— А бабы с ребёнком?
— Да не знаю я, госпожа волшебница, как на духу говорю, не знаю. И не спрашивал… может, жена с сёстрами и дочкой, может — по дороге прибились. Кто их разберёт.
— Что ж, благодарю тебя, добрый человек, — Таша достала серебряную монету и протянула кузнецу.
Тот повертел монетку в пальцах, пожал плечами, словно удивляясь, за что это ему деньги перепали, поклонился и вышел, обдирая могучим телом косяки. Почти тут же в дверь скользнул Тит, нацепивший умильную до приторности улыбку.
Допрос с пристрастием, которому в течение последовавшего получаса подвергся управитель, принес свои плоды, пусть и не сразу. Поначалу Тит упорствовал, уверяя, что о лесных разбойниках ничего не знает, а если бы знал, не преминул бы своевременно доложить властям. При этом вид имел столь честный, что даже неискушенная в общении с подобными людьми Альта не поверила ни единому его слову. Леди Рейвен кивала, соглашалась — мол, доложить властям надо обязательно, это дело доброе — но постепенно мрачнела. Злить волшебников Ордена — вообще дело опасное, но большинство из них всё-таки умеют худо-бедно держать себя в руках. Леди Рейвен к этому большинству не относилась.
— Альта, там у меня в дорожной сумке несколько баночек в полотняном мешочке, принеси, пожалуйста.
— Сейчас, госпожа.
— И скажи мне, Тит, у тебя найдётся хорошая бритва?
— Найдётся, сиятельная, как же не найтись. Самая лучшая, из Кинтары привезена, — управитель явно весьма обрадовался смене темы. — Сами-то мы, сиятельная, бороды не бреем, это дворяне там, или ещё кто из рыцарей моду взял с голым подбородком ходить. Вы не подумайте, сиятельная, что я осуждаю, чай, не в глухом лесу живем, что такое мода — знаем. Да только…
Он осекся, мучительно задумавшись, зачем столичной волшебнице нужна бритва. Таша не стала дожидаться, пока Тит сообразит.
— Бороду мы твою брить не будем, — кивнула она. — И в самом деле, раз уж у вас тут модно с бородами ходить, зачем мужику красоту портить. Мы тебе немножко затылочек побреем, потом я там кое-что нарисую… а после этого, уважаемый, ты мне как на духу всё расскажешь. И про разбойников, и про сборы налогов, и про другие грешки. Есть у тебя грехи перед Эмиалом и Святителем? Есть, есть, не отвечай… сейчас ведь соврёшь, а как я с рисунком закончу, там уж твоей искренности можно будет полностью доверять.
Магия — удел избранных, но это не означает, что простой народ ничего о ней не знает. Любой мальчишка, делая человечка из глины, представляет себя могущественным волшебником, создающим голема. Ополченцы, возвращаясь к родным очагам, любят рассказывать о славных денечках — и о собственной удали, и о магах, обрушивающих на врагов потоки огня и льда. И об «оковах разума» знают многие — в Инталии пытки используются нечасто, только если сильного мага поблизости найти не удается. Здесь же, относительно недалеко от столицы, о пойманных душегубов руки никто марать не станет. Сам же управитель гонца пошлет — и через десяток дней прибудет маг, способный наложить «оковы». Таша прекрасно знала, что ничего особо сложного в этом нет — вот «путы разума» дело иное, это признак настоящего таланта.
Ну, а под «оковами» подозреваемый ничего не утаит… Пытки в этом отношении куда хуже, боль заставит человека себя оговорить в чём угодно. Да и не только боль… мать, не задумываясь, возьмет на себя вину сына, мужчина попытается защитить возлюбленную, брат пожертвует собой ради брата. Не всегда, разумеется, но такие случаи — не редкость. А государству не нужна жертва, ему требуется порядок и справедливость. Если вина не вполне очевидна, в дело вступает магия — и она обеспечит справедливость приговора.
Таша с тоской вспомнила, как её провели, словно девчонку, подставив здорового бугая, выболтавшего под «оковами» совершеннейшую чепуху. Да, страшные тайны и секретные секреты удержать в себе не получится, проблема лишь в том, чтобы человек знал то, о чём его спрашивают.
Несомненно, Тит имел за душой много такого, о чём ему не хотелось бы рассказывать волшебнице Ордена. Мало кто из управителей может похвастаться кристальной честностью, большинство живет по принципу «со Святителя не убудет», не видя ничего дурного в том, чтобы кое-что из налогов, подлежащих отправке в Торнгарт, оседало в их собственных сундуках. Немного, можно сказать, самую малость — но из этих крох и складывается благосостояние. А вот если эти вольности вскроются — тут как повезет. Наказание могут назначить и попроще — плетьми или изъятием имущества, изгнанием или каторгой. А если судья — в этой роли чаще всего выступает местный Служитель храма, с которым у Тита отношения были не из лучших — пожелает, то может потребовать и очищения пред ликом милосердного Эмиала… Ну а как очищение происходит, известно любому.
Стоит отметить, что костёр, открывающий заблудшей душе дорогу к истинному свету, в Инталии — дело нечастое. Скажем, за обычный грабёж или убийство виновника отправят в рудники или на плаху… если попросту не вздёрнут сразу, на месте преступления. Но покушение на налоги — это, по сути, покушение на власть Святителя, на его дарованные Эмиалом права. И вряд ли местный жрец будет благодушен, его понять можно — старость приближается, а место — не из доходных. Проявить принципиальность, жёсткость, да ещё перед селянами правильные слова произнести, чтобы поняли и на будущее запомнили — глядишь, кто-то из столицы заметит рвение.
А в том, что орденская стерва не ограничится вопросами о лесных разбойниках, Тит нисколько не сомневался.
— Н-не надо… сиятельная… всё скажу…
Из сбивчивого рассказа следовало, что (как Таша и предполагала) в каждом селе у грабителей были свои глаза, пристально наблюдающие за дорогами и обозами. Если верить Титу — ну, а не верить вроде бы и смысла не было, напуган управитель был до дрожи в коленках — в этом селе лихоимцев было лишь двое. Один — ещё зелёный пацан… вернее, тогда, десять лет назад, он пацаном был. Сейчас — мужчина зрелый, да толку с того.
— Помешался он тогда… я, сиятельная, и не знал, что он в лес ходит, как есть не знал, светлым Эмиалом клянусь. Уж потом, когда дело-то это случилось, оно и ясно стало. Здан — тот вообще не вернулся, вроде как на охоте сгинул, а этот припёрся… совсем дурной, заговаривается, каждой тени боится.
— Чего ж ты его выгораживал-то?
— Ну, это… — Тит потупился, но соврать под угрозой применения магии не посмел. — Племянник он мой, так значит. Сеструхи сынок… Тогда ведь сопляк-сопляком тогда был, какой спрос с него, а сейчас, гляди ж, как чего-то спужается, так или в штаны наложит, или забьётся куда-нибудь, хоть бы и в собачью конуру, и иначе, как булкой медовой его оттуда не вытащишь. А страшит его, почитай, что угодно. Грешно блаженного-то обижать… он, может, и поразбойничал всего-ничего, да и не убил никого.
— А помешался-то почему?
— Кто ж его ведает? Мы с сеструхой уж расспрашивать пытались, да после тех расспросов только портки вновь стирать. Видать, узрел что-то недоброе, вот и тронулся маленько. Видать, было от чего, Здан-то мужик был могучий и злой, его всё село стороной обходило. Ан гляди ж, сгинул. Правду сказать, сиятельная, я и сам с облегчением вздохнул, негоже такого соседа иметь. Я-то на него управу никак найти не мог, хоть и лютый, да никого до смерти в селе не зашиб, а если просто юшку из носа пустить или, к примеру, челюсть в драке свернуть — так это… ну, бывает. А вообще-то Здан мужик работящий был… чего его в лес-то потянуло, кто бы знал.
Таша пробарабанила пальцами по столу, затем повернулась к воспитаннице:
— Альта, так ты мешочек-то принеси.
— З-зачем м-мешочек? — снова начал заикаться и бледнеть Тит. — Н-не надо м-мешочек, сият-тельная, я всё рассказал, клянусь Светом…
— Ну рассказал и рассказал, — не стала спорить леди Рейвен. — А теперь пойди и племянника приведи.
— Наказать решили? — сообразив, что лично ему пока ничего не грозит, Тит немного приободрился. — Оно, конечно, правильно, да только блаженного-то пожалеть бы. Он и мухи теперь не обидит. Да и сеструха опять-таки… ведь овдовела давно, сынок, пусть и убогий, единственная радость в доме. Проявите милость, сиятельная, век с сестрой за вас Эмиала молить буду.
— Да не стану я его наказывать, — поморщилась Таша. — Задам пару вопросов, а повезёт, так и помочь смогу. Живо приведи племянника.
Управитель, кряхтя и вздыхая, отправился исполнять поручение. Альта принесла мешок с компонентами для заклинания и уставилась на госпожу. Та принялась неторопливо раскладывать на столе мисочки, пузырьки и пакеты с травами. Затем подняла глаза на воспитанницу.
— Вопросы у тебя на языке так и вертятся.
— Вы сказали, что сможете вылечить этого несчастного, госпожа?
— Вот как, несчастного, гм… а ты не забыла, что он причастен, возможно, к смерти твоих родителей?
Некоторое время девушка молчала, затем тихо пробормотала:
— Если причастен, я его сама убью.
— Ух ты, какие мы грозные, — рассмеялась волшебница. — Тебе так часто приходилось людей убивать, малышка? Ах да, я помню, приходилось. Так вот, дорогая моя, убить человека не так уж сложно, временами — так просто легко. Но не всякого… Если он угрожает твоей жизни или жизни тех, кого ты любишь, если крадёт у тебя на глазах твоё имущество, если просто творит зло, тебя особо не касающееся — всё это послужит оправданием и совесть тебя не попрекнёт. Или попрекнёт, но не то чтобы очень сильно. А вот прикончить слабого и беззащитного куда труднее.
— Но если он убийца?
— Десять лет страха — недостаточно суровое наказание? Впрочем, я не уверена, что смогу избавить его от болезни, хотя попробовать стоит.
— Вы будете накладывать на него «оковы», госпожа?
— Нет, к чему мне безвольная кукла. Да и подобное сумасшествие «оковами» не излечить.
Человек, которого привёл Тит, выглядел, мягко сказать, странно. Молодой мужчина лет двадцати пяти имел лицо, больше подобающее пятилетнему дитяти. Круглое, лупоглазое, немножко испуганное, изрядно перемазанное медом — Тит не соврал, здоровенный медовый пряник, похоже, примирил племянника с необходимостью предстать перед глазами сиятельных волшебниц Ордена… хотя вряд ли этот мужик осознаёт, где он и с кем.