Стихотворения
Род. в 1968 г. в гор. Черновцы (Украина). Детство и юность провёл в гор. Единцы на севере Молдавии. Окончил школу с золотой медалью. Служил в армии. Окончил факультет журналистики Молдавского государственного университета и Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А. М. Горького (мастерская Юрия Кузнецова). Работал на радио, в газетах и журналах. Дебютировал поэтическим сборником «Светосплетенья», вышедшим в 1992 г. в Кишинёве тиражом 1500 экз. Автор стихотворных книг «От мира сего» (1993), «Ересь» (2012) и «Между слов» (2018). Стихи публиковались в литературных журналах и альманахах, были переведены на румынский, украинский и армянский языки. Член Союза писателей России. Основатель и главный редактор издательства «Образ» и одноимённого ежегодного альманаха современной поэзии. Живёт в Москве.
Мюсли
Ты уже не тянешься ко мне
Даже в самом-самом долгом сне.
И к спине моей не прижимаешься,
И ко мне навек не пришиваешься.
Завтраки воздушны и творожны,
А слова наружны и порожни.
Мысли горьки,
Мюсли – с горкой.
Третий глаз
Вся жизнь – обрывки да обмылки,
Но вдруг случится чудо: раз! —
И за ночь где-то на затылке
Как чирей вскочит третий глаз.
Моё недремлющее око
Узрит все тайны бытия.
И мне откроется до срока
И жизнь моя, и смерть моя.
И буду ловок я и пылок,
Но вряд ли обрету покой.
…И снова я чешу затылок
Тревожной сонною рукой.
Дополненная реальность
В моей реальности всё подлинно,
Пока она тобой дополнена!
В ней всё – от близости до дальности —
Мне дорого без срока давности.
И беспричинные условности,
И благочинные формальности —
Всё это милые подробности
Тобой дополненной реальности!
Голубь
Вынос мусора мозга
лучше заказывать на вечер,
иначе опять до утра
придётся кружить
экспериментальным
голубем мира
над гранитной башкой,
всё пытаясь выяснить,
есть ли жизнь
на этом чёртовом
Марксе.
Студенческое
Тихие наперсницы с филфака
Вовсе не наложницы гарема:
Спутаешь Кручёных с Пастернаком —
Разорвут на мелкие морфемы.
Я не помнил в «Снегиной» финала
И назвал Есенина кутилой —
Обошлось, конечно, без фингала,
Лишь презренным взглядом окатило.
Потому за лаской и за брагой
Я ходил к заочницам-шалавам,
И меня, хмельного, чуть живаго,
Лара ублажала или Лала.
Всё прошло – и даже как-то странно,
Что тот юный хлыщ был тоже мною.
Всё же жаль, что шаль из Хороссана
Выцвела, изъеденная молью…
Книга
Жил поэт – вся душа нараспашку!
Не унять молодецкий запал!
Он и бражку любил, и Палашку,
И стишки между делом кропал.
А однажды он выкинул номер:
Вдруг лицо обратив к небесам,
Прошептал что-то, замер – и помер.
Был – и нет. Книжку вот написал.
Ничего не оставил он, кроме
Книжки этой – в две скрепки тетрадь.
Где-то есть и с надгробием холмик —
Даже имени не разобрать.
Этот холмик зарос медуницей
В окружении мраморных плит.
И к нему, словно дикая птица,
Одинокая книга летит.
Набат
Всё старо – как тавро или карты Таро,
Но, когда я дорогой окольной
Выйду утром, – нагонит, возьмёт за нутро
Поминальный набат колокольный.
И захочется вдруг возвратиться назад
И прощенья молить Христа ради
Только лишь потому, что такой же набат
Слышал мой безымянный прапрадед.
Но уйду, и меня не окликнет никто,
И лишь будет звучать ещё долго
Этот бой колокольный —
Как будто рингтон
В телефоне уснувшего Бога.
Дантист
Дантист угрюм с утра, как Данте:
Он смотрит в полость ротовую,
Как будто в бездну роковую,
Кряхтит и не даёт гарантий.
Ему давно осточертели
Пульпиты, кариесы, пломбы
И дух нечистый, дух утробный
В обмякшем от наркоза теле.
Но он всё сделает как надо:
Забытый главврачом и Богом,
Допишет он алмазным бором
Поэму собственного ада.
Ссора
Ты бы красиво сожгла все мои письма,
но они электронные. Такая досада!
Ты бы дала мне пощёчину влёт,
но как ударить аватарку в Фейсбуке?
Ты бы закатила истерику
в декорациях южной ночи,
но я захлопнул крышку ноутбука
(«Остынь, дорогая!»)
и лёг спать.
Ах, как же сегодня
прекрасно просторна
кровать моя,
мой одноместный челнок!
Селфи
Марине С.
А воздух мая густ и чист,
И пахнет чем-то сладким в парке,
Где я разучиваю cheese —
Улыбку из-под селфи-палки.
Вокруг так много красоты
И ранней жизни без изъяна!
И только так некстати ты
Из обращения изъята…
Безвременье
Дела наши плохи. Ты скажешь: «Да похер!
Мне вряд ли дожить до внучат!»
Но даже статистам постыдной эпохи
Придётся в свой час отвечать.
Тела наши грузны, мы грустны, и устны,
И падки на водку и медь.
И пусто до хруста в безвременье Пруста,
Где жизнь застывает как смерть.
Огонёк
Бог есть любовь, и мир, и май,
И много там чего,
И ты как хочешь понимай
Молчание Его.
Бог есть. А то, что Он молчит,
Так нам и невдомёк,
Что это Он зажёг в ночи
Надежды огонёк.
Дудка
Когда казалось, что хана
И бездна впереди,
Мне кто-то сунул дудку: «На!
Попробуй подуди!»
Дуда-тростинка – не труба,
Не флейта, не гобой,
Но вдруг она,
Взлетев к губам,
Шепнула: «Будь собой!»
Авось и я стране сгожусь,
А если нет – свалю.
Как за соломинку держусь
За дудочку свою.
Нехитрой музычкой, поди,
Не вывести всю дурь,
Но что есть воздуха в груди
Я буду в дудку дуть!
Родина
И мне страна что мать родна,
Хоть и глядит озлобленно,
Мне Родина не Роднина,
А Вероника Долина.
И если даже хлад, и глад,
И в сердце червоточина,
Но всё ещё звучит Булат,
И, значит, всё не кончено…
Божество
Я не виновник торжества,
Моя вина лишь в том,
Что я любовник божества
И с ним делю свой дом.
Мой дом похож был на кабак
И даже на вертеп.
Но божество сказало: «Ах!
Ты столько претерпел!»
Оно сказало мне: «Пора!
Забудь, что было до,
Мне по душе твоя нора,
Но время вить гнездо!»
Теперь повсюду волшебство:
Сияет дом, как храм!
И мне прощает божество
Нытьё, питьё и храп.
Грипп
Я хожу по кромке гриппа —
Оступлюсь и упаду,
И тогда
Дней семь небритым
Мне на дне лежать в поту.
Тридцать восемь,
Тридцать девять…
Чай имбирный, терафлю,
И наверх —
Сквозь бред недельный:
«Я люблю тебя, люблю…»
Артём МорсЦыганка-память
Родился в 1982 г. в Красноярском крае. Окончил филологический факультет ИГУ, Литературный институт им. Горького. Автор книг стихов «Из этого темнеющего сада» (2006, Иркутск: Издатель Сапронов), «Другими словами» (2014, Москва: Воймега). Стихи публиковались в журналах «Дружба народов», «Футурум АРТ», «Сибирские огни», «Сибирь», «Луч», «Байкал», интернет-журнале «Пролог», альманахах «45-я параллель», «Иркутское время», «Зеленая лампа», «Тверской бульвар, 25», «КУБ», «Паровоз», антологиях «ЛитературРентген. Антология» (Нью-Йорк, 2012), «Бег времени» (Иркутск, 2011), «Новые писатели» (Москва, 2012). Член Союза российских писателей. Живет в Иркутске.
«Из подворотен, драк, пустых бутылок…»
Из подворотен, драк, пустых бутылок,
квартир, вокзалов, огородных грядок
выскальзывали, как простой обмылок,
развеивались, как сухой остаток.
Разбавленным вином струилось время,
десятилетьями не приходила почта,
и выросло другое поколенье
и на земле обосновалось прочно.
На сквозняке не заболеть деревьям,
реке, не уставая, течь веками.
Эпоха-прялка спрашивает: где я?
Цыганка-память отвечает: с нами.
Путешествие
Мы едем:
за окном снега,
леса, поля, холмы,
дорога вьется, далека,
ленивой ниточкой вьюнка,
мелькают то река Куда,
а то село Зады.
И всюду жизнь, и всюду край
земли и неба, где
идет заслуженный февраль,
и родина везде.
Мы знаем
северный уют
степного ветерка,
где песни долгие поют,
где самогон не морщась пьют,
где вместо слов по морде бьют,
если не мнут бока.
И просто всё, и сложно всё,
давно и навсегда
Лежит земля, вода течёт
И счастье и беда
Мы видим
прошлые века
и как молчит курган
о том, что нету языка,
чтобы сказать наверняка,
куда течет река Куда
и где остаться нам.
В автобусе
«Не знаю, как дойду до дому,
Устала, больше не могу», —
говорит она в трубку,
даже не осознавая,
что начинает
моё стихотворение.
«Алё-алё, ты дома? Я уже
освободился, еду, скоро буду!» —
продолжает другой
и, переходя на шепот,
добавляет: «Целую, мышка».
«Чо ты опять начинаешь?»
«Ну, неужели не ясно?»
«Я же ни в чем невиновна.»
«Да замолчи ты уже!»
«Милая, хватит, ну хватит…»
«Купи, пожалуйста, хлеба.
И молока, и сыра.»
«Я же сказал: приеду,
приеду как только смогу.»
«Что же мы будем делать?»
«Как это всё непросто.»
«Тут ужасная пробка!»
«Кажется, я опоздал.»
«Что мне ещё остаётся?..»
«Я не смогу так больше.»
«Брось ты эту затею.»
«Сделай же что-нибудь!»
«Уважаемые пассажиры! —
произносит на весь салон
вежливый женский голос.
– Это конечная остановка.
Будьте внимательны,
не забывайте вещи,
берегите друг друга,
храни вас Господь».
Двери открываются,
автобус пуст.
«взрослое животное входит в холодную воду…»
взрослое животное входит в холодную воду
фыркает и плывет
жизнь его похожа на непогоду
и одновременно на самолет
вот он летит/плывёт и плывёт/летит
ветер его обнимает дождь его холодит
господи что происходит и почему всё так
господь не отвечает абонент потерял контакт
хочешь не хочешь приходится выбираться
из обстоятельств/времени/леса/тьмы
взрослое животное с животной грацией
выходит мокрое из воды
«Подобно тому, как вампиры…»
Надежде Ярыгиной
Подобно тому, как вампиры
не отражаются в зеркалах,
стрижи обладают удивительным свойством —
не проявляться на фотографиях.
Сколько их ни фотографируй,
их нет на снимках.
Хотя на самом деле…
Неужели стрижи —
это маленькие вампиры?
Прилетают и пьют по капле
кровь моего лета.
Концерт
Лес вырос, вырос я. Отбрасывая тени,
протоптанной тропой медлительно бредём.
Природа говорит на языке растений,
а насекомый хор стрекочет на своём.
Разложим этот шум на составные части,
расслышим, отделим простые голоса:
кузнечика тик-так, звук комариной страсти,
жучиное жу-жу, стрекозкино за-за.
Звучит, поёт, летит, без всякой партитуры,
невидимый оркестр, случайный Персимфанс,
многоголосый мир, не знающий культуры,
симфонией своей бросается на нас.
Похороны
хоронили в лютый мороз
когда прощались
чуть не опрокинули гроб
не было слез
как хоронили не помню
а когда поминали
дядя и говорит тихонько
ты чо сюда жрать пришёл?
а потом с добродушной улыбкой
да кушай кушай шучу…
и вытер руки о штору
хоронили в закрытом
потому что искали искали
и нашли через месяц в канаве
с выклеванными глазами
отец старался держаться
рассказывал анекдоты
как хоронили не помню,
помню как отпевали
в маленькой тихой церкви
красивую и молодую
12 ножевых ранений
из-за нескольких тысяч
копила деньги
на билет домой из Москвы
работала стриптизершей
параллельно писала пьесы
домой вернулась
в цинковом гробу
хоронили после внезапной
трагической глупой
13 человек в машине
девушка за рулем гравийка
перевернулись несколько раз
погиб один самый весёлый
пришло столько друзей
что не вместились в зал
человек триста не меньше
многие плакали
было действительно жаль
хоронили после тяжёлой и долгой
мучительной и для неё
и для всех остающихся
дело семейное
взрослый сын рыдал в голос как баба
а остальные
покончив с формальностями
уехали отдыхать
продолжение следует…
«20 лет пролетели как…»
20 лет пролетели как
будто не было их смотри
вот всё тот же родимый знак
и всё та ж красота внутри
будто не было ничего
всяких радостей бед невзгод
постарели немного но
будто длится всё тот же год
где мы молоды где мы дни
не умеем считать и вот
смотрим мы с фотографии
посчитай уж двадцатый год
ты как в зеркало посмотри
будто не было этих лет
потому что всё впереди
потому что времени нет
«Был капитаном атомной подводной лодки…»
Был капитаном атомной подводной лодки.
В рейсах сочинял философские афоризмы.
Бывало, по 50 штук в день.
За несколько лет написал 4 тома.
Принес в редакцию.
Ничего не взяли.
«С тех пор как ты уехала из города…»
С тех пор как ты уехала из города,
я всё время вижу тебя на улицах:
то мелькнет и скроется за углом
подол твоего пальто,
то в случайной толпе почудится
твоя походка,
а вчера, я совершенно уверен,
что видел в окне трамвая
твоё лицо.
Не окликнуть, не догнать, не спросить.
Боже, какого чёрта?!
Что за дурацкие шутки?!
Зачем ты заполнил целый город
тем, кого нет и не может быть?
Ни окликнуть, ни догнать, ни спросить.
«Переведи через шумную реку…»
Переведи через шумную реку
шепотом на чужой язык,
аще слова твои слаще млека,
кто потом будет помнить их?
Аще слова твои, как объятья,
облаком обволокут любя,
кто их наденет потом, как платье,
не вспоминая вотще тебя?..