсегда.
Утренний свет
Белое-белое, чистое облако-снег
Над головой…
Утренний мир потихоньку идёт
За тишиной.
В сердце негромко струится покой
С дальних вершин,
Белая птица зовёт за собой
В лёгкую синь.
Реквием по волшебству
Снежные павлины
В золотом, загадочном раю.
Сказочные горы и долины,
И дракон…
Поверженный в бою.
И усталый, безупречный рыцарь,
В опаленных латах на скале,
Ради славы, золота и чести
Магию убивший на Земле.
Перелив тускнеющих чешуек
Эхом разноцветным улетит,
Маленький народец затоскует,
Скроется. И все ему простит.