Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2019 — страница 21 из 24


Йован ДучичЯдранские сонеты

Перевод с сербского и вступительное слово Олега Комкова

Йован Дучич – исключительное явление в сербской литературе и культуре. Он родился 15 февраля 1874 года в Требинье. Служил учителем в Сараево и Биелине, откуда из-за конфликтов с австрийскими властями был уволен и переведен в Мостар. Там вместе с Алексой Шантичем и Светозаром Чоровичем он создает литературный журнал «Зора» («Заря»). В 1899 году он отправляется учиться в Женеву с помощью своих друзей, а затем получает стипендию от правительства Сербии. В 1901 году в Мостаре выходит первый сборник Дучича под простым названием «Стихи». В 1907 году он поступает на работу в министерство иностранных дел Сербии, а на следующий год выходит его вторая поэтическая книга, также озаглавленная «Стихи». Эти две книги сделали Дучича (наряду с Миланом Ракичем) одним из самых влиятельных сербских поэтов начала ХХ века.

Дипломатическая карьера Дучича развивается уверенно и размеренно: Константинополь, София, Рим, Афины, Мадрид. После Первой мировой войны Дучич был представителем Сербии в Лиге наций и служил послом в Каире, Будапеште, Бухаресте, Лиссабоне и Мадриде. «Лирическая жизнь» идет своим чередом, ее течение глубоко скрыто под покровами внешней «событийности». С 1900 по 1925 год в Белграде, Софии, Женеве и разных городах Средиземноморья написаны стихи, составившие впоследствии главные поэтические книги прижизненного собрания сочинений: «Песни солнца», «Песни любви и смерти», «Царские сонеты». В 1905 году в Женеве и в 1915 в Афинах созданы две части книги стихотворений в прозе «Голубые легенды».

В августе 1941 года, после германской оккупации Югославии, Дучич уезжает в Америку и оставляет дипломатическую службу, поселившись со своим двоюродным братом Михаилом Дучичем в Гэри, штат Индиана, где возглавляет организацию «Сербская национальная оборона», пишет историческую прозу и политическую публицистику, редактирует прежние стихи и создает новые (в т. ч. патриотические), ведет ожесточенную полемику с югославским правительством из-за постоянного сокрытия геноцида сербов усташами в Хорватии, Боснии и Герцеговине.

Дучич умер 7 апреля 1943 года и был похоронен в тот день, когда вышла его последняя книга стихов «Лирика», 9 апреля 1943 года в Гэри. Позже его останки были перенесены в монастырь св. Саввы в Либертивилле, штат Иллинойс, а осенью 2000 года, в соответствии с завещанием поэта, перезахоронены в его родном Требинье.

Тончайший и проникновеннейший лирик, никогда не выставлявший напоказ своих чувств и более всего страшившийся, по его собственному признанию, пошлости мысли и пошлости выражения, Дучич создал неповторимый художественный мир, претворив влияния французского Парнаса, импрессионизма и символизма и открыв совершенно новую лирическую территорию, ранее неизвестную в сербской поэзии.

«Ядранские сонеты», первый полный перевод которых предлагается читателю, являют собой яркий образец медитативной, большею частью пейзажной лирики раннего Дучича. Ядран – сербское название Адриатического моря. С его берегов доносится до нас песнь поэта, в которой видимый и переживаемый мир предстает сплетением неизбывных тем человеческой культуры: любви и смерти, сомнения и веры, страдания и красоты.

У воды(Из Бониново)

Лунная дорожка море посребрила,

На уснувшей глади блещет, бесконечна.

Тишь. Волна на камни набрела уныло

И с печальным плеском канула навечно.

Ночь тоскливо пахнет кипарисной смолью.

Пепельное небо. Берега и воды

Этой ночью дышат некой странной болью,

Тихой грустью веют облачные своды…

У меня же рвутся сто сердец из груди,

И бурлит, проснувшись, естество больное,

О звезде ль тоскуя иль о женском чуде.

Всё кипит в утробе пенною волною —

Будто в миг рожденья! – безымянной ночью

У воды, где звёзды тайну зрят воочью.

Близ моря(Из Боки)

В каменном безмолвье, сумрачно и странно

Высится над старым торжищем близ моря

Лев венецианский. Внемлет шум Ядрана,

Где века проходят, волнам тихо вторя.

Ветхий и усталый, с поседевшей гривой,

Он тяжёлым телом в землю врос глубоко;

И, захвачен далью бледной и тоскливой,

Стынет взор недвижный мраморного ока.

Прибегут, резвяся, дети к исполину:

Дразнят, понукают, оседлавши спину,

И палят со смехом из бузинных ружей.

Но спокойно ждёт он, полон мрачной веры,

Как у горизонта старые галеры

Проплывут, объяты вековою стужей.

Далмация(Из Сплита)

С древней колокольни над холмами Сплита

Мерный звон струится. Дремлет гладь морская.

Кровь зари вечерней на воде разлита,

Стынет и дымится, в сумерках сверкая.

Альбатрос-отшельник кружит над волнами,

Заплутал, родные позабыв просторы.

А в кровавом небе полыхает пламя,

И вдали курятся голубые горы.

Гордо, величаво, вестником крылатым

Альбатрос кружился… В шёлковой порфире,

С высоты блистая пурпуром и златом, —

Словно дух суровый Диоклетиана[16]

Посреди любимой далматинской шири

В Царский День[17], под вечер, к солнцу взмыл нежданно.

Село(Из Трстено)

Круторогий месяц виснет меж развилин

Старого каштана; ночь прозрачна стала.

Как больная совесть, смолкшая устало,

Море спит, мерцая сотнями светилен.

Стынут кипарисы; месяц, обессилен,

Льёт сребристый холод; синью заблистала

Изморозь на травах, словно покрывало.

Слышен крик. То кличет на поляне филин.

И село рыбачье с каменистой грани

Соскользнуло в заводь – и за мглою млечной

Еле различимо, как в воспоминанье.

Всё бесследно тонет в тишине предвечной.

Ни души, ни звука; только где-то глухо

Бьют часы, которых не услышит ухо.

Лето(Из Жупы Дубровницкой)

Венчану лозою и цветками маков,

В тот далёкий жаркий день её я встретил.

Пела перепёлка средь горячих злаков,

Мглистый зной над морем был прозрачно-светел.

И дышало лето над водой и сушей

Запахом пожара. Стёжки-вереницы

Заросли осокой. Что хохол петуший,

Рдела самосейка в шумной косовице.

Ты со мною рядом шла, моя подруга,

Страстная, как лето, вдоль воды и луга,

И сияли волны, залитые жаром.

Ах! Погасла юность, как заря над яром!

Но не меркнет образ, вечно одинаков:

Огненные косы и венок из маков.

Слушание(Из Дубровника)

Опустился вечер над морской равниной,

Млечный Путь далече высветлился снова —

В этот час, как птица из гнезда родного,

Устланного мхами и пахучей тиной,

Ввысь душа взмывает. Древнею стремниной,

Словно море, полной тягостного зова,

Бьются в ней желанья страстно и сурово…

И шумят над нею звёзды ночью длинной.

Вот, подобно чайке в шёлковом наряде,

Опустилась тихо и на чёрной глади,

Как дитя, уснула, выплакавши горе.

А когда поутру осребрятся дали,

Гласом безутешной и больной печали

В ней шуметь немолчно будет песня моря.

Дубровницкий реквием

Тягостно и скорбно, вторя гласам хора,

Бронзовые горла исторгали пенье.

А она лежала посреди собора,

Как принцесса Грёза в тихий час успенья.

Так светла, печальна, в белом покрывале;

В гуще роз и мирта утонули плечи.

А вокруг дворяне горестно внимали

Долгой панихиде и держали свечи.

Древние каноны свято соблюдая,

Скорбный чин свершала братия седая,

И померкший полдень в окнах таял зыбко.

Зазвонили отпуст, и под звуки хора

На лице недвижном тихая улыбка,

Словно сон, блеснула в сумраке собора.

Ночные стихи(Близ монастыря Св. Якова в Дубровнике)

Всё в ночи люблю я: тусклый омрак лета,

Тяжкое безмолвье и раскаты грома;

Мне до боли внятна чёрных рек истома,

Что протяжной песней льётся до рассвета.

Камни, листья, волны, скрывшиеся где-то,

В этой смутной песне шепчут мне знакомо;

И душа, незримым таинством влекома,

В ней шумит, как море, сумраком одета.

Я – частица ночи. В час, как над водою

Утренние ветры лёгкой чередою

Медленно погасят белый звёздный пламень, —

Ночь вздохнёт прощально в забытьи усталом

И, овеяв мглою и цветок, и камень,

Мне лицо укроет слёзным покрывалом.

Утренний сонет(Близ церкви Пресвятой Богородицы Милосердной)

Голубеют лавры, пахнут мглой жасмины,

Серебрятся скалы, сонной неги полны;

Смутный говор слышен из морской стремнины:

То, проснувшись, бродят утренние волны.

И повсюду чую, тронут тихим шумом,

Я живую душу в бледном запустенье.

Море пахнет рыбой; за холмом угрюмым

Стекленеет небо, умирают тени…

Помню, как ребёнком, предвкушая зорю,

Этой же тропою я спускался к морю,

И вздымался шумный вал нетерпеливо.

Слышу и поныне в шёпоте прилива

Тот же стих, которым ширь меня встречала, —

Зов строфы заветной, коей нет начала.

Звёзды(С острова Лопуд)

Тихо блещут звёзды средь ветвистой кроны,

И шумит над нами в смолкнувшей дубраве

Только песня моря, омывая склоны,

Как роса, что пала в серебристой яви.

Я вплетал ей в косы, полон жажды страстной,

Вымокшие розы. Стёжки пахли мхами,

И лицо любимой млело ночью ясной,

Взор пылал, как звёзды, губы жгли стихами.

Всюду шум, сиянье; дождевым потоком

Белый свет струится, рощу заливая;

Мирно спят оливы в сумраке далёком…

И качает море звёзды, напевая,

И, плеснув на сонный брег, лишённый тени,

Их катает нежно по песку и пене…

Любовь(Из Стона на Пельешце)

В опустевшей церкви не слыхать распева,

Только стынь и сумрак долгие недели;

И тихонько плачет в брошенном приделе

Бледная от горя Пресвятая Дева.

И за каплей капля по стене струится;

Лунный свет мерцает сквозь цветные стёкла,

Серебром холодным расстилаясь блёкло

Под ноги Пречистой, словно плащаница.

Здесь крадутся тени вереницей грозной;

Отовсюду веет дух молитвы слёзной.

Мир безмолвен, хладен. Бдит одна лишь Дева.

Так же безутешна и любовь. Без гнева,

Без обид, без цели бдит в душе поныне:

А в руке воздетой – чудо благостыни.

Лунный свет(На Лападе)

Лунный свет роняет брезжущие пятна

На широкий мрамор вековых ступеней,

Сад и кипарисы. Шепчет ночь невнятно:

То прилив стихает под покровом теней.

А моей любимой грустно в те минуты:

Лишь в ночи заплачут молодые розы —

И она заплачет; но уста сомкнуты,

И никто не знает, что скрывают слёзы.

Наполняя болью сумрачную воду,

Песня сфер струится вдаль по небосводу,

И прилив, умолкнув, канул в царство теней.

А когда услышу снова голос милый,

Веет в нём, как тайна, средь ночных видений

Запах кипарисов мглистый и унылый.

Вечернее(Из Цавтата)

Остров, что покрыли пышные оливы,

В море чёрной чайкой дремлет одиноко.

На безмолвный берег сумерки до срока

Пали, как забвенье, призрачны и сивы.

Словно поцелуи, тихих волн приливы

Льнут к солёным скалам, что чернее рока.

Купол колокольни виден издалёка,

А вокруг маслины, тополи да ивы.

Мне опять не спится. Вновь подумать больно

О тебе; и слышу, как скорбит невольно

Колокол вечерний, исторгая стоны.

Я молчу, затерян в опустевшем мире,

А на волнах тени делаются шире…

И плывут печально звоны, звоны, звоны…

Примечание:

Олег Комков (р. 23.09.1977) – культуролог, герменевт, переводчик. Доцент кафедры сравнительного изучения национальных литератур и культур факультета ин. языков и регионоведения МГУ им. М. В. Ломоносова. Публикации в различных журналах и газетах. В 2016 г. в чикагском издательстве «Art 40» вышла книга стихов Олега Комкова «Тихое вече», в 2018 г. там же – сборник стихов и поэтических переводов «В родной близи, в родной дали». Публикации в 1–2014 (подборка стихотворений), 3–2014 (переводы с сербского) номерах журнала «Плавучий мост».

Людвиг Уланд, Йозеф фон Айхендорф, Аннете фон Дросте Хюльсхофф, Вильгельм Мюллер, Франк Ведекинд, Рихард Демель