На псалом 38. К исполнению, Идифуму
Посвящ. В.
Переложение Вячеслава Кожемякина
38-й псалом русской поэзией, можно сказать, не замечен. О чём этот псалом? Парадоксально: о пользе унижения безгласного, молчаливого. Тема эта практически не отражена в русской литературе.
38-й псалом остался непонятен русскому поэту. Сумароков, к примеру, перелагая его, как мог, обошел главную тему в нём. И не он один. В самом деле, какая от унижения польза, если к тому же молчать и снаружи и внутри себя? Вряд ли кто найдёт ответ.
Но нет правил без исключений, масон, военный чиновник, архаист-литератор Павел Голенищев-Кутузов создал мало кем замеченное, мало кому запомнившееся более-менее точное переложение 38-го псалма. Герой Голенищева-Кутузова переживает унижение от негодяя молча, пока мучение не опаляет его сердце и пока этим опалённым сердцем он не начинает постигать сущность вещей и малое место человека в мире. Отчего же одному-единственному поэту удалось понять и переложить 38-й псалом? Не от того ли, что его родственник, человек одной с ним крови Михаил Илларионович Кутузов пережил величайшее на свете унижение, когда в простой крестьянской избе принял решение сдать Москву французскому выскочке, поставив тем самым крест, возможно, на своей воинской чести, принял решение, с которым далеко не все были согласны, решение унизительное, испепеляющее, и это решение молча вынести унижение, безмолвно принять торжество врага окончилось одной из величайших, если не самой великой, победой русского оружия, русского духа во всей истории.
Вот о таком способе побеждать и спет в свое время, на мой скромный взгляд, 38-й Давидов псалом.
1 Скажу: «Бранясь на злыдня хлёстко,
Беспутным кончишь молодцом».
Пусть губы мне перед лицом
Мерзавца жжёт печать из воска.
2 Вот я опять ограблен, болен,
Понур, и наг, и безглаголен.
3 Молчанья жар в меня проник,
И выскочил из горла крик,
Как длинный пламени язык:
4 Когда конец? Не мучь, скажи Ты мне,
Как дни мои Тобой рассчитаны?
И много ль их ещё прожить-то мне?
5 Отмерил Ты мои денёчки,
Пузырь я – пшик я – пред Тобой.
Мы все не люди, а плевочки.
Мне душно. Пахнет суетой,
6 Как тень, на нет сойду, чуть полдень,
Хоть шуровал, да только так;
Кто зуб мне даст, что я, простак,
Добро скопил не людям подлым?
7 И вот сейчас кого терплю?
Тебя! Ты тень казнишь свою.
8 Сними мой грех! Подай мне помощь!
Какую ж Ты прислал мне сволочь!
9 Чтоб перед выродком таким
Ещё и выставить немым.
10 Убрал бы Ты ручищу эту,
Отец, в живых ведь жертвы нету.
11 Для мерзопакостной скотины
Ну и урок! Душе каюк!
Она уж тоньше паутины.
А кто здесь, впрочем, не паук?!
12 Ты все равно услышь! Не брезгуй,
Ведь я Тебе слезоточу!
Прощая, хлопни по плечу,
Я ж ненадолго, гость Твой дерзкий,
Как дед с отцом, святой и мерзкий.
13 Так дай ты гостюшке вздохнуть,
Потом проводишь ночью в путь.
Примечание:
Вячеслав Кожемякин, поэт, редактор, издатель. Живёт в Москве.
Обратная почта
К. С. ФарайИз сборника «Надписи, кн. IV»
О. Асиновскому
Мы понимаем, что стихотворению не обязательно надлежит быть сравнительно коротким, иметь метр и рифму, благодаря Уолту Уитмену («Листья травы»). Гоголь назвал поэмой роман («Мертвые души»), а Эдгар По научно-философский трактат («Эврика»). Прекрасными примерами того, что содержание может являть собой форму, можно считать Лотреамоновы «Песни Мальдорора» и «Абсолютную пустоту» Станислава Лема, и список легко расширить… Так называемое содержание в поэзии и художественной прозе редко бывает настолько оригинальным, что само по себе способно воодушевить нас, и только в сочетании с пресловутой формой производит нужный эффект. В конечном счете, произведение искусства – это есть то, что каждый из нас думает (и ощущает), соприкасаясь с его формой и содержанием, чем бы те ни являлись, автор же всегда имеет в виду что-то третье, остающееся за скобками… Порой получается, что это «третье» подстегивает автора расширить границы формы, выйти за рамки знакомого и очевидного. Вряд ли в столь незначительной по объему врезке мне удастся убедить читателя в абсолютной необходимости такого подхода, поэтому скажу лишь о принципиальных особенностях «Фрагментов». Каждый содержащийся в стихотворении афоризм является для меня обособленной смысловой единицей, как в более традиционном примере эту роль могли бы играть символы, метафоры, цитаты или любой другой привычный литературный инструментарий. В каком-то понимании «Фрагменты» – полифоническое стихотворение, где «музыкальная фраза», сколь бы законченной и независимой она ни была, есть лишь звено в цепочке слов языка, на котором сочинена вся пьеса. В предыдущих книгах «Надписи» в качестве схожих смысловых единиц я пользовался русскими переводами античных настенных начертаний, эпитафий и эпиграмм, расшифровками письмен майя и древнерусских берестяных грамот. Короткие фразы, из которых состоит эта новая вещь, по понятным причинам считать афоризмами можно весьма условно, и, пожалуй, это именно то, что я в самом деле намеревался сказать, но, выражаясь образно: чем обширнее пространство, отделяющее одно «дно» от второго, тем сложнее упрекнуть автора в банальной небрежности в части сокрытия «содержимого». Похоже, мы продолжим и далее все усложнять, и есть в этом, вопреки расхожему мнению об обратном, что-то вполне естественное…
Онтологические фрагменты (i-cxvii)
В свою очередь требовалось слово, через которое одно человеческое существо могло бы сразу вступать в соотношение с другим человеческим существом и с известным устремлением человеческого разума.
Когда твой разум (буддхи) превозможет дебри заблуждений, тогда ты достигнешь отрешенности от того, что должно быть услышано и что было услышано.
i. Бытие вечно.
ii. Бытие действенно.
iii. Не существует начального события и начального действия.
iv. Существует бесконечное множество языков Бытия.
v. Язык регистрирует бытие существа, познает его действие.
vi. Действие существа направлено на продолжение бытия.
vii. Только действие существа, направленное на продолжение бытия, имеет смысл.
viii. Существо не обладает свободой выбора.
ix. Любое событие случайно.
x. Любое действие – результат бессчётных случайностей.
xi. Человеческий разум – язык Бытия, как и разум дерева, разум звезды.
xii. Жизнь – один из языков Бытия.
xiii. Существуют языки Бытия, имеющие множественную природу.
Один из таких языков – жизнь.
xiv. Жизнь – язык Бытия, имеющий бесконечное множество диалектов, отчасти взаимопереводимых.
xv. Человеческий разум – один из диалектов языка жизни.
xvi. Жизнь регистрирует себя как «жизнь организмов».
xvii. Жизнь организмов эквивалентна иным формам Бытия.
xviii. Существуют языки иных форм Бытия.
xix. Ключ к обнаружению Бытия – желание быть.
xx. Бытие существует вечно благодаря желанию.
xxi. Желание Бытия существовать есть любовь.
xxii. Бытие случайно.
xxiii. Бытие не подчинено законам, т. к. вечно существует и всегда действует.
xxiv. Мысль существует в Бытии, зависит от Бытия и суть один из языков жизни.
xxv. Мысль подчинена Разуму (разумной жизни организмов).
xxvi. Иные формы Бытия могут мыслить, но могут и не мыслить.
xxvii. Бытие не подчинено Разуму.
xxviii. Существа могут иметь или не иметь разумы.
xxix. Бытие первично, цель существа – желать быть.
xxx. Существо не имеет природы вне Бытия.
xxxi. Существо равноценно Бытию.
xxxii. Мысль зарождается и умирает в существе, будучи отчасти его языком.
xxxiii. Существо смертно в границах своего языка.
xxxiv. Смерть существа случайна.
xxxv. Желание быть суть природа существа.
xxxvi. Желание не есть воля.
xxxvii. Воля творит, желание сотворяется.
xxxviii. Желание быть непереводимо ни на один язык Бытия, т. к. имеет одну с ним природу.
xxxix. Любое осознающее себя существо суть высказывание, имеющее начало и конец.
xl. Все существа говорят о Бытии.
xli. Все существа составляют Бытие.
xlii. Существо есть то, в связи с чем говорят: существует что-то еще.
xliii. Любой язык Бытия имеет словарь, способный расширяться до бесконечности.
xliv. Слова, не говорящие о Бытии – бессмысленны.
xlv. Действие существа в пространстве-времени осмысленно, если ведет к продолжению бытия.
xlvi. Действие, имеющее смысл, – случайно, т. к. если бы это было не так, то любой результат являлся бы конечным.
xlvii. Бездейственное конечно.
xlviii. Бытие есть желание действующего.
xlix. Продолжение бытия – необходимость.
l. Конечно то, в чем нет необходимости.
li. Познание и движение ведут к продолжению бытия.
lii. Изоляция стремится к остановке, к искажению языка, на котором говорит существо, действуя в пространстве-времени.
liii. Противоречия бездейственны.
liv. Познаваемо лишь событие, факт.
lv. Бездейственное несобытийно.
lvi. Желание быть не есть действие.
lvii. Все события случайны, т. к. не имеют начала.
lviii. Бытие бесконечно выбирает себя, следовательно, не имеет свободы действия.
lix. Познание есть желание слушать говорящее, не прерывая его на полуслове.
lx. Ничто не может быть досказано.
lxi. Чем больше говорится в пространстве-времени, тем больше Бытие сознает себя.
lxii. Сказанное занимает место в пространстве-времени.
lxiii. Сказанное постижимо в своем движении.
lxiv. Сказано лишь то, что имеет смысл, содержит продолжение.
lxv. Бессмысленное не может быть сказано, оно суть – молчание, остановка.
lxvi. Бытие суть непостижимость фактов.
lxvii. Говорящее говорит на своем языке.
lxviii. Бытие суть событие.
lxix. Событие вмещает все возможные образы действий.
lxx. Событие не может не происходить.
lxxi. Событие не может произойти.
lxxii. Бытие содержит в себе событие как неисполнившееся намерение.
lxxiii. Событие не имеет места.
lxxiv. Место не имеет положения.
lxxv. Небытие восходит из бытия.
lxxvi. Небытие суть нежелание.
lxxvii. Язык Бытия событиен, как одна из бессчётных возможностей.
lxxviii. Перевод с чужого языка есть движение в пространстве-времени.
lxxix. Перевод суть познание.
lxxx. Перевод с языка звезды питает жизнь.
lxxxi. Бытие не есть жизнь.
lxxxii. Жизнь в Бытии конечна.
lxxxiii. Желание не есть выбор.
lxxxiv. Дерево говорит со звездой на языке дерева.
lxxxv. Язык звезды понятен планетам.
lxxxvi. Разум монологичен.
lxxxvii. Разум конечен, но подчинен желанию быть.
lxxxviii. Разум – одно из массы событий.
lxxxix. Вселенная – одно из событий.
xc. Вселенная может умереть, как клетка в живом организме.
xci. Неживая вселенная продолжается в Бытии.
xcii. Неживая вселенная остается событием.
xciii. Жизнь может и не быть.
xciv. Бытие не может не быть, о чем говорят сами слова.
xcv. Небытие может и быть.
xcvi. Быть не до́лжно ничему.
xcvii. Случайность есть действие без выбора.
xcviii. Существо не свободно в Бытии.
xcix. Бытие не свободно от себя.
c. Свобода есть отсутствие событий.
ci. Существовать не значит мыслить.
cii. Существование Бытия не может быть доказано, т. к. к нему не ведет ни одно событие.
ciii. Бытие Бога – мысль.
civ. Вера вынуждает к желанию.
cv. Вера – потребность небытия.
cvi. Бытие – факт, не требующий подтверждений.
cvii. Разум способен на высказывание – жизнь.
cviii. Понятое другим высказывание есть чувство.
cix. Чувство к жизни – наполнение себя другим.
cx. Чувство желает быть понятым.
cxi. Желание быть – не чувство, но необходимость.
cxii. Любовь – не чувство.
cxiii. Любовь случайна и конечна, как и всякий язык.
cxiv. Любовь – канун катастрофы.
cxv. Любовь – нечаянность счастья.
cxvi. Любовь не есть любовь к жизни.
cxvii. Любовь – существо.
Примечание:
К. С. Фарай (1971 г.р.) – поэт, переводчик, живет в Москве. Печатался в журналах «Арион», «Урал», «Крещатик», «Комментарии», «Плавучий мост» и др. Опубликовал 9 поэтических книг, собрание переводов Т. С. Элиота и Э. Паунда, стихи и поэмы Джима Моррисона, с 1999 по 2001 выпускал сетевой поэтический журнал «Лимб», в настоящее время – редактор и соиздатель античной серии изд-ва «Русский Гулливер».