Карин БойеСтихотворения
Карин Бойе (1900–1941) – писатель, поэт, критик, эссеист, автор 5 книг стихов. Родилась в Гётеборге, жила в Стокгольме. Классик скандинавской поэзии.
Перевод со шведского Андрея Щеглова и Юлии Подлубновой
Прошлые дни
Когда заболеет старик, соберутся все его прошлые дни
И тихо усядутся в круг вокруг постели его.
Они не рыдают, они не скорбят и не стонут,
Они тихо кивают и думают о былом.
И каждый расскажет свою незабытую сагу,
И каждый спокойно зажжет свечу, что с собою принес.
И свечи будут гореть, отражаясь в темных потоках.
Он будет бродить и бродить под сводом дрожащих огней.
Павшим героям
Слава – вступившим
В битву чуть свет,
Павшим в бою,
Не дожив до побед.
Взорам бойцов предстает неустанное войско
Светочей дивных, воителей с чудным оружьем.
Стойких, не дрогнувших. Стеблей, до времени сжатых.
Юных навек, не изведавших дряхлую старость.
Слава – презревшим
Удел земной,
Избравшим доблесть
И вечный бой.
Словно столпы, подпирая мосты через бездну,
Мощны, свободны от тщет, от сует человечьих,
Вновь окрыляют мечтой изнемогших, усталых,
Ниспосылают спокойствие слабым, нестойким.
Слава нетленным,
Что пали в бою,
Стократ умножив
Душу свою
В душах других. Неведомы сильному духом
Праздность и гибель. Вы с теми, кто борется ныне.
Копья сверкают – как знак, как обет, как надежда
Новых героев. Мы, подвигов ваших во славу,
Благословенны
В своих мирах.
Но вы – нетленны.
Мы – только прах.
Спасите детей!
Слышишь – кругом содрогается воздух:
В небе испанском снарядов разрывы
Здесь отзываются. Горечь и слезы
Входят в наш быт, столь недавно счастливый.
Пусть независимы страны Европы,
Мы затвердили урок непреложный:
Стали, по сути, едины народы.
Сжалась земля до размеров ничтожных.
Сжалось пространство, исчезли границы.
Скоро, когда подрастут наши дети,
Будет нельзя перебраться, укрыться:
Все будет рядом, все близко на свете.
С грустью мы нашим детишкам желаем:
Пусть им живется все лучше и краше…
В тех же, кто видел, как небо пылает,
След не изгладится дней этих страшных.
Снова – болезни и голод,
Снова – война и разруха.
Пусть это будет нам пробой
И испытанием духа.
Темный, звериный, неведомый ужас
В душах разлился заразою, ядом.
Благо, коль вылечит детскую душу
Кто-то большой, оказавшийся рядом.
Угол уютный – лишившимся крова,
Сытный обед и защита от стужи,
Ласка, улыбка, теплое слово —
Вот против гибели наше оружье.
Знать мы не можем, на сколько нас хватит.
Наши дела – как круги по воде.
Помни одно: мы участники схватки —
Битвы за жизнь и отпора беде.
Рождество 1939 года
Скрипели половицы
В ночи пред Рождеством.
То мертвецам не спится:
Они явились в дом.
Уселись, не смущаясь,
Так запросто у нас.
Они пришли проведать
И заодно поведать,
Как Рождество встречали
Когда-то в первый раз.
«Мы к вам пришли по дружбе,
Мы вам не навредим.
Мы видели: вам трудно.
Давайте посидим.
Как хорошо, уютно,
У огонька тепло!
У нас судьба похожа:
Самих когда-то тоже
Порой суровой, лютой
От ужаса трясло.
Не брезжили живые
Небесные лучи.
Мы были – часовые
В зияющей ночи.
На всем – печать проклятья.
Со всех сторон беда.
В лицо – дыханье смерти.
Вдруг кто-то на рассвете
Шепнул: «Смотрите, братья —
Она взошла, звезда!»
Поверив в чудо это,
Зажгли лампады мы.
И был нам праздник света
Средь гибели и тьмы.
Вы скажете: “Игрушки!
Фонарики глупцов!”
– Ну что же, потушите.
Но лучше – не спешите.
Оставьте юным душам
Дар дедов и отцов».
«Мне подарили так жестоко…»
Мне подарили так жестоко
и тьму земли, и свет небес,
и хирургический разрез
от Бреста до Владивостока.
Как будто располосовали
на день и ночь, на жар и лёд
меня, и всё произойдёт
от происшедшего вначале.
Как бы железная дорога
припала шпалами к лицу
и гром над головой, к концу —
от Бреста до Владивостока…
Воительница
И меч мне приснился – ночью,
И сеча приснилась – ночью,
И снилось мне – бьемся плечом к плечу
С тобой мы бесстрашно – ночью.
Блеснул клинок в твоей руке,
И тролль упал к твоим ногам,
И наш отряд сомкнул ряды
И песнь запел в лицо врагам.
И кровь мне приснилась – ночью,
И смерть мне приснилась – ночью,
И снилось мне – пала я рядом с тобой,
Смертельно ранена – ночью.
Ты не заметил смерть мою,
Ты шел, сомкнув уста,
Путь проложив мечом в бою,
Не выронив щита.
И снился огонь мне ночью,
И снились мне розы – ночью,
И снилось мне – смерть прекрасна моя.
Вот что мне снилось ночью.
Камни
Бог дал нам тяжелые души из камня.
И пришли мы на берег моря,
Где блики плясали, где пена играла, где чайки
в лучах парили.
И стали мы камни бросать, забавляясь, —
что еще делать с камнями?
Они скользили по глади, взмывали над зыбью,
летели над морем как ветры!
И счастлив наш сон: несут его крылья
ласточек, мчащихся в небе.
«За час немыслимого унижения…»
За час немыслимого унижения
благодарю.
Час ослепительной наготы
и побежденной гордости.
Позволить себе
быть пылинкой
в рассыпающихся лучах мира.
Удивляться чуду жизни,
крыше над головой, хлебу, воде,
тому, как странно дует ветер…
Незаслуженная
благодать доверия.
Пустота
Я болею от яда. Я болею от жажды —
для нее природа не создала ни одного напитка.
Из всех возможных потоков и источников.
Я наклоняюсь и пью из самых вен земли.
Все пространство залито святыми реками.
Я приближаюсь и чувствую, что мои губы наполняются экстазом.
Но пустота, пустота…
Я болею от яда. Я болею от жажды —
для нее природа не создала ни одного напитка.
Белокурое утро
Белокурое нежное утро:
прикосновение прядей к щеке,
дыхание в тишине…
За ночь земля раскрылась и родила
гигантский известковый цветок.
Насекомые с прозрачными крыльями
легко пасутся на ничего не подозревающих,
но бдительных лепестках.
Утро седьмого дня…
Этот миг
Ничего не существует:
дыхания вечности,
летнего ночного неба,
озера с невесомыми туманами
и зеркальной тишиной…
В этот миг границы стираются
и глаза становятся ясными,
и выбор легким, как ветер,
и больше нет очевидного.
Как я могу теперь бояться?
Я никогда не потеряю тебя.
Примечание:
Щеглов Андрей Джолинардович (род. 1969) – историк-скандинавист, переводчик со шведского. Перевел стихи классиков шведской литературы – Карин Бойе, Гуннара Экелёфа. В серии «Памятники исторической мысли» опубликован его перевод стихотворной «Хроники Энгельбректа» (XV век).
Подлубнова Юлия Сергеевна – кандидат филол. наук, зав. музеем «Литературная жизнь Урала ХХ века», доцент каф. русского языка Уральского федерального университета, поэт.
Гюнтер Бруно Фукс(1928–1977)Поэт-бродяга
Переводы и сопровождающий текст Виталия Штемпеля
Стихи Гюнтера Бруно Фукса довольно редко включаются в антологии немецкой поэзии. Но и сегодня он читаем и любим. Его называли поэтом бездомных. Не случайно один из его сборников стихотворений так и называется: «Pennergesang» («Песня бродяги»). Он прожил всего 48 лет. Поэт, писатель, график. Автор многих книг для детей, украшенных собственными рисунками. В 16-летнем возрасте попал на фронт – в качестве помошника в команде зенитного расчёта (один раз участвовал в бою). После окончания войны полгода находился в концентрационном лагере для военнопленных в Бельгии. Там ему исполнилось 17 лет. Учился на столяра. Затем – работа, позже – учёба в институте изобразительных искусств, обучение в школе графики. Жил в восточном Берлине, учился в западном. Короткое время работал в школе учителем рисования. Но был уволен (хорошо обошлось!) за то, что повесил портрет Сталина не в классе, как было велено, а на входную дверь со стороны коридора.
Он привык жить нерегулярными, нужно сказать, довольно скудными заработками. Как литератор – на гонорары от литературных выступлений, как график – от оформительских работ. Дважды женат и разведён, большей частью жил у своей матери. Был человеком крупным, с объёмным животом, не любившим себе отказывать, в первую очередь, в приёме пива и алкоголя. Кажется, это о нём сказано: он много ел и много пил. Однажды после чтений в одном литературном келлере, он заказал 15 жаренных сосисок. Обслуживавшей его хозяйке заявил: Я съем их исключительно из уважения к вашему эксцелентно-му кулинарному искусству. И съел все 15. Естественно, потому что был голоден. Но самое главное: он был поэтом. Поэтом-романтиком. Поэтом, для которого хаос этой жизни, её неурядицы стали предметом поэзии. Он ушёл на войну ребёнком и до конца жизни оставался им. Может именно потому, что бесконечно любил её. Даже если она его не щадила.
Вероятно, он жил именно так, как описал это в одном из своих стихотворений:
Распорядок дня толстого человека
Утром
он играет по найму с детьми на Буддельплатце.
Он начинает свою работу и говорит: Дорогие дети,
Этот живот не живот вовсе, а большая гора Бимбула.
Тут дети смеются, кувыркаются и кричат:
Пожалуйста, большая Гора, завтра приди опять!
В полдень
он принимает образ наших лесных собратьев.
Он барабанит по своему животу.
А иногда запрыгивает с тяжёлым сердцем
на спину какому-нибудь генералу и говорит:
Если ты перепутаешь мой живот с барабаном,
то это твоя жалкая правда! Этот живот
именно большая гора Бимбула,
красоту которой тебе никогда не постичь.
Вечером
он становится очень печален.
Он садится под звёздами
и пьёт десять литров небесного пива.
Иные слышат его поющим —
он поёт однотонно,
так однотонно, что в это никто б не поверил:
Матерь, ах матерь, мне голодно!
В нескольких строках он передаёт ощущение вселенского хаоса:
«Властитель…»
Властитель
бросил
последний взгляд
на нас. Теперь
он мыкается
в совершенной темноте.
В его поэзии предметы неодушевлённые оживают самым естественным образом:
Восточный порт
Кран
влюбился в ночную
долину. Своей единственною
устремлённою вдаль
рукой
он стирает
морщины
с горизонта возлюбленной.
Изумительны его Истории. Он бродяжничает (именно!) по Берлину и списывает их из жизни людей, судьбы которых не назовёшь удавшимися. Как же узнаваемы их герои!
Вот некоторые из этих историй.
История о призрачном появлении советника по выбору профессии
Сразу же в первое утро он сидел на моём месте,
говорил, покачивая головой:
Слишком поздно явились, вы меня беспокоите!
У вас много дел,
но я хочу вам помочь, единовременно!
Вот здесь для вас деньги – на жизнь до получения первой
зарплаты.
Покажите себя с лучшей стороны,
не обрывайте мысль на полуслове,
давайте внятные ответы,
не спрашивайте о размерах вашего денежного довольствия,
будьте скромнее,
молодой человек,
подавите в себе себя,
БУДЬТЕ КЕМ-НИБУДЬ!
Он исчез сквозь шкаф с актами и я не посчитал нужным дальше исследовать его сущность.
История о различных точках зрения мужа и жены
Этот вот мой муж.
Каккаккак он качается. Я говорю
ему. Как ты качаешься, как. Что говорит он?
Мэрэрэээй!
Что это значит?
(Он опирается о стол. О край стола. Тот самый, с извечной пивной лужей, запачканный ликёрной лужей, с утра и всю напролёт неделю и весь год ужасно воняющий край стола).
Мой муж конечно же не коза. Я говорю ему:
Разве же ты коза?
Мэрэрэээй,
говорит он.
Что это значит?
(Я его жена – и то не знаю этого.)
История о желающем поторговаться и желающем продать яйца
За это яйцо продавец продуктового магазина хочет
25 центов,
я предлагаю ему 22 цента.
Я не позволю запутать себя аргументами продавцу продуктового магазина, утверждающему, что оно, это яйцо, ему самому обошлось в 21 цент и настаиваю твёрдо, если он не желает в моём лице потерять покупателя, на 22 центах.
Моё упрямство в ценообразовании (что, собственно, более относится к нему!) я объясняю чрезмерно тонкой скорлупой его сомнительных яиц. Я говорю ему: Если вы внимательно посмотрите, то должны заметить как тонка яичная скорлупа. И честно говоря, говорю я слегка отступив назад, покупка яиц с такой тонкой скорлупой по 25 центов за штуку – это более чем риск для покупателя.
Проще всего для него, т. е. продавца продуктового магазина: он выяснит где можно приобрести яйца с толстой скорлупой, с тем, чтобы с чистой совестью предлагать их покупателям по 25 центов за штуку.
После продолжительных усилий прийти к единому мнению, мне было предложено яйцо за 23 цента, что удовлетворило меня. (Ведь я и не настаивал в самом деле именно на моей точке зрения при его покупке.) К сему добавлю, что с тех пор в продуктовых магазинах меня провожают подозрительным взглядом, и если заходит речь о яйцах, то продавцы продуктовых магазинов принимают это за дерзость.
История из жизни большого города
Ночью пёс пересекает улицу.
Гуляет.
Оба глаза видят.
Знаешь, что,
обращается к псу окно,
однажды ты рассказал историю
ВАУ.
В ту ночь замечательную историю.
И ты,
это я знаю,
что-то ещё сохранил для себя.
Мы уходим из этой жизни, недорасссказав всего, о чём хотели. Но разве это так уж плохо? Ведь если не кончаются наши истории, значит и жизнь продолжается.
Примечание:
Виталий Штемпель – поэт, переводчик, редактор. Живёт в г. Фульда.